Предвидения бабки Лукерьи

Лукерья жила в небольшом хуторе на берегу реки Кагальник в пяти километрах от Азовского моря. Хуторок был основан давно, и она считалась старожилом среди хуторян, проживающих в двух десятках небольших деревянных хаток и обветшавших глиняных землянок. В центре хутора стояла старенькая покосившаяся церквушка, около стен которой по вечерам собирались старики, чтобы узнать все новости за прошедший день.
Вот именно здесь её и прозвали «бабкой», хотя Лукерье только недавно перевалило за пятьдесят. Она была немного странноватой: всегда укутывалась темным платком, ходила, сутулясь, как-то бочком, была неприветлива и молчалива. Но как лекаря лучше её не было на всем хуторе. Лукерья знала силу лечебных трав, из которых готовила целебные мази и настойки. Среди безграмотных крестьян она слыла еще и колдуньей: любое её предвиденье или предсказание почти всегда исполнялось. На хуторе её побаивались, но в тяжелую минуту всегда вечерами тянулись к ней за советом.
Лукерья жила одна в старенькой землянке на окраине хутора. Детей своих у неё не было, только воспитывала с детства неведомо откуда взявшегося на хуторе мальчонку лет двенадцати - тринадцати, выдавая его за племянника. Белобрысый Михей был шустрый малый. Он вовсе не походил на Лукерью, наоборот, это был общительный, смышленый и очень резвый мальчишка. Лукерью он называл так же, как и все на хуторе – бабкой Лукерьей. Она не обижалась, привыкла к нему и заботилась, как о своем родном сыне. Жили они дружно. Михей во всем повиновался Лукерье, помогал ей по хозяйству, но в любую свободную минутку убегал с хуторскими ребятами то на речку, то за хутор в кусты зарослей терновника, которые они просто называли «тэрном».

