Ким Иванцов, писатель (1926-2016)

 

После советско-финляндской войны 1939-1940 гг. (в историю она вошла как война с белофиннами) любимой книгой нашей компании стал двухтомник "Бои в Финляндии". Да разве ж можно было равнодушно относиться к рассказам о неустрашимости и геройстве бойцов и командиров РККА. Стояли страшные морозы (порой они доходили до 50 градусов), бесились метели, гремели пушки, неистовствовали пулеметы, а красноармейцы бесстрашно шли на автоматный огонь белофиннов, укрывшихся в железобетонных ДОТах (долговременных огневых точках).
Правда, мой отец иной раз сокрушался:
- Что-то долго возимся с Финляндией. Той страны - с гулькин нос, а наши все толкутся у какой-то "Линии Маннергейма". - Насупил брови, недоуменно развел руками: - Призывают в армию даже сорокалетних. Многие из них необучены. Да и те, которые служили, давно забыли уроки военного дела...
Мама, как и я, внимательно слушала отца. Однажды сочла уместным их дополнить:
- В больнице теперь докторов нехватка, а хирургов вообще нет. В Красную Армию забирают женщин, врачей и медсестер... даже тех, у кого маленькие дети.
Все эти разговоры я приносил в свою компанию. Другие ребята также рассказывали о раздумьях своих родителей. Мы спорили, строили планы разгрома белофиннов.
Между тем, как мы узнали через десятки лет, советская разведка уведомляла Сталина, что война с белофиннами может оказаться затяжной и кровопролитной. Однако Ворошилов заверил вождя в другом: "Красная Армия разгромит белофиннов за три недели, - нарком обороны многозначительно улыбнулся и с чувством большой симпатии к другу добавил: - Это будет подарок ко дню твоего рождения, Иосиф".
Однако события разворачивались совсем не так, как представлял их ход "луганский слесарь, боевой нарком". Лишь через месяц боев наши наконец-то определили, где именно проходит "Линия Маннергейма", которую не брали ни артиллерийские снаряды, ни авиационные бомбы. Те укрепления красноармейцы взрывали накладками динамита.
В годы Великой Отечественной войны мне довелось воевать и на Карельском фронте, в советском Заполярье. Оттого я не понаслышке знаю, что такое война в Заполярье. Отчетливо представляю, как зимой 1939-1940 гт. красноармейцы, сжимая в руках трехлинейку образца 1891/30 года и замерзая в летнем обмундировании, бесстрашно шли на автоматный огонь финнов. Тогда, как и в годы моей войны, снежный покров в Заполярье и на Карельском перешейке составлял полтора-два метра, под ним не замерзали озера. Наши танки (как и в мое время, а я был механиком-водителем Т-34) продвигались, ничего непредвиденного не ожидая, и вдруг исчезали в трясине.
В той войне с белофиннами возникло немало других неожиданностей. Скажем, "кукушки" (так называли финских снайперов-лыжников, внезапно появлявшихся перед советскими войсками). Прячась в кроне или за стволами высоких и могучих деревьев, они в упор расстреливали красноармейцев и тут же мгновенно исчезали.
И все-таки Красная Армия совершила чудо - она в лоб прогрызла "Линию Маннергейма". На подобное не отважились даже гитлеровцы при нападении на Францию в 1940 году. Тогда "Линию Мажино", прикрывавшую границу Франции с Германией и подобную "Линии Маннергейма", немцы не стали штурмовать, они ее обошли.
Имея десятикратное превосходство, Красная Армия, в конце концов, разгромила финскую армию. Лишь спустя десятилетия после развала Советского Союза стала известна цена той победы. Мы смогли убедиться в правоте слов маршала Маннергейма, главнокомандующего финской армией, который свидетельствовал: "Русские не экономили ни на пехоте, ни на танках, масштабы их потерь были ужасающими". Настолько ужасающими, что мы никак не осмеливались назвать их. Наконец набрались мужества и сказали, что в лесах и болотах Финляндии навсегда остались... Разные авторы приводят разные цифры, одни называют только убитыми от 130 до 150 тысяч. Другие... Когда рукопись этой книги отлеживалась, общественное Российское телевидение (ОРТ) в одной из передач (12.03.2003) сообщило, что та война унесла 330 тысяч жизней бойцов и командиров Красной Армии; число раненых и обмороженных было равно числу убитых, тогда как потери финнов составили 25 тысяч человек.
