Светлана Остров  книга «Пегасу» цикл «Гражданская лирика»

Сеется, стелется  осень  солдатской обновой,
Словно дождем, порошит и юнца, и дельца.
Пялится в окна слепой приживалкою совесть,
Шепчет: «А все-таки, "Слово,– присвистнув  по совьи,
Было в начале и будет началом конца».
 
Родом откуда, не помнит его Украина.
Может, с тех мест, где горится мудрейший Сион?
Только по сей день кликует святая община,
Громко икая с масонски  забытой вершины:
«Мир – во владенье!»  «Распятого Бога долой!»

– Господи, что тебе, взять да унять малахольных,   
Матерный драйв  куражей? Не молчи! Ну, скажи?!
Грады полюют по степи казацкой, по долу,
Мне ж отправлять сыновей в путь от сердца до школы,
Школы с коротким и грозным названием «Жизнь».

Последний герой

У ворот ветхий старец,  неведомой силой хранимый,
На развалинах, схваченных жухлым, угрюмым плющом,
Сросся с камнем и слушает вздохи затворов: " Прощен!
Наш хозяин забыт мирозданием непостижимо".

Равнодушно, казалось, взглянул в мою сторону, понял
Любопытства исток и, клюкою коснувшись песка,
Ворошить стал, и начал затейливо долгий рассказ,
Что в себе столько лет  он держал, словно посох в ладони.

 –Здесь когда-то был город. Веселые, смелые люди
Жили дружно и строили вместе, растили детей,
Тесно, может быть, да не в обиде, мирской суете.
Ратным счастьем плодов трудовых наполнялись их будни.

 –Отчего же остался один ты и всеми покинут?      
 –Да соседи однажды надумали столп возвести,
Не во  благо для всех, но  до самых высоких светил
Дотянуться геройски решили, прославиться в гимнах.

Не дал Бог им на то, сил, ума, наделив разноязычьем.         
Честолюбцы на утро не помнили имя отца,
А иные, кирпич испрося, получали с крыльца
Горсть свинца в кулаке, что больнее пощечины зычной.

Разбранились, ушли, кто куда, разбрелись. Я – последний 
Не герой, пахарь. Славна земля, что вскормила меня,
Чтоб ее и любить, и беречь, ни столпов, ни коня,          
Ни войны брат на брата, тебе, человек, непотребно.

Украине

Свет во тьму кровит,
                разукраиный,
Казаки лежат 
                в обе стороны,    
А тебе во след,
               неприкаянно                           
На безлюдии, 
               крячут вороны.
Провинилась чем
              перед Господом?
Треплют косоньки, 
              клочат перьями,
Наготы хотят
              не добром, кнутом, 
Полумертвой хоть,
             хоть  расстрелянной…

В бессмертном полку

Вскипит проспект и, берегов не зная,
Покатит волны памяти рекой.
- Отец, сегодня  понесу, как знамя,
Я твой портрет, приподняв над собой.

Взовьется сердце снова влет за песней,
Разверзшей неба толстые меха,            
Давай пройдем  в строю рабочем вместе,
Как много лет назад, в руке рука.

Нет чести выше: на мгновенье слиться
С дыханием бессмертного полка,
Великой силы, став ее частицей.
Жизнь водрузить над миром на века.

Цвет-калиновая рать

              поэма
             
                 I                      
Утонули дни в страницах, не родившихся стихов.
Слов горячечные лица, словно пришлые зарницы,
Не уходят с берегов.
Ищут без вести пропавших.
Все равны под крепом влажным:
Нет героев и чинов.

Осень, древняя Сивилла, залистав твою тетрадь,
Проклинает  от бессилья за упавшие стропила
Цвет-калиновую рать.

                  ІІ
– Здравствуй, мама! В эшелоне мы живем на полустанке,         
Я звонил  по телефону. Связи нет, нашел знакомых, 
C нашей школы, как ни странно.

Помнишь, сказку ты читала,  про троянского коня?
БТРы ржут на  шпалах. Взводный наш, бывалый малый,
Выбрал в старшие  меня.               
И добавил, что медали ждут героев. А с утра                     
Я стрелял в  горизонтальной, вел наводку цели дальней,      
В жарком «крупе»  на ура!         

