РУХЛОВ
Александр Владимирович

Родился в 1988 году в городе Кургане. Закончил городскую гимназию № 31, затем филологический факультет КГУ. Именно на филфаке КГУ начал посещать занятия литературной студии В.Ф. Потанина. После окончания университета работает по специальности: преподаёт литературу в «Курганском областном лицее-интернате для одарённых детей» и Курганском университете. Преподавательская деятельность отмечена на конкурсе «Учитель года России – 2015» специальным призом жюри «За яркий дебют в профессии». 
Автор поэтического сборника «Мосты времени” и поэмы “Шпана”.
 
ДВА ПИСЬМА К МУЗЕ
 
1
Расскажи, моя Муза, что шептал тебе парк,
Где листва припорошена снегом.
Я в Сибирь убежал, я Сибирью пропах,
Словно вор, словно каторжник беглый.
 
Здесь холодные ветры в горло олово льют,
Щёки жадно клеймит жгучий воздух
И осенние тени осанну поют,
Словно свищут угрюмые розги.
 
Тени славу поют тем, кто к миру миров
Прикоснулся до времени смело.
Ты меня, моя Муза, лишила оков
Всех возможных времён и пределов.
 
Затяжные дожди тихо сумерки длят,
Словно там, у заливов балтийских.
Без оглядки бежал. Но искал тебя взгляд.
До жилья так темно и неблизко. 
 
Здесь вино и вина спелись так и сплелись,
Что на истину стали похожи.
За Уралом, скажу Тебе, тоже есть жизнь,
Лишь порой одиночество гложет.
 
У меня на спине плеть узоры плела,
Но меня снова воля манила.
Под бубновым тузом вырастают крыла –
Те, которые Ты подарила.
 
Я отсюда уйду – по росе, на рыси.
Серым волком – от лога до яра.
Я тот парк отыщу, сделав круг по Руси,
Где Ты, Муза, следы оставляла.
 
А пока я бегу, привыкаю брать след,
Слушать сердца призыв потаённый.
Нежный зверь, сумасшедший, бродяга, поэт,
Поцелуями Музы клеймённый!
 
2
Вновь вернётся мотив, как вернётся волна,
Отыскав в темноте нужный берег.
Я опять о Тебе, мне опять не до сна.
В тишину распахнёт полночь двери…
 
…Я стихом и ветрами просолен насквозь,
Слов солёной водой напоён я.
Мне сказала судьба: «Ты тревоги отбрось,
Отдохни, от дорог утомлённый».
 
Мне судьба говорила: «Бросай якоря,
Не объедешь ты целого света.
В моих гаванях плещутся те же моря
И поют те же самые ветры.
 
Здесь, в богатых портах, дорогие шелка,
Дорогие заморские вина.
Здешних женщин любовь горяча и сладка,
Они ждут своего господина.
 
Так вели паруса бригантинам сушить
Отпусти экипаж свой на сушу!»…
Я скажу: «Нет. Непросто моря усмирить
И ветров неспокойные души».
 
Я отвечу: «Прости, мне на якорь не встать –
Я не все осознал ещё вины.
Успокоенным пить в честь покойных оставь
Дорогие заморские вина.
Им на саван оставь дорогие шелка,
На утеху – горячие ночи.
Меня манит дорога, как будто строка,
Как волны неразборчивый почерк.
 
Я в пути, я для Музы везу жемчуга,
Корабля переполнены трюмы.
Значит, суши не смеет коснуться нога,
Быть не смеют покойными думы!..»
 
Меня манит судьба – голосами сирен,
Что сулят острова золотые.
Но, заслышав их песни, достану свирель
И губами коснусь, как святыни.
 
И прольётся мотив, как прольются дожди,
Словно небо в волнах угасает.
Ты стоишь у прибоя. Я кричу Тебе: «Жди!», –
Словно за борт бутылку бросаю.
 