То же телевидение рассказало, что еще во время советско-финляндской войны, когда РККА захлебывалась в крови, НКВД творил свое черное дело, искал виновных наших неудач. Командиров судили пачками, к тому же прилюдно. Расстреливали их также в присутствии публики - комсостава РККА, приводимого на ту казнь для устрашения целыми группами.
Когда умолкли пушки, из пяти с половиной тысяч красноармейцев и командиров, угодивших в плен, пятьсот человек расстреляли сразу, а три тысячи оказались в сталинских концлагерях, откуда мало кто из них возвратился.
К. Е. Ворошилов, который лично руководил боевыми действиями, отделался легким испугом. За бездарное управление войсками его всего лишь сняли с должности наркома обороны. Воистину прав был Л. Д. Троцкий, который в октябре 1918 года во время боев за Царицын телеграфировал Ленину: "Ворошилов может командовать полком, но не армией в пятьдесят тысяч солдат". В войне же с Финляндией была развернута армия в 450 тысяч человек. Теперь общеизвестно, как ею руководил "первый маршал СССР", единственным учебным заведением для которого была земская двухгодичная школа.
С военной точки зрения то была катастрофа, она показала неподготовленность Красной Армии к современной войне и стала позором для Советского Союза. Советско-финляндская война подтолкнула Гитлера к нападению на Советский Союз.
Тогда ничего этого мы не знали и не предполагали, хотя некоторые ребята приносили в школу и клуб письма старших братьев, участников боев.
В них ни слова о тяготах войны, никаких жалоб, никакого недовольства. Полная уверенность в скором разгроме белофиннов. То же самое было и в письмах из госпиталей: "...рана не тяжелая, скоро поправлюсь, у меня все хорошо". Правда, в одном письме промелькнуло сожалению о том, что командиры были в белых полушубках. Финские снайперы легко брали их на мушку и убивали. Одновременно молчок о том, что красноармейцы одеты в шинели.
Опьяненные победной шумихой, поднятой газетами и радио, школьники и после окончания той бесславной войны продолжали строчить героям боев теплые благодарственные письма….


Через неделю … мы смотрели кинокартину "Истребители". Главного героя фильма, военного летчика Кажухарова, - роль его с большим мастерством исполнял молодой Марк Бернес, - тоже звали Сергеем.
- Как меня! - восторженно проронил Тюленин. И сейчас же тревожно спросил: - Неужели не сбудется мечта? - Резко взмахнул рукой, уверенно добавил: - Быть такого не может!
Домой шагали неторопливо.
- Песня... песня-то какая! - неожиданно воскликнул Сергей и тотчас негромко, но с чувством запел: - "В далекий край товарищ улетает..."
Однажды я рассказал об этом, на первый взгляд, незначительном случае сестре.
- Сергей, - живо откликнулась Нина, - частенько напевал песенку своего тезки и во время оккупации. Как видно, мечта детства теплилась в нем до последних дней жизни...
Те из ребят, кто мечтал о гражданских профессиях, как и мы, знали и помнили: защита Отечества есть священный долг каждого гражданина СССР. Поэтому они вместе с нами сдавали нормы на оборонные значки "ГТО" (Готов к труду и обороне), "ГСО" (Готов к санитарной обороне); "ПВХО" (Готов к противовоздушной и химической обороне), "Ворошиловский стрелок". А также участвовали в многочисленных кроссах, которыми непременно ознаменовывались памятные даты в жизни нашего государства. В те дни мы с Сергеем Тюлениным бросили курить. Вот как это произошло.
Однажды повстречался нам военный летчик. В петлицах - по два кубаря. Лейтенант. На рукавах еще золотые нашивки. Он, должно быть, приехал на рудник к родственникам. Мы стояли за углом клуба, дымили папиросами и буквально пожирали глазами того летчика.