Лето 1708 года выдалось особенно жарким. Ребятишки целыми днями пропадали на речке, а мужики вечерами обсуждали события в верховьях Дона. Удивительно, почтовой связи даже с Азовом, находившемся в десяти километрах от хутора, почти не было, а вот слухи из верховья Дона доходили до хуторян быстрее любой почты. Мужики сказывали, что в станице Черкесской казачий атаман Кондрашка Булавин поднял против богатеев бунт и разгуливает теперь не только по всему Дону, но и по степям Поволжья. Поддерживать всякие разговоры о казачьем бунте местный голова запрещал, вот и тешились вечерами тайком мужики да старики сплетнями на церковной площади.
Однажды поздно вечером Михей прибежал домой взволнованный и особенно возбужденный.
- Бабка Лукерья, мужики сказывают, что читали Кондрашкины письма «прелестные». Будто бы он призывает постоять за казачьи права да побить бояр ненавистных, прибыльщиков негодных и немчуру зажиточную.
- Цыц ты, паршивец окаянный! Ишь, чего в моду взял – к мужикам подслухивать. Не твое это сопливое дело. Молчи, коли жить хочешь, а не то враз голова к рукам тебя приберет да в оковы засадит. Помалкивай, тебе говорят! – с гневом набросилась на Михея Лукерья и настрого запретила разносить по хутору подобные слухи. Обидевшийся Михей молча залез на печку и даже не прикоснулся к ужину.
А Лукерья кривила душой: она давно слышала о «прелестных письмах» Кондрашки и полностью разделяла его точку зрения. Хоть она и была безграмотной, но обладала аналитическим умом и острой наблюдательностью. Будучи на приработках под стенами азовской крепости после взятия её Петром I, она своими глазами видела тяжелую крестьянскую участь, да и сама всю жизнь не разгибала спины от непосильного труда на господ. Погруженная в мысли, задумавшись о крестьянской доле, Лукерья зашла за печь и, забыв о Михее, лежащем на печи, присела в укромном уголке за свой заветный комод. Никто не знал, что здесь хранились её «колдовские» карты, разложив которые она могла ясно представить любые предстоящие или прошедшие события. В такие минуты, склонившись над картами, она видела все, о чем гадала. Об этом своем даре она никому не рассказывала, хотя хуторяне и без этого давно подметили в Лукерье странную способность предсказывать любые события или явления.
За окном сгустились сумерки. Землянку окутывала привычная вечерняя тишина: Михей тихонько посапывал на печи, а в уголке в полудреме мурлыкала рыжая кошка. Лукерья осторожно зажгла лучину, уселась поудобней возле комода, тихонько достала из него свои заветные карты и разложила их «на Кондрашку». Бормоча себе под нос, она медленно перекладывала потрепанные игральные карты и вдруг между картами стали проявляться какие-то картинки военных действий. Лукерья стала внимательней вглядываться в еле заметные черты лиц, вырисовывающиеся на исчерканной поверхности комода. Постепенно очертания становились отчетливее, и через мгновение Лукерья уже смогла рассмотреть быстро сменяющиеся картины военных событий и машинально догадываться об их значении. Теперь она ясно представила и увидела, как положение на полях сражений Кондрашки Булавина к концу июня 1708 года резко ухудшилось. Разрозненные основные силы терпели одно поражение за другим от регулярных российских войск. Лукерья следила за мелькающими событиями и догадывалась, что атаман решил, не теряя времени взять Азов, чтобы обеспечить себе спокойствие на юге Донского края. Женщина четко разглядела в одном из событий стремление Булавина самому возглавить походное войско на Азов. Картинки быстро менялись, и вот уже перед её взором сцена, в которой ближайшие старшины отговаривают Булавина от личного участия в походе, предлагают ему остаться в Черкесске. Следующая сменившаяся картинка уже показывает сцену назначения Кондратием походным атаманом старшину Казанкина, которому Булавин поручил командование конными полками, а старшине Хохлачу –пешеходными войсками. Вдруг Лукерья четко расслышала внутренним слухом где-то в потайных уголках своего сознания, как атаман отдал приказ наступать на Азов 2 июля.
Она вздрогнула и резко отпрянула от карт.
- Да ведь это послезавтра, - прошептала Лукерья. – Хоть вы, братцы, и за правое дело боритесь, но нашего Азова вам не видать. Не могу я допустить, чтобы верховые казаки (так на хуторе называли казаков, проживающих в верховьях Дона) заполонили нас, низовцев (казаков, проживающих в устье Дона).
Лукерья так увлеклась картами, что не заметила, как своим шёпотом и возней разбудила спящего на печи Михея. Мальчик тихонько привстал, подвинулся к краю лежанки и теперь мог наблюдать через плечо Лукерьи за всем, что происходит на комоде. Лукерья быстро собрала карты в колоду, тщательно перемешала их и разложила вновь теперь «на губернатора Азова». Через несколько минут на комоде появилась картинка богато убранной светлицы губернатора Азова Ивана Андреевича Толстого. Он был назначен воеводой в городе самим Петром Алексеевичем и честно служил царю-батюшке по восстановлению разрушенного города. Лукерья сама видела его усилия по восстановлению порядка в городе и стремление улучшить жизнь горожан, когда работала на восстановительных работах. Иван Андреевич приглянулся ей тогда, и сейчас она решила во чтобы то ни стало помочь губернатору. Михей расслышал, как бабка Лукерья пробормотала:
- Иван Андреевич, появись. Богом прошу тебя, явись передо мною да выслушай меня.
Михей увидел с печи, как на поверхности комода появилось лицо немолодого уже человека, удивленно мотающего головой. Чувствовалось, что человеку чудятся какие-то слова, но кто это говорит, понять он не мог.
- Иван Андреевич, Кондрашка с войсками по Дону и по суше идет на город. Шестого числа достигнет Азова. Скорее укрепи крепость да пушки на Дон выставь. А коли можешь, собери в крепости войск побольше – видать, сеча кровопролитной будет. Да поспеши, милок, а не то не устоит город перед ворами верховыми.
У Михея перехватило дыхание. Он не верил ни своим глазам, ни ушам. Что происходило в эту минуту в их землянке, мальчишка понять не мог, но своим сердцем чувствовал, что происходит что-то очень важное. К горлу подкатывался ком, нос защекотало. От перенапряжения и избытка волнения он не выдержал и чихнул на всю землянку.

- Фу ты, окаянный! Перепугал на смерть, - обернувшись к Михею, выпалила Лукерья. - Чего глазенки-то таращишь? Али что увидел?
Затем, увидев изумленное и испуганное лицо мальчишки, изменила тон и вдруг тихо и ласково продолжила.
- А коли увидел что, так помалкивай. Видать, пришло и тебе время прознать про мои секреты. Вырос ты, Михейка. Мужиком становишься. Должон понимать уже, что хоть и тяжело нам живется, да под верховыми не легче станет житье наше. Все равно атаманы верх возьмут, а нам с тобой до гроба лямку свою крестьянскую тянуть придется. Да и город наш чужакам не отдадим мы с тобою.
От таких слов глаза Михея стали ещё круглее. Бабка Лукерья впервые сейчас разговаривала с ним, как с самым дорогим ей человеком. Как со взрослым! Он понял это и молча кивнул головой.
- Понял, маманя. Не боись, язык за зубами-то я умею держать. Затем, проглотив слюну, добавил:
- Чай не малой уже, понимаю.
Михей впервые назвал Лукерью маманей. Он этого и не заметил, но вот Лукерью это слово приятно полосонуло по самому сердцу.
- Ну, вот и ладненько. Спи, любезный. Все будет нормально. И мне уже пора прилечь, а то утром рано подниматься.

Лукерья поднялась, заботливо укрыла Михея стареньким покрывалом, бережно собрала заветные карты, спрятала их в комод и побрела к своей кровати.
Последующие несколько дней прошли на хуторе бурно и беспокойно. Хуторской голова дважды собирал сход хуторян, что-то рассказывал им и пояснял. Михей забыл про детские забавы, про речку и мальчишек. В ту ночь что-то произошло в сердцах мальчишки – подростка и взрослой женщины. За пару дней они вдруг стали родными и близкими друг другу людьми. Лукерья поняла, что Михейка незаметно для неё уже вырос. Это материнское чувство приблизило к её сердцу мальчишку, и только сейчас она поняла, что он является единственным дорогим для неё человеком. А Михей впервые ощутил сыновью любовь к этой чужой некогда для него женщине. Только теперь в нем проснулась истинная любовь к Лукерье, ведь именно она вскормила и воспитала в нем самые добрые человеческие чувства. Никто и не заметил, что Михей стал называть Лукерью маманей, а она, в свою очередь, его своим сыночком. На фоне бурных хуторских событий это прошло для всех совсем незаметно.

В конце недели, в субботний поздний вечерок, Лукерья усадила возле себя Михейку, зажгла лучинку, достала из комода свои карты и разложила их «на Кондрашку». Мальчик прижался к ней всем телом, замер и стал внимательно вглядываться в карты. Теперь у них между собой не было никаких тайн: и женщина, и мальчик полностью доверяли друг другу и понимали, что они единственные обладают удивительным даром предвиденья, о котором никому нельзя рассказывать.
Прошло всего несколько минут, как вдруг на поверхности комода вновь стали появляться быстро сменяющиеся какие-то картинки. Михейка многого не понимал, и Лукерья шепотом поясняла ему суть событий. За несколько минут они увидели, как пятитысячная армия булавинских казаков по Дону и по степи подступала к Азову. Вот картинка показала шквал залпов пушек со стен азовской крепости, сотни падающих с обеих сторон казаков. Следующая картинка поведала, как 6 июля бунтовщики сумели прорваться через внешние городские укрепления в Матросскую слободу. Еще мгновение, и на картинке появились события 7 июля. Вот бунтовщики пошли на штурм Губернаторской слободы. В дыму и скрежете сабель Михейка с Лукерьей рассмотрели, как упал замертво атаман восставших Хохлач. Пехота не вынесла атаки защитников Азова и стала отходить. В следующее мгновение перед взорами подростка и женщины предстала кульминация исторических событий. Вот раскрываются азовские ворота, и появляется конница Ивана Толстого. В другой части картины видно, как походный атаман Карп Казанкин начинает оттеснять и громить конницу азовчан. И вдруг из ворот Азова появляется резервный отряд конницы, а в тылу конницы Казанкина – пехотный оборонительный отряд крепости. Еще одно мгновение, и исход осады предрешен – булавинцы стали отступать. Очередная картинка уже рассказывала о бегстве повстанцев к Черкесску, о восстании в станице и обороне Кондратия Булавина со своей дочерью Галиной, о самоубийстве 11 июля Кондрашки и его дочери. Вот появилась картинка, на которой можно было разглядеть, как толпа казаков врывается в курень атамана, выносит на руках его тело и распинает на стене куреня. Вот уже видно, как старшина Тимофей Соколов в окружении военных казаков везет тело Булавина в Азов к губернатору Ивану Андреевичу Толстому. Но это Михейку и Лукерью уже меньше интересовало. Главное, что они стали свидетелями главных событий – обороны Азова от восставших войск Кондратия Булавина. Видимо, патриотические чувства к любимому городу перевесили чувства сострадания за простых восставших казаков, наивно мечтавших «освободить от ворюг барских» великий Дон-батюшку. Лукерья по-матерински потрепала белобрысую шевелюру Михейки, собрала карты, уложила их в комод и стала стелить кровати.

На следующее воскресное утро они проснулись совсем рано. Позавтракали и быстро прибрали комнату. Михейка надел праздничную рубашку, а Лукерья впервые повязала белый вышитый платок, и они гордо, держа друг друга за руку, пошли через весь хутор на воскресный молебен к церковной площади. Хуторские бабки с удивлением и завистью смотрели на гордо идущую по узенькой улочке теперь уже стройную фигуру совсем незнакомой им Лукерьи с каким-то повзрослевшим Михейкой. Им не было ведомо, что произошло с этими людьми нынешней ночью и в один из вечеров неделю назад. Единственное, что было понятно теперь каждому, что по хутору идут два родных и счастливых человека.