КАПРИЧЧИО ДЛЯ МУЗЫ
 
Я твой провинциальный Петербург.
Я белое пятно, я чистый лист.
Во мне звучит, торжествен и упруг
Каприз дождя, упавший на карниз.
 
Я город, что родился из болот,
Как непроглядный утренний туман.
Как мятую тетрадь тревожных нот
Меня Сибирь упрятала в карман.
 
Меня Сибирь упрятала в минор,
В бессонницу, в подклад, в черновики,
Как будто подписала приговор
Поверх моей недрогнувшей строки.
 
А ты меня найди. Настрой рояль,
Сыграй мой заблудившийся каприз.
Мои кварталы музыкой изрань,
В меня ветрами дальними ворвись.
 
А ты меня шагами потревожь,
Стирая о брусчатку каблуки.
Приди на площадь, где уснул гранитный вождь,     
И сумерки мои корми с руки.
 
Пройди по улицам, ломая ранний лёд,
Губами к ночи прикоснись едва.
Смотри, как отправляются в полёт
Освобождённые тобой мои слова.
 
Не дай заснуть, пропасть среди снегов –
Здесь осень быстро выбивается из сил –
Играй мучительную пьесу про любовь,
Которую тебе я посвятил.
 
Закрой рояль, промокший под дождём.
Согрей меня в руке, словно бокал.
Я – город. Тот, что в имени твоём
Своё забытое названье отыскал!
 
ИМЕНЕМ ТВОИМ 
Венок
 
Своё имя в тишине повтори.
Я тобой, как тишиной, окружён.
И я трогал, словно руки твои,
Мою рукопись, где стих не рождён.
 
Не поверишь, но я вижу тебя,
Наклонясь над нежно-белым листом.
Я вдыхаю первый снег октября,
Греюсь именем твоим, как костром.
 
Я лицо склонял, как над алтарём,
Я в стихи вино и хлеб обращал.
Греясь именем твоим, как костром,
В унисон ему созвучья искал.
 
Я вплетал его в строку, как бриллиант,
Грелся именем твоим, как костром.
Вечер нас с тобою соединял
Под хрустальным тёмно-синим мостом.
 
Греюсь именем твоим, как костром.
Еле слышные по снегу – следы,
Словно ангел задевает крылом
Мою рукопись, которая – Ты.

ЭСКИЗ К НАСТРОЕНИЮ
 
Это капли осенней воды
Превратились в настырную сталь.
Здесь бы Блоку в пору бродить,
Впереди различая Христа.
 
Здесь метелям искать тишины
И чертить параллели земле.
Я сегодня опять видел сны
О Тебе, о судьбе, о зиме.
 
Мне к Тебе неизбежно лететь,
Как снегам, как последним листам.
И моё настроенье – метель.
Ты меня, словно книгу листай.
 
Ни судьбы, ни зимы не кляня,
Прикоснёшься губами к стиху.
По складам разбирая меня,
Угадаешь в позёмке строку.
 
Тает снег в обречённой борьбе – 
Ночь горячих касается губ. 
Я сегодня дышу – о Тебе.
Словно Слово, Тебя берегу.
 
СОНЕТ О СНАХ
 
Хочу уснуть под сенью Ваших крыл,
Мой светлый ангел, сотканный из снега.
Твой свет мне сам Создатель подарил,
А я искал приюта и ночлега.
Я лишь искал, где преклонить главу,
Ещё не зная, что Тебя я обретаю.
Презрев с Тобою зависть и молву,
Мы прикоснулись к самым страшным тайнам,
К прекрасным тайнам сна и бытия.
Ты видишь: небо пламенеет письменами,
Два слова только: “Ты” и рядом – “Я”,
Скреплённые союзом между нами.
 
Твои глаза, как небеса, ясны.
Мой светлый ангел, подари мне сны!
ПИСЬМО К МУЗЕ ИЗ БОЛДИНА
Венок
 
Ты меня городами лечи,
Отражайся в ветрах и витринах.
Сквозь холерные карантины
Между строк ты меня различи.
 