В довоенные годы не только советские люди, весь мир был поражен и восхищен беспримерными, просто потрясающими подвигами наших славных летчиков. Первый в мире беспосадочный перелет из Москвы через Северный полюс в Америку; спасение челюскинцев в Арктике; мировые рекорды дальности полета и высоты... Они не только восхищали, но и звали в ряды отважных все новых и новых романтиков, тех, у кого были бесстрашные сердца и неудержимое желание покорить небо. Имена В. П. Чкалова, М. М. Громова, В. С. Гризодубовой, М. М. Осипенко, В. К. Коккинаки, И. П. Мазурука, С. А. Леваневского знали каждый мальчишка и каждая девчонка. Возвышающая молодого человека профессия летчика (тем более, военного) была самой привлекательной и почитаемой.
Даже обывательницы, которые во все времена не интересовались жизнью общества, и те не могли удержаться от восхищения делами "сталинских соколов". Правда, их интересовало нечто иное. О том хорошо сказано в распевавшейся тогда в кругу филистеров песенке:

 Мама, я летчика люблю.
Мама, за летчика пойду.
Летчик высоко летает,
Много денег получает -
 Вот за это я его люблю.

Многие из нас тянулись к небу. Что касается Тюленина, то он воздухоплаванием буквально бредил. Потому и наблюдал за тем летчиком, открыв от зависти рот. Лейтенант обратил на нас внимание. Вскоре мы разговорились.
- Зачем вы курите, ребята? - спросил летчик.
- От нечего делать, - ответил Сергей.
Мой друг сказал неправду. Курили мы не просто так, а чтобы походить на взрослых.
- Кем вы хотите стать, когда повзрослеете? - поинтересовался летчик, продолжая с любопытством рассматривать нас.
- Летчиками-истребителями, - выпалили мы почти одновременно.
- Ну нет... из этой затеи у вас ничего не выйдет. В авиацию требуются здоровяки, крепкие парни. А у курящих людей, да еще с детства... - он пожал плечами, передернул губами, - откуда сила возьмется? Запомните, хлопчики, - посмотрел на нас с жадным вниманием, - самолет и табак - понятия несовместимые. К полетам в небе надо готовиться на земле. И задолго до ухода в армию. Физкультура, хорошие знания наук, дисциплина... Без всего этого пилотом не станешь...
Когда лейтенант ушел, мы долго молчали. Потом Сергей проронил:
- Чего доброго из-за табакурства нас на самом деле не призовут в армию.
С той минуты ни Тюленин, ни я больше не дымили папиросами. А ведь до этого и родители, и учителя не раз и не два разъясняли, советовали, уговаривали, внушали, задавали взбучку... Однако мы продолжали дымить. И вдруг враз покончили с тем табакурством после всего лишь доброго совета совершенно незнакомого человека. Вот что значила для нас, как руководила нашими поступками мечта стать летчиками.
Что касается родителей, то они не читали нам нравоучений, воспитывали своим жизненным примером: работой на производстве и дома, отношением друг к другу, соседям, знакомым, родственникам. Что касается курения, то здесь их пример был иного рода, потому и не срабатывал: и мой отец, и отец Сергея табакурили.
Архаровцы нашей честной компании (или хулиганы, как не вполне справедливо нередко называли нас некоторые взрослые) своим центром избрали клуб Горького шахты-новостройки № 1-бис. Этот красивый двухэтажный очаг культуры возвели года за три до начала Великой Отечественной войны. Он расположен на краснодонской окраине, примыкающей к поселку Первомайка - в прошлом казачьему хутору Сорокин. Тот поселок входил в черту города, однако сохранил свое наименование. Новый шахтный клуб был тогда самым привлекательным и примечательным зданием города. Клуб Горького как-то сразу полюбили шахтеры и многие другие жители, особенно молодежь. А когда у клуба появился первый в Краснодоне асфальтовый тротуар, людей здесь заметно прибавилось. Многие, интереса ради, просто прогуливались по необычной пешеходной дорожке - первая ведь такая в жизни!
В клубе регулярно демонстрировались кинофильмы, притом новые. Денег у нас зачастую не было. Оттого проходили в зрительный зал без билетов, кто как умудрится. В основном через примыкающую к клубу кочегарку, откуда потайной ход вел к оркестровой яме. Иной раз сердобольные контролеры "за особые заслуги" (в основном в уборке помещения и прилегающей к клубу территории) пропускали нас через нормальный вход.