Боя не было. В квадрате А-4 – тишина.
Женщины c чужих пенатов принесли нам яблок знатных,
Хлеба, сыру и вина.                  
Я пригубил кружку, стоя, глядя весело на ту,                      
Что бойца спасла от зноя и приветила «героя»,               
Накормила ввечеру.                     
 
Вдруг она спросила просто:  « С кем воюете, сынки?         
Хат за речкою – с наперсток, дети, бабы да подростки,       
Мужиков нет, старики?»
       
…Пил вино, пахнуло прошлым, детством у родных ворот,
И калиной осторожной, что по узким тропам ложным,
День и ночь за мной бредет.

                   Ш
Добрый вечер, мам, в который я пишу тебе письмо.
Передай Элеоноре: «Я вернусь с войны весной.
Адресат? Не утруждайся: девочка – мечта, фантом,
Та, чье имя на запястье прятал я под рукавом. 

Шла по скользкой, топкой гати в мой простреленный рассвет.
В подвенечном  белом платье, кружевах-калины цвет.
Обещала, целовала, улыбалась мне в ответ.

А хирург спросил: « Невеста?» Да, была со мной Элен…
Что с ним спорить? Бесполезно. Нет руки – любовь  взамен.

                    IV
Здравствуй, ма! Больничной койкой, видно, кончится война.
На подвесках жесткой стойки, я с камрадом беспокойным
Обсуждаю «ордена».

День троянскою кобылой  вновь маньячит у окон,
Грязно-серый и унылый… И прогнать его нет силы.
Кто ж придумал триллер-сон? 

Крик в ночи: «Зачистка!» Местных разобрали по домам…
Ни родиться, ни воскреснуть, в оголтелом мире тесном,
Не удастся, дважды, мам.

                      ***

Синеокая   ведунья, осень плачет у дверей:
«Пала Троя, видно, втуне. Мир людей не стал разумней.
Будет ли когда добрей?»
Градом бухает по кровле,
Изрешеченной вчера.
Стынет порохом и кровью
Да алеет в изголовье
Цвет-калиновая рать.

Прекратите войну

Гражданин Президент, не давала Вам права,                                             
Голосуя за Вас, на разбрат и войну.
Если б Ваши сыны подрались, раззабавясь,
Неужель запороли б их в сродном дому?

Разнимать принялись бы, ничуть не лукавя,
По-мужски рассудили  бы двух молодцов.
Чем Вы заняты? Живы и Каин, и Авель,
Но уже угощают друг друга свинцом.

А в затишьях от боя и после допросов
Кровь смывают и раны бинтуют в сердцах.
Внуки-правнуки славного племени россов,
Поминают в молитвах не Вас, а Творца.
 
Почему?! Не прощу двух гореваных братьев!
Не прощу Вам детей, не прощу никому!
Каково же мне, матери, видеть распятых
На жердях Вашей Правды?  Я Вас прокляну…
 Прекратите войну!

Что сказать?

Когда приутихнет над степью ковыльной
Полуденный гомон, встает в полный рост,
Выходит, пропахший дорожною пылью,
Из бронзы солдат, заступает на пост.

Он изо дня в день, из столетья  в столетье,
Покорный ветрам, не склонил головы.   
Привык ко всему фронтовик: неприметен,
Усталый, суровый, стоит средь живых.

Мне слышен, сегодня до боли понятен
С обветренных губ, прозвучавший вопрос:
«За что убивают друг друга собратья,
И строится в ряд за погостом погост?

Тогда, в сорок пятом, сынов научили
Задраивать грозных бастилий ухмыл,
И помнить…  Казалось, что не было силы
Мудрее союзного, кровного «мы».

Откуда  ж тупая вражда? Не накормит
Европа продавших свои образа….»
Комдив ожидает, в молчании скорбном
Мне стыдно смотреть ему прямо в глаза.

Что сказать?

Трын-трава

                    Памяти безымянных солдат,
                                       погибших под Донецком (2015).

Натяну  плакучих ветел
постромки,   
Разбужу соловый ветер                  
у реки:
 «Не окинуть глазом ночи
далину.
Отыщи в логу средь   прочих
Трын-траву!
Разгулялись  в полнолунье 
блажь да свист,
Вновь ложиться черным углем
палый лист.
Только бьется под крестами,
что есть сил,
Расклокочась голосами,
кровь могил.
Зореоки в горьких росах
до поры
Спят в объятиях покосной
трын-травы».