Ты меня между строк различи.
Плачет скрипка в кварталах старинных,
Среди улиц кривых и недлинных.
Ты меня поцелуем лечи.
 
Ты меня поцелуем лечи – 
Видишь, осень в душе моей кружит.
Вечер снова стихом занедужит
И не спросит особых причин.
 
И не спросит особых причин
У небес голубых и печальных.
Мы узнаем друг друга в молчанье,
Замирая в тревожной ночи.
 
Замирая в тревожной ночи,
Снова шум городской угасает.
День у нас на руках умирает.
Ты меня городами – лечи.
 
 
УТРЕННЕЕ ПИСЬМО К МУЗЕ
из Петербурга в Петербург
 
А осень словно бросилась с ножом,
Срывая с города последнее пальто.
А Петербург закатом поражён,
Он льёт стихи дождями на листок.
 
А ты молчишь, как у реки молчит гранит,
Водой и временем заласканный навек.
А небо солнцем остывающим болит,
И болен музыкой его прощальный свет.
 
А вечер сам себя нарисовал,
Как по неглаженой рубашке, – по реке.
А я как будто в небе догорал,
Как поцелуи догорают на щеке.
 
А город в улицах, как в линиях ладонь.
Ты, как дыханье в тишине, близка.
Ищу твой пульс в биенье городов,
Как будто бы губами у виска!
 
ПИСЬМО В НОВОЛУНИЕ
 
Глядя в ночь, я жду луны новорождённой,
Жду новорождённого стиха.
Вспоминаю звёзды поимённо,
Не давая поиску стихать.
 
Старым серебром темнеет вечер,
Заблудившись в побелевшем ноябре.
Я к Вам подбираю части речи,
Я ищу Вас, словно Слово в словаре.
 
Старая луна меня ревнует,
Исповедуя последние грехи.
Скоро новолуние минует,
Будут настоящие стихи!
 
Вы луной новорождённою взойдёте, 
Тихий свет и нежность мне даря.
С Вами снова встретимся в полёте,
Там, где я Вас воспою без словаря!
 
УТРЕННИЙ СОНЕТ
 
Сорвётся утро в тишину, как лепесток,
И ты опять стихом во мне настанешь.
Тебя коснусь, как почерк трогает листок,
Как просят пальцы музыки у клавиш.
 
И утро, словно бабочка, порхнёт,
Едва коснувшись нежных век крылами.
Твой хрупкий сон, как первый робкий лёд,
Я трогаю горячими губами.
 
Я слышу тела трепетную дрожь,
В тебе пульсирую строкой нетерпеливой.
В изгибах тела растворюсь, как будто дождь
Смолкает в линиях прилива и отлива.
 
И мы сливаемся в блаженном полусне.
Ты – музыка, звучащая во мне!
 
НОЧНОЙ СОНЕТ
 
Здесь между нами только Музыка и Бог,
Да тишина, как будто своды храма.
Мой слог юродивый неловок и убог,
Когда орган рождает в трубах драму.
 
Уж выше некуда: лишь ангелы и свет.
Мы здесь одни в созвучиях Вселенной.
И вновь грядёт, как будто сон, сонет,
Как Соль земли, как Слово, – несомненный.
 
Немая ночь строкой молчание прольёт,
Ведь нам безмолвием друг друга не исчерпать.
Как твёрдо был случайный наш полёт
Нечаянной рукою – предначертан!
 
Нечаянно в ночи забрезжил стих – 
Я снова Музыку в Твоей тиши постиг.
 