В новом очаге культуры часто проходили концерты художественной самодеятельности шахты и нашей школы. Работали многочисленные кружки: балетный, драматический, струнный. И, самое главное, размещалась прекрасная библиотека-читальня. Она выгодно отличалась от школьной читалки большим книжным фондом. Здесь не переводились книги, прочитать которые мы давно мечтали.
А сама библиотекарша! Молодая, стройная, миловидная, вежливая, внимательная, начитанная. Даже Генка Почепцов, который не был книгочеем, стал заглядывать в читальню, брал в руки книжку, дабы лишний раз взглянуть на совершенную в своей красоте женщину. Запомнилась страстная книжница еще и тем, что нередко улучала момент, чтобы неназойливо и тактично напомнить: читать надо с толком. И это означало не просто глотать книги, а задумываться над прочитанным. "И если книга затронула душу, - говорила библиотекарша, - если взял от нее нравственный заряд, значит, ты стал капельку прекраснее и совершеннее".
До сих пор помню просторный светлый зал, довольно удобную и красивую по тем временам мебель. Ни у кого из нас дома не было ничего подобного - ни таких столов, ни таких стульев, тем более кресел. Особенно нравился мягкий кожаный диван, на котором мы любили сидеть с газетой или книгой в руках. А Тюленин на том диване просто блаженствовал. Его наслаждение вполне объяснимое: их большой, бедной дальше некуда семье недоставало даже обыкновенных самодельных табуреток. Их заменяли длинные лавки из неотесанных досок. К библиотеке мы относились свято. В читальном зале не шумели, не сорили, не обсуждали свои вопросы, разговаривали вполголоса. Для бесед у нас было другое место, под лестницей. Но о том рассказ впереди.
В шахтной библиотеке - всегда разнообразные журналы и газеты. (В этом, кстати, замечу, помогал ей мой отец - книгочей. Тогда он работал помощники заведующего шахтой № 1-бис по кадрам и быту.) В числе любимых газет, конечно же, была и "Пионерская правда". Индивидуальная подписка на нее практически исключалась. Наша школа тоже выписывала "Пионерку". Однако ее ни в библиотеке, ни в пионерской комнате никогда не было. Сколько раз мы просили классную:
- Сделали б витрину и вывешивали в ней "Пионерскую правду". Всякий раз слышали в ответ:
- Эта газета выписывается для дирекции.
- А мы думали, для пионеров, - недовольно и резко заметил как-то Тюленин. Несколько повысив голос, он торопливо добавил: - Для дирекции должна быть своя, директорская, "Правда".
- Не умничай! - прикрикнула на Сергея классная руководительница.
На том разговор закончился.
В шахтной же библиотеке "Пионерку" выдавали без задержек, по первой просьбе. Особо запомнился номер за двадцать первое декабря 1939 года. Он попеременно переходил от одного пацана к другому - каждому хотелось подержать его в руках. И это не удивительно. На первой странице был помещен большой портрет товарища Сталина. Во весь рост. Иосиф Виссарионович в шапке, шинели, сапогах. Правую руку заложил за борт шинели. На всю страницу большими буквами напечатано: "Сегодня нашему гениальному вождю великому Сталину исполнилось шестьдесят лет. Все дети советской страны от всего сердца поздравляют любимого друга и учителя трудящихся всего мира".
На этой же странице напечатан Указ о присвоении товарищу Иосифу Виссарионовичу Сталину звания Героя Социалистического Труда.
Мы пристально всматривались в черты знакомого по бесчисленным портретам лица. Время от времени то один, то другой ученик ронял:
- Какое мужественное...
- А взгляд! Внимательный, заботливый, проницательный.
- Волевой и добрый.
- Сталин все видит, все знает, обо всех заботится.
- До чего же просто одет.
Многим нравились пышные, знаменитые на всю страну усы - о них поэты сочиняли стихи.
- Таких ни у кого нет, - восхищенно ронял Третьякевич.
В день рождения Сталина в школе состоялся митинг. Директор долго рассказывал (точнее, читал по бумажке), как Иосиф Виссарионович руководил Октябрьской революцией, оборонял Петроград и Царицын.
- В годы гражданской войны, - вдохновенно тараторил Юрий Юрьевич, - партия направляла товарища Сталина на самые ответственные фронты. Иосиф Виссарионович - создатель нашей доблестной Красной Армии, организатор всех наших побед.
Затем последовал рассказ о том, как товарищ Сталин проводил коллективизацию (это я знал лучше директора) и индустриализацию, как он боролся и борется с троцкистами, бухаринцами, зиновьевцами, всеми другими врагами народа. "Именно Сталин, - подчеркивал директор, - в борьбе с предателями Родины защитил наше Советское государство".
В заключение Анисимов призвал школьников быть бдительными, помнить о происках контрреволюционеров. И, чтобы избежать возможных неточностей и тем самым на всякий случай обезопасить себя, не отрывая глаз от бумажки, прочел указание генсека "высматривать и распознавать врага, которого нужно потом убирать только насильственно... методом физического истребления".
- Товарищ Сталин, - уточнил директор, - говорил об этом еще в тридцать пятом году на встрече с руководящими комсомольскими работниками. Среди вас, - Юрий Юрьевич обвел школьников внимательным взглядом, - тоже есть комсомольцы. Да и пионеры... это ведь завтрашние члены ВЛКСМ. Всегда помните об этих словах нашего великого учителя. - Анисимов повернулся к стене, указал рукой на портрет "лучшего друга советской молодежи, родного отца и учителя" - он висел на том самом месте, где два года тому назад недолго красовались первых пять маршалов Советского Союза. Из-за отсутствия зала этот митинг, как и все массовые собрания школьников, проходил в фойе.
История красочного портрета вождя советского народа, под которым стоял наш директор, такова.
Нарисовал его, как свидетельствует запись в моем дневнике от 20 февраля 1940 года, наш семиклассник Николай Щедров. Под впечатлением всего, что ежедневно с утра и до вечера сообщали о "земном божестве" средства массовой информации, Колька, как и многие из нас, пришел в исступленно-восторженное состояние. Памятуя о запрете детям рисовать портреты вождей, автор многих карикатур на учителей все же решил ослушаться. О том, что за подобные действия может угодить в тюрьму или лагерь, наш товарищ не думал.
Обзаведясь добротной фотографией "мудрого вождя", Щедров принялся за работу. Экспромт оказался настолько удачным, что директор не ограничился личной похвалой - он решил показать работу своего ученика в райпарткоме (так в те годы называли районные комитеты ВКПб). На этот раз партийные товарищи сделали исключение: они не только не осудили поступок школьника, но даже рекомендовали вывесить тот портрет в школе на самом видном месте. Так произведение семиклассника Кольки Щедрова появилось в фойе школы.
Не стану лукавить, одурманенные газетами и радио, мы сердцем и душой верили, что Сталин - это Ленин сегодня, что он самый добрый, самый справедливый, самый умный. Словом, самый-самый... Потому один за другим с упоением читали на том митинге стихи "О Сталине мудром, родном и любимом". Конечно же, с теми стихами, как всегда в подобных случаях, выступали лучшие ученики, отличники. Велико же было наше удивление, когда Виктор Третьякевич (он вел митинг) назвал фамилию Тюленина. И вот Сергей, явно смущаясь, но все же с чувством, вначале тихо, затем все громче и громче стал декламировать стихотворение о сталинской Конституции казахского акына Джамбула Джабаева. Называлось оно "Великий Сталинский закон":

 Закон, по которому радость приходит,
Закон, по которому степь плодородит,
Закон, по которому служит природа
 Во славу и честь трудового народа.

Закончился тот вечер дружной песней:

 Для нас открыты солнечные дали,
Горят огни победы над страной.
На радость нам живет товарищ Сталин,
 Наш мудрый вождь, учитель дорогой!

После окончания митинга никто не расходился. Мы вновь и вновь всматривались в умилительные, тщательно отретушированные портреты Сталина, развешанные по стенам. И вновь охали и ахали при виде благообразного, прямо-таки царственного лика "любимого друга и учителя трудящихся всего мира", его мудрой отцовской улыбки.
Когда прощались, я спросил друга:
- Как ты попал в число выступающих?
Он ответил недоуменно:
- Сам удивляюсь. Витька Третьякевич завел меня к директору. Тот спросил, хочу ли я прочитать на вечере стихотворение о товарище Сталине? Ответил: я не отличник. "Свое отношение к товарищу Сталину, - сказал директор - может высказать любой ученик. Теперь конкретно. Стихотворение Джамбула Джабаева о Сталинской Конституции знаешь?" Ответил, что знаю. "Прочитай". Я продекламировал. Он сказал Третьякевичу: "Потренируй его немного. И все будет хорошо". Когда я уходил, Третьякевич задержался у директора. Слышал, как он спросил: "Может, еще Иванцова добавим?" Юрий Юрьевич ответил: "Хватит одного Тюленина..."
Вспоминая сегодня все это, думаю, директор хотел подчеркнуть всенародную любовь к товарищу Сталину. Потому и пригласили выступить далеко не передового ученика.
В те дни Сталина с круглой датой поздравил также главный фашист мира Адольф Гитлер. Однако главный коммунист земного шара счел нужным скрыть от своего народа то обращение. И только спустя десятилетия мы узнали содержание приветственной телеграммы фюрера. Вот ее полный текст:
"Господину Иосифу Сталину.
Ко дню Вашего шестидесятилетия прошу Вас принять мои самые сердечные поздравления. С этим я связываю свои наилучшие пожелания. Желаю доброго здоровья Вам лично, а также счастливого будущего народам дружественного Советского Союза".
У Гитлера имелись весомые основания прислать такую телеграмму нашему вождю. По сути, это была ответная любезность. Адольф, конечно же, помнил сталинский тост на приеме в Кремле в честь подписания советско-германского договора о ненападении: "Я знаю, - утверждал тогда Сталин, - как немецкий народ любит своего фюрера. - Высоко подняв бокал с вином и веря, что обвел Гитлера вокруг пальца, корифей всех народов мира в экстазе добавил: - Поэтому я хочу выпить за его здоровье". Ту речь Сталина от нас тоже утаили.
В делах Гитлера многое производило внушительное впечатление на Сталина. Завязывая добрые отношения с фюрером, наш вождь надеялся использовать его для расширения границ СССР, установления коммунистического режима в других странах Европы. Иначе к чему главная газета страны "Правда" первого января 1941 года писала:

Наш каждый год - победа и борьба
За уголь, за размах металлургии!..
И, может быть, к шестнадцати гербам
 Еще гербы прибавятся другие...

Эта публикация в "Правде" не была случайной. Она - часть государственной политики СССР. О том, в частности, свидетельствует выступление на 18-м съезде ВКП(б), за пять месяцев до начала Великой Отечественной войны, начальника политического управления РККА Мехлиса. Он требовал, в случае нападения на СССР, "выполнить свои интернациональные обязанности и умножить число советских республик".
Было бы куда лучше, если бы наши правители думали не о расширении СССР, а о его обороне и благополучии народа.
В дни празднования шестидесятилетия со дня рождения И. В. Сталина в клубах Ленина и Горького демонстрировались фильмы (документальные и художественные) только с участием "родного и любимого": об Октябрьской революций и гражданской войне, строительстве первого в мире социалистического государства. Как впоследствии оказалось, вождю всех времен и народов этого оказалось недостаточно. Ему хотелось увидеть о себе отдельный полнометражный документальный кинофильм. Генсек довольно хорошо знал работы советских кинорежиссеров-документалистов и, конечно же, крупнейших из них Эйзенштейна С. М. и Пудовкина В. И. Вождь не раз смотрел работы как первого, так и второго. Особенно нравились Сталину киноленты "Александр Невский" Эйзенштейна и "Потомок Чингисхана" Пудовкина. В отзывах вождя об этих фильмах угодливые руководители кинематографии СССР улавливали невысказанное вслух желание увидеть и о себе подобную ленту одного из выдающихся мастеров кино. Памятуя о добром отношении Сталина к Гитлеру, киношное начальство решило показать генсеку ленту о фюрере немецкого кинорежиссера Лени Рифеншталь, вышедшей на экран вскоре после прихода Гитлера к власти и рассказывающей о съезде национал-социалистической (читай: фашистской) партии.
Картина Сталину не то чтобы понравилась, он был от нее в восторге. Лизоблюды из ближайшего окружения вождя решили оставить в покое и Эйзенштейна, и Пудовкина - они обратились к Лени Рифеншталь, которая, ко всему, была еще и личной приятельницей Гитлера. Вот что впоследствии рассказывала об этом сама подруга Адольфа: "За несколько месяцев до начала войны (Великой Отечественной. - К.И.) я получила заказ Советского Союза - просили снять фильм о Сталине. Мне было очень лестно, что советские чиновники назвали меня талантливее Эйзенштейна и Пудовкина, самых известных сталинских режиссеров-документалистов. Как мне рассказывали, Сталину очень понравились фильмы "Триумф воли" и "Олимпия" (последний посвящен Олимпийским играм 1936 года в Берлине. - К.И.), и он хотел, чтобы я показала его не хуже, чем Гитлера. Таким же харизматичным и обаятельным. Но помешала война".
Упомянул о некоторых штришках к портрету "лучшего друга советских детей" потому, что вся жизнь будущих молодогвардейцев, как и всего нашего народа, была напрямую связана с его деятельностью. И, конечно же, влияла на формирование нравственных качеств будущих героев Краснодона.
Говорят, Сталин сделал для нашей страны немало хорошего. Не спорю. Однако зло, сотворенное им по отношению к собственному народу, намного превышает добро. В том деле даже Гитлер блекнет перед Сталиным. Да, этот Иван Грозный XX столетия, в самом деле вопреки своим злодеяниям, сумел с помощью умнейших людей державы (как рабов по исполнительности, так и тех, кто искренне верил, что компартия служит народу) превратить сельскохозяйственную Российскую империю в могучую державу, обладающую ракетно-ядерным оружием, которую уважали и боялись народы мира. Но ведь строительство могущества диктаторского государства осуществлялось на костях народа. Достаточно сказать, что за годы сталинщины было репрессировано 4,5 миллиона человек. Это без учета депортированных Народов. (Сообщение ОРТ 30.10.2002. г. Передача "Новости" 14-00)
Немалый урон от такой деятельности понесла также Украина. После освобождения республики от немецко-фашистских захватчиков и до середины 50-х годов в отдаленные районы СССР было выселено 800 тысяч ее жителей. Уместно напомнить, что с момента присоединения к СССР Западной Украины и до начала Великой Отечественной войны (всего за два года советизации!) было выслано за Урал и в Сибирь один миллион двести тысяч ее жителей. (РТР "Планета". Передача "Кто мы?" 13.02.2003.) А ведь народ Западной Украины в 1939 году встречал Красную Армию с цветами и хлебом-солью!
Предчувствую, как, прочтя эти строки, вознегодуют некоторые мои собратья: по Великой Отечественной. И не только они. Тем сталинистам, слепо верившим своему божеству, очень хочется, чтобы Иосиф Виссарионович на веки вечные остался в памяти народов мудрым, праведным и добропорядочным, как советским людям рисовали его в течение тридцати с лишним лет. И теперь, когда мы узнали о злодеяниях Сталина, его наследникам трудно погасить в сердцах ту великую любовь, которая невообразимо сильно пустила корни во всем организме.
До чего же долгим и тяжелым оказался путь к прозрению!
Но его надо пройти до конца, если мы хотим встать с колен и познать жизнь, достойную человека. Поднимаясь в атаку, мы могли кричать (и кричали) что угодно. Чаще: "В бабушку и бога душу мать!" Однако смысл тех слов был один: "За Родину!" Она единственная! Она для каждого из нас превыше всего! Потому говорю людям моего поколения: будем помнить героические и трагические годы и месяцы такими, какими они были на самом деле. Передадим внукам и правнукам все, в чем мы участвовали, чему были свидетелями, во что верили. И что бы ни говорили новоявленные "ученые ужи" (простите, мужи), молодогвардейцы, а не их герои были в числе тех, кто спас от коричневой чумы нашу Украину, другие ныне суверенные государства, да и весь мир. И что бы ни уготовила нам, ветеранам Великой Отечественной, судьба, никогда не станем падать духом и говорить неправду - ведь нам нечего бояться, ибо, как и для вареного рака, для нас тоже все страшное позади…