Нина Евгеньева (Хрипко Н. Е.)

родилась в Белоруссии (г. Гомель) в интеллигентной семье: отец – инженер, мама – учитель. Школьные годы провела в Донбассе. 
Окончила Днепропетровский химико-технологический институт.
После окончания работала в НИИ шинной промышленности
(г. Днепропетровск), ДПО «Азот» (г. Днепродзержинск), ООО«Днепрконструкция» (г. Днепродзержинск).
С 2005г. - член литературной студии «Факел» (г. Днепродзержинск). Этот момент считает началом своей творческой деятельности.
Автор двух поэтических сборников стихов: «Мотивы» (2007г.) и «Мгновения» (2009г.).
Нина Евгеньева является членом Регионального Союза писателей Приднепровья, Правления РСПП, Межрегионального союза писателей Украины, Международного сообщества писательских союзов (г. Москва).
Издаётся в журналах «Отражение», «Крыла», «Форум», в коллективных сборниках РСПП и студии «Уголёк» (г. Днепропетровск).
Нина Евгеньева является призёром Всеукраинского литературного фестиваля «Крик на лужайке 2007» (получила диплом за яркую образность), Лауреатом конкурса «Натхненний дует Приднiпров’я 2008р.» (Диплом за первое место), Лауреатом конкурса «Натхненний дует Приднiпров’я 2009р.»( диплом за второе место).
Удостоена литературной премии им. Михаила Светлова (2010г.)

Нина Евгеньева (Хрипко)

 СТИХИ

Мне вязать бы из слов кружева,
Оставлять строки мыслей в узорах;
Тем, кто встретится, их раздавать
В отворившихся мне коридорах,
В распахнувшихся залах домов
С притяжением небеспричинным
Двух гармоний с названьем: любовь
Мира женщин и мира мужчин. Им
Я б дарила не вещи кутюр,-
Но, надеюсь, в корзину не бросят,-
Может, в моду войдёт слог- ажур?
Ведь сейчас это так редко носят…
Я брала б для вязания нить,
Раскрутив свой душевный клубочек,
И стихи сочиняла- дарить,
Согревать кружевами из строчек.

 Снежный балет

Декабрьский балет снегопада зимы.
Сюжет – из либретто-прогноза.
Поэзия в нём (как в судьбе: я–из мы)
Светла (после тьмы, после прозы).
Теперь белый город – блестящий декор.
Меж пышными пачками снега
Мелькает софитовый луч. Он так скор:
Не схватишь коль скоро не бегай
Глазами за ним – за смешком декабря.
Судьбе бы такое либретто,
Где строчки на белом – не чёрным, не зря
Сейчас, до и после балета.
Снег – в небе над городом сцены времён –
Танцует легко бесконечность.
Навстречу идущий, как я покорён:
Черты восхищенья на встречном.
Он, может, поэт, а вокруг мастер-класс
И падает снег словопадом?
Поймать бы снежинки-слова про сейчас,
Открытое сердцем и взглядом
В природе ещё доклассических па
Маэстро зимы. Жаль, не вечен
Мгновения след – не на камне стопа –
Но кажется стихопредтечен.

 Пасха
Под церковными крестами
Освящение в приходе.
Пасха пахнет куличами.
Солнце крашенкою всходит
И по облачной глазури
Катит писаным яичком.
Им томится свод лазурный,
Тает радугой зарничной.
Храм христосоваться звонит
И так хочется напиться
Неба талого с ладони.
Разговеться бы в божнице
Куличом с ванилью пряной
Сдобы в святочном замесе;
Солнца писанкой румяной
С тайной слов: « Христос Воскресе…»


Там поток - не потоп

На закате поток-листопад
Бурый, словно течение века.
Каплет листьями тающий сад,
Как в руке шоколад. Осень блекла.
Я грустна, оттого что почти
Век таков же: невесело матов.
Душу садом он всё ж подсластил.
День со сладким, пока не закатан
Горизонтом, охапку листвы
То дает ветром, то отнимает;
Как судьба, он капризен, увы...
В осень день, будто в прятки, играет.
Под листвой талой спрятал бы он
Нелюбовь, что горчит шоколадно,
А проточно-чужой взгляд и тон
Не держал на плаву листопадном....
На закате ворона черна,
Но ещё мне не каркает к снегу.
Там поток – не потоп, где луна
Выплывает осенним ковчегом.


