Людмила Осанова

БАБЬЕ ЛЕТО

Я в осеннем лесу
Золотисто-лимонного цвета.
По опавшей листве
Я опять одиноко брожу.
Я домой принесу
Паутинку из бабьего лета
И тебе на ладонь,
На большую ладонь положу.
Паутинка, она
Вся того серебристого цвета,
Как твоя седина,
Как седая твоя голова.
Значит, лето ушло,
Нашей жизни короткое лето,
И унылая осень
Упрямо вступает в права.
Только осень, она
Может быть теплотою согрета,
Если рядом с тобой
По оставшейся жизни пройти
И былую теплынь
Уходящего бабьего лета
Сохранив до конца,
До последней доски донести.


Снегири, снегири

Снегири, снегири,
Вы мне с детства знакомы.
Мой отец был мечтатель
И русской природы знаток.
Он меня уводил
Зимним утром из дома
По следам по русачьим
В Берендеев волшебный чертог.

Где деревья стоят
В кружевах, как невесты,
Слушать свист ваш свирельный
Любили с отцом мы вдвоём.
А потом, в сорок первом
По первой повестке
Он в солдатской шинели
Навеки покинул свой дом.

Он не кончил войны,
Не дошёл до Берлина.
Он погиб в Подмосковье,
В бою на лесном берегу.
Он упал у берёзы,
И пером снегириным
Струйка алая крови
Загорелась на белом снегу.

Снегири, снегири,
Как давно это было!
Вот и внук его вырос,
Родившийся после войны...
Снегири, снегири,
Над безвестной могилой,
Над святым его прахом
Погрустите за нас, снегири!

Август

И снова август — завершенье лета.
Он тихий и задумчивый такой.
Порозовели серьги бересклета,
В лесу примолкшем дух царит грибной.

Ещё лучами тёплыми природу
Ласкает солнце, и цветы горят,
И пряно всё, и ульи пахнут мёдом,
Укропом — грядки, яблоками — сад.

Но жёлтый лист, предсказывая осень,
Вдруг появился в зелени берёз,
Как ранняя, непрошеная проседь
Среди твоих каштановых волос.

Ожидание

Фонари в переулке,
как глобусы,
С неба мелкий снежок летит.
Ровно десять прошло автобусов
С полчетвёртого до пяти.

Я ждала, а тебя всё не было.
Ты опять не приехал — опять.
Ты не знаешь, тебе не ведомо,
Как тоскливо напрасно ждать,

Как смотреть в чьи-то лица пристально
И минутки до встречи считать,
И ушанку твою пушистую
Среди шапок в толпе искать.

Вечереет.
Круглы, как глобусы,
Фонари проливают свет.
Сходят люди с подножек автобусных,
Только нет среди них тебя, нет.

Больно так, будто сердце уменьшилось,
Но хочу, чтоб и ты испытал –
Не меня, так другую женщину
Где-нибудь бы
вот так же
ждал.


Калужница

На лугах ещё лужицы
От воды снеговой,
Огнецветы-калужницы
Расцвели над водой.

И мальчишки-проказники
Закатали штаны:
Видно, к майскому празднику
Им букеты нужны.

Но цветов этих солнечность
Над весенней водой
Мне сегодня припомнилась
В обстановке иной.

Были годы военные,
Середина весны.
Шли колоннами пленные
По дорогам войны.

Сквозь апрельские запахи
От нагретой земли
Продвигались на запад мы –
На восток их вели.

Помню крыши под соснами,
В десять изб хуторок.
Их немало разбросано,
Хуторов, вдоль дорог.

От иных лишь названия
Да пожарищ зола.
Всё спалила Германия,
Всё, что взять не смогла.

Ну, а этот, под соснами,
Словно враг миновал.
Нам, немытым, нечёсаным,
Разрешили привал.

Сутки целые отдыха –
ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ЧАСА –
Как в награду нам отданы
И за ночи без сна,

И за плечи, уставшие
От мешков вещевых.
Поместили нас с Машенькой
В одну избу двоих.

А наутро в той местности
Залились соловьи;
Побродить по окрестности
Мы с подружкой пошли.

За околицей — рощица,
А за рощицей луг.
Солнце в лужах полощется,
Всё сверкает вокруг.

А в лугах, а над лужами,
Как ковёр золотой,

Распустилась калужница
Над весенней водой.

Тут мы сняли неладные
С белых ног сапоги
И в водицу прохладную,

Словно в детство, вошли.

И венки золотистые
Мы сплели из цветов.
А потом... кто-то выстрелил
Из-за чёрных кустов.

Только вскрикнула Машенька,
Покачнувшись слегка,
Струйка змейкою махонькой
Поползла от виска...


Снова утром отправились
Мы в поход боевой.
Только Машу оставили
Под зелёной сосной.

И остались на холмике
На краю хуторка
Из калужниц из жёлтеньких
Два печальных венка.

С той поры много времени,
Много вёсен прошло,
И моё поколение
Поседело давно –

Но как только калужница
Расцветает весной,
Вспоминаю подруженьку,
Что лежит под сосной.


Зангезур
(из цикла «Армения суровая и нежная»)

Зангезур — это синие горы,
Зангезур — это серые скалы,
Зангезур — это склоны лесные
И ручьи ледяной воды.
Там у самых туристских палаток
По ночам завывают шакалы,
А вверху, по лугам по альпийским,
Круторогие ходят козлы.

Мы три дня провели и три ночи
В живописных горах Зангезура,
Мы смотрели, как в диком ущелье
В белой пене бурлит Воротан,

А в причудливом каменном лесе
Любовались природной скульптурой.
Ах, какие столбы и колонны
Ветер смог изваять — и вода!

Зангезурцы — отважные люди.
Мы видали, как землю в корзинах
Вверх по склону крестьяне несли.
А на склоне террасами — грядки,
Словно каменные ступени.
И не только водой драгоценной –
Жгучим потом политы они.

Зангезур — медных руд кладовая,
Нам сказал инженер из Кафана
(Есть такой городок в Зангезуре,
Рудники и дома среди гор).

А когда мы домой уезжали,
Он остался за белым туманом…
Зангезурские синие горы
Не могу я забыть до сих пор.

Ворониха

Завывают ещё метели,
Заметают моё крыльцо,
А в гнезде на высокой ели
Ворониха снесла яйцо.

Ель стоит вся в наряде белом,
В бурых шишках, как в бубенцах.
Ворониха горячим телом
Греет будущего птенца.

Дни и ночи сидит покорно,
Глазом-бусинкой не моргнёт,
Только ждёт, когда ворон чёрный
Что-нибудь
на обед
принесёт.