МОЛИТВА К СЕРГИЮ 
 
Еду к Сергию, везу твою печаль,
Словно озеру, глазам Его бездонным.
Еду к заводям – задумчиво молчать,
Отражаясь в бликах на иконе.
Еду к Сергию, тебя губами греть,
Имя повторяя у молитвы.
Отче, научи же нас терпеть,
Как воды дают напиться перед битвой.
Еду к Сергию, везу свою любовь,
Будто кроткий свет лампады в сердце.
Еду врачевать слезами боль,
Словно у костра, свечой согреться.
Сосны слушает озёрная волна.
Внемлют Слову храмовые своды.
Величайшей тайны тишина.
Лишь молитва – как ладони в воду.
 
*   *   *
 
Сегодня зачем-то моя голова тяжела,
Окутана сном, тишиною, Тобой, ноябрём.
Я лампу зажёг, я склоняюсь опять у стола,
А лучше и правильней было б сказать “над столом”.
 
А вечер сегодня так долог, тягуч и ленив.
Дождь, верно, влюблён и не хочет никак утихать.
И скажут вокруг: “Над столом головою поник”, – 
А лучше б сказали: “Пропал в лихорадке стиха”.
 
Да так ли уж важно, что скажет иной маловер,
Коль наши следы терпеливо приемлет листок,
Где день ото дня, сообразно вращению сфер,
Для нас наступают смиренные сумерки строк.
 
А может, честнее бы было совсем промолчать –
Вино разливать и камин на двоих растопить.
Но снова и снова я в слове Тебя обречён обретать,
Как будто бы губы, Тобою больные, опять просят пить.
 
НЕОПАЛИМАЯ КУПИНА
 
Придёт пора, чтоб всё однажды сжечь
И над страной развеять хмурый пепел.
Косноязыкую рассыпчатую речь,
Прошедшие потери и портреты,
Погибшие следы на площадях,
Солёный след вдоль линии отлива,
Следы, что вечно за тобой следят
И за спиной крадутся молчаливо,
Следы забытых муз в черновиках,
Где сумерки сиреневы и долги,
Сжигать, и днём с огнём строку искать,
Как человека в темноте базарных толков,
На книжных полках жечь безжалостно тома,
Где сказано о гибели поэтов,
Пронзать огнём, сжигать в огне туман
И односложные холодные ответы,
Сжигать мосты, давно ведущие во тьму,
Отживший груз привычек и приличий, 
«Почти» застенчивых остывшую тюрьму, –
Всё то, чего исчерпано наличье.
Придёт пора всё сжечь. И помолчать,
И ворожить над воском и золою,
И слышать всё, что ведомо ночам,
И слёзы лить, склонившись к аналою,
И снова рукописям заплатить оброк
Деепричастных и причастных оборотов,
И, помолчав, тебя увидеть между строк,
Тобой уже разыгранных по нотам,
Здесь, в тишине хрустальной и нагой,
Где из морей порой рождается Венера,
Где вышли жемчуга из берегов,
Там, где прозрачней и вернее вера,
Мы вдруг поймём, как вечность нам мала,
В чуть слышной нежности немея меж мирами,
Познаем всё, что знают зеркала,
Друг в друге отраженьем замирая,
И помолчим – уже с тобой вдвоём.
Умывшись опалённой тишиною,
Я буду в пламени, как в имени твоём,
Пылать Неопалимой Купиною!
 
СОНЕТ НА ВОЗВРАЩЕНИЕ МУЗЫ 
 
Мои стихи блуждали по ночам
В черновиках необработанных и грубых.
Они молчали, как затопленный причал.
Рассохлась лодка, будто жаждущие губы.
 
Что нам осталось? Старые тома
Да пара вёсел – рифмою не новой.
Но вот опять волны вкусит корма,
Как будто губы вновь коснутся слова.
 
И лодка мчит, влекомая рекой,
Вспорхнули стаи перепуганных туманов.
Перо впадает в рукопись строкой,
Как руки рек ласкают океаны.
 
Чуть слышный плеск, едва заметные круги…
Я слышу Музы лёгкие шаги.