Вера ПАВЛОВА


Дочери

* * *
Свеченьем обесцвечена,
загадочно лучится
беременная женщина
с засосом над ключицей.
Кто в лоне спит калачиком,
кто в сердце спит клубочком?
– Мне снятся только мальчики.
Наверно, будет дочка.

* * *
Щекотливым шепотком
рассказать тебе хочу,
как в роддоме молоком
залила очки врачу.
Наклонился: как дела?
Похотливо сжал сосок...
Брызнуло, оба стекла
зачеркнув наискосок!

* * *
Ромашковым лугом,
дорожкою тряской,
как пахарь за плугом,
иду за коляской,
пою по-крестьянски,
срываю ромашку:
Смотри! Из коляски –
глаза нараспашку.

* * *
Тшш, – говорила метла,
тсс, – говорила лопата,
ты под крылом снегопада
в красной коляске спала,
ты улыбалась во сне,
сыпался снег-второгодник,
думал о родине дворник,
о виноградной стране.

* * *
Посмотрели снегопад
от начала до конца.
Начинался невпопад –
крошки, перышки, пыльца, –
а потом так припустил,
так сгустился над катком,
что ребенок рот открыл
и ловил его, ловил
высунутым языком...

* * *
Кривые рожицы – Мам, не смейся! –
в тетрадке в клеточку – Пап, не трожь! –
– Что рисуешь? – Святое семейство.
И только Бог, как всегда, не похож.

* * *
Хризантемы в латунном тазике
(с дачи или по три рубля),
пучеглазые первоклассники,
незамужние учителя.
Не у всякого получается
сделать Кассу Букв и Слогов.
– Иринсанна, Орлов кусается!
– Ну и сволочь же ты, Орлов.

* * *
– Опять мечтаешь? – орали над самым ухом
чертежник, физик, военрук, физкультурник.
А я не мечтала – разве тут помечтаешь!
Точнее, мечтала о том, как ночью, в постели,
пригревшись под одеялом, обняв подушку
двумя руками, я помечтаю вволю
о тонком принце в доспехах из лунного света,
о доме в лесу у речки для самых любимых –
рояль в гостиной, собаки, велосипеды,
любые книги, какая хочешь одежда.
Хватит трех этажей, или сделать четыре?
Лодка, с парусом. Специальные крылья.
Волшебная палочка – мало ли, пригодится.
И, так и быть, таблетка от всех болезней.
О, как я буду мечтать! – шевеля губами
и пальцами ног, пылая, ресницы дыбом,
знобит занавеску, в серванте звенят сервизы...
В общем, примерно так, как теперь вспоминаю.

* * *
осень наступила
на подол двора
растеклись чернила
выводя физ-ра
девы-скороспелки
понеслись гурьбой
по секундной стрелке
против часовой

* * *
Росла в любви и нищете,
красивая, волевая,
живую воду в решете
носила, не проливая,
янтарной музыкой светясь,
ждала заветного бала...
Сбил с ног. Упала навзничь в грязь.
Ни капли не расплескала.

* * *
Крепко-накрепко забыто.
Вспоминать не смей!
Молоко пропало быстро.
Муж еще быстрей.
Отоспись! – Проклятый снится.
Удались! – Куда?
Помолись! – А как молиться? –
Грудь пустым-пуста.

* * *
Доченька моя худенькая,
съешь ложечку за папу,
он для тебя не поскупился
на лучший сперматозоид.
Доченька моя щупленькая,
ложечку – за второго папу,
он для тебя потрудился –
сделал тебе сестренку.
Доченька моя тощенькая,
ложечку – за третьего папу,
он для тебя постарался –
увез от тебя маму.
Доченька моя чахленькая,
ложечку – за четвертого папу,
пока он платит по счету
за мирный семейный ужин.

* * *
Отцветающая мать,
не перечь юнице,
не пытайся удержать
солнышко в темнице.
Ей – сиять и согревать
всех, кого попало,
мне – в потемках доставать
второе одеяло.

* * *
Тоска и скука
густой, усталой,
остывшей крови...
Роди мне внука,
и я оставлю
тебя в покое,
роди мне внука,
роди мне внучку,
роди мне двойню,
зазнайка, бука,
лентяйка, злючка,
гуляка, соня!

* * *
– Еще не знаю, за кого,
уже знаю, в каком платье:
сине-белом, без рукавов,
лодочки, без перчаток... Ради
этого – хоть сегодня в ЗАГС! –
острогруда, тонколица,
тусклый огнь в огромных глазах...
– Мам, а трудно разводиться?

* * *
Приехала дочь, заколки
усеяли пол и полки.
У нас их немало, полок,
но ей хватило заколок.
Уехала. Проводили.
Искали. И находили
на улицах, в парках... Чудо! –
Твои невидимки – всюду.

http://magazines.russ.ru/october/2011/9/pa4.html