Я забилась в себя,
Как в плетёнку гнезда,
Камни слов пригубя.
Кто-то мне их отдал,
Чтоб могла согревать
В холодах голосов;
На губах разминать
Твердь мне отданных слов;
Растопить в них потом
Голосов мерзлоту.
Ощутив под крылом
Предстиха полноту,
Я гнездилась в себе
С парой чистых листов.
С тридевятых небес
Я поэзию слов
Зазывала сюда:
В задушевье гнезда,
Чтобы таяли впрок
Камни пластикой строк.



На каштанах цветочные свечи.
Греют нас. И не пахнет войной.
Мир героями очеловечен,
А расцвечен по - майски весной.
Время детской рукой барабанит.
Враг солдату не целится в грудь.
Только память - открытая рана –
Не дает ветерану уснуть
Долгой ночью. А днём у каштана,
Задремав, он воюет во сне,
Год за годом со стоном тараня
Танк врага в незабытой войне;
На броне мчит к победе, чтоб с нею
Возвращаться опять и опять
К тем, кого нынче свечи не греют,
К тем, кому в снах – живых – умирать.
Мир героями очеловечен,
Обеспечен высокой ценой.
А в награду цветочные свечи
Греют нас и жизнь пахнет весной!

Детство - экстерном

Я детство сдавала экстерном.
Эпоха судила с пристрастьем.
Жива была мама на черно-
Железной дороге несчастья
В составе прочь изгнанных долей.
Налет… И наш поезд расстрелян.
Прибежище - русое поле.
А мессер ломал небо, целясь
В мишени – цветные платочки.
Они безнадёжно открыты
И так беззащитно цветочны.
Хотелось - в беде не избытой
С годами – как высшего бала
Отбоя на поле убоя,
Где мама так долго лежала,
Меня прикрывая собою.
На крики мои – ни словечка
Родимой, ни жеста, ни вздоха…
Та рана была бесконечна –
В крови захлебнулась эпоха.
И мамина смерть по цветному
Платочку прицелилась верно,
Как юнкерс, по отчему дому…
Так, будто сдав детство экстерном,
В дороге осталась одна я.
И было всё хуже, чем плохо:
Судила не менее злая
Без мамы и детства эпоха.

 До боя холм – почти гора

Мой автомат – калёный крест,
Земля – не мать.
Высотка – просто Эверест
Но нужно взять.
То смерти в радость, что на мне
Двойной прицел:
Тут, на груди; там, на спине.
А где предел?
Я, недвусмертный, для врагов –
Мишень. Заград
ЭнКаВэДэ стрелять готов.
А кто назад?
Патроны все наперечёт,
Но я ж солдат.
Мой самобраный пулемёт
Под бранный мат
Бьёт по фашисту на войне,
Как ратный крест…
Нет, человечина – не мне.
А тех, кто… ест,
Чей Бог не здесь, не этих мест
И мать с отцом,
Мне, став на карный Эверест,
Забить крестом…
До боя холм – почти гора
И страх в укор.
А после боя на Ура –
Всего бугор.


 И смерть отошла

Был голод. В тиши умирали.
Смерть будто не голосе. Лишь
Два крика в блокадном родзале:
Вслед женщине крикнул малыш.
Но смерть всё же близко и в силе.
Не стало в груди молока.
Мать кровью ребёнка кормила –
Сцедила бы всю для глотка
Из сердца. Давала, вскрыв вены,
Не груди, а руки сосать.
Молчал ли кто так во вселенной,
Как сын и кормящая мать?
И смерть отошла от бессмертных.
Её тишина не для них.
Блокада рвалась на тех твердных
Высотах от криков живых!


Век Пик

Всё меньше праведных, как было до потопа.
Всё реже знаки обещанья в виде радуг.
Всё мельче взгляды, цели, грешных мыслей стопы,
В пути на левой полосе, ведущей к аду.

Всё больше мир боится эконаводненья.
А может, это страх библейского потопа?
Витает он в слезах Всевышнего терпенья
И в твердокаменных словах живых эзопов.

Всё хуже климат: нестабильно, сыро, грозно.
Всё тише справа – в рай, а слева грешный топот.
И будто плачет Бог дождём. Пугают слёзы.
Боюсь, не сдержит слово – смоет всё потопом.

Всё жду, что выплачется всё-таки Всевышний;
Век пик покажет миру время радуг снова;
И, всё же, праведников громче будет слышно
Под ясным небом, в знак обещанного слова.

***
Коляски, качель... Многозвонно
Из них вырастают детишки.
Мелькают юбчонки девчонок,
Ветровки героев-мальчишек.
Песочница с детским замесом
Породы большого народа.
Жизнь резко прибавила в весе,
Как сын ... А вокруг колобродят,
По радио бредо-эфирно
Рулят и скандально педалят...
Но дети в песочнице мирно
Растут, как страна, из сандалий.

Мы – два облака

Мы – два облака, падших с дождем,
Приземлились в салон безразмерный
«Мерседеса», но только вдвоем:
Дождь был лишним – остался за дверью.
Он обиженно вслед застучал.
Но мы окна, как веки, закрыли.
Я тебя, а не он, целовал
В том зажмуренном автомобиле.
Дождь, наверное, капли крошил,
Воя ветром. Но можно ли слышать?
Нам казалось: взлетали в тиши
Мы – два облака, – выше и выше...


Разогрей в поцелуях

Улыбнись, милый, звёздно;
Обними обжигая;
День холодный и постный
Разогрей, улыбаясь,
Не в литье медных кружек…
Чтобы души кипели
Разогрей день на ужин
На окне у постели:
И пускай небо тает
На оконном подносе;
Бровь луны, закипая,
Изогнётся в вопросе;
Предвечерие пряным
Сквозь стекло просочится
В дом, парящий туманом.
До румянца на лицах
Разогрей… Кипень звёздный
На подносе прозрачном
Буду пить я, как воздух,
От ожогов не плача;
Не дыша, чтоб не стыл и
Пряный вечер смакуя…
Обними жарко милый,
Разогрей в поцелуях…


 Измеренье любви

Жизнь моя - без экстрима мажорного,
Мне минора хватает вполне,
Задушевного лада, бесспорного,
Экстремальная жизнь не по мне.
Я не строю и замков диковинных -
Жалко шпилями небо колоть;
Не желаю условий особенных,
Где бы нежилась бренная плоть.
Но есть то, без чего не жила бы я,
Что даёт ещё силы мне жить:
Я по-женски простая и слабая,
Не хочу, не могу не любить;
В небесах не витаю заоблачно,
А в своём измеренье любви
Мою окна, пускай будет солнечно
Свет со мною ей гнёздышко вить;
Ей на стол – белоснежные скатерти,
Разносолы, хлеба и чаи;
Ей быть в доме моём не на паперти -
Только в центре, как в сердце семьи.
Я стелю покрывала восточные -
Их шелками мужчину ласкать
И духи разливаю цветочные,
Чтоб казалась поляной кровать.
Мне не нужно мажора вчерашнего
И любви, будто веры чужой -
Пусть всегда будет теплой, домашнею,
Не остывшего дома душой.



Незлой зимы посошок

И вспенен день снегопадом,
И в личной –всё хорошо.
Февраль без вьюжной бравады.
Незлой зимы посошок.
Весна уж не за горами.
Пора зиме уходить…
А ей бы с неба снегами
Ещё хоть день, покружить.
Как мне б ей – в пенную заметь
На мир не злясь, а любя,–
Хотя бы светлую память
Оставить после себя.