Александр Олейников

Абхазию мне подарили родители. Каждый год, летом, они привозили меня сюда с собой. В Гудаутах жил мамин крёстный в своём небольшом домике метрах в ста пятидесяти от моря.
Море для меня начиналось ещё в поезде с того момента, когда появлялось в окне. Меня поражала разлитая без конца и края лазурь, смешанная с голубизной июльского неба. Если бы картина Малевича заключала в себе подобный одноцветный пейзаж огромного размера, размытый солнечным светом, это был бы эффект потрясающий. Наверно, большое счастье любить море так, как любил его Айвазовский.
Детская память настолько сильна, что я до сих пор помню поездки по побережью разбросанных городов: Гагра, Пицунда, Новый Афон, Сухуми. Сухуми - главный город Абхазии. Он раскинулся у сухумской бухты на месте существовавшего в античную эпоху города Диоскурии. От Гудаут до Сухуми ехать электричкой минут двадцать пять. Поездка по Абхазии на некоторых участках чем-то похожа на американские горки, только поезд несётся не вверх и вниз, а, извиваясь на крутых поворотах, постоянно ныряет в тоннели, за которыми сразу следуют небольшие летние вокзальчики, прилепленные на склонах гор. От них идут тропинки куда-то за горы в близлежащие поселения.
А «по вагонам» регулярно ходят местные женщины, предлагая варёные креветки, малосольные огурчики, варёные молодые кочаны кукурузы, при запахе которых слюнки текут.
Хорошо помню экскурсию автобусом до озера Рица с серпантиновой дорогой, с крутыми подъёмами, от которых голова кружится; остановку для отдыха у маленького Голубого озера. И, конечно, красоту самого озера Рица с глубиной более ста метров, раскинутого в расщелине между горами. Такая красота природы никого не оставляет равнодушным. На прогулочных глиссерах с потрясающей скоростью мы объехали озеро по периметру за считанные минуты, и здесь же, в ресторанчике, ели настоящие шашлыки, вкусные и сочные.
А Боржомское ущелье, если смотреть сверху, похоже на ад. Внизу настолько темно, что создаётся эффект полного мрака. Может такое ощущение не только оттого, что туда не попадают лучи солнца, а ещё и потому, что ущелье заросло пихтовыми породами, и они ещё больше затемняют его глубину.
У крёстного имелся небольшой сад, в котором между деревьями был подвешен гамак. Мне было необычайно интересно забираться в него и, раскачиваясь, мечтать в тени деревьев, читая волшебные сказки Востока. Нарвав с деревьев инжира, жевал его, ощущая на зубах хруст мельчайших косточек. Такие моменты были в часы отдыха от изнуряющего солнца на пляже. На море мы ходили почти ежедневно в два этапа: с самого утра до обеда, а затем к вечеру, когда спадала жара.
Ознакомившись с близлежащей местностью, я самостоятельно делал вылазки на улицу, где росли могучие кедры. Из упавших на землю шишек, выковыривал кедровые орешки и добывал из них зёрна. Любовался пирамидальными кипарисами идеальной формы, словