Милена Милова

О рыжем Федоте из Крысановского переулка баба Груня знала немногое. Как жил, чем жил - неизвестно.Иногда по ночам, когда нестерпимо урчало от голодухи в пустом желудке, Федот промышлял охотой. Злые языки поговаривали, будто бы Федотка частенько шастал по соседским чуланам, но прямых улик против него не было.
А не пойман - как известно - не вор. Но самое главное - Федот был отцом её любимца Кузеньки и супругом чёрненькой зеленоглазой Федоры, живущих в крохотном флигельке бабы Груни. Устав от нескончаемых дел,
она брала на колени Кузю, неумело ласкала его старческими руками с багровыми сплетениями вен. Счастливый Кузька совсем по-детски бодал бабу Груню в живот, теребил оборки ее линялой кофтёнки и вдруг поднимал на неё
свои небесно-голубые, с бездонными колодцами зрачков, глаза и замирал. Она боялась их немой ужасающей глубины ; взгляда, от которого стыло сердце и леденела кровь.
-Оборотень! - пугалась старуха и поспешно спускала на землю озадаченного Кузьму.
Тёплыми лунными вечерами Федот частенько навещал своё семейство. Старенькая хозяйка, щуря подслеповатые глаза и охая,спускалась по шатким порожкам, садилась на древнюю, как сама,лавочку у покосившегося плетня.
-Счас, счас, милые, - шептала она.
-Давайте помянем Стёпушку мово, кровинушку единую,-неслышно шелестели сухие горячие губы.
Мелко дрожала рука, проливая мимо настойку валерианы. Подобрав всё до капли, Федот степенно усаживался
под липой, посаженной её Стёпушкой и, не сводя блестящих глаз с Федоры, заунывно запевал на одной щемящей ноте: у-у-у-у-у!.
-_А-а-а-а-а,-угрюмо тянула Федора. Звуки сплетались и крепли. В них была такая жуткая тоска, что даже луна, не выдержав, пряталась за облака, а редкие прохожие шарахались в подворотни. В этом адском клубке звуков то
будто буря завывала, то вдруг чудился тонкий надрывный крик ребёнка, зовущего мать. Баба Груня, в который
раз не выдержав этого , почти детского, крика, исступлённо крестилась и просила у Бога смерти, чтоб быть ближе к Стёпушке. Потом, не в силах унять рвущееся из груди сердце, доставала из-за образка пожелтевшую от годов
страшную казённую бумагу из далёкого 42-го года, вглядывалась до боли в глазах в прыгающие неровные строчки, ничего не видя. Соседская Дуняша сказывала тогда, что если прописано"пропал без вести", то непременно ждать нужно, сколько потребуется.
И баба Груня тем и жила: ждала - дни, месяцы, годы, так неистово веря, что даже смерть обходила стороной
сиротливую избёнку старухи. А она всё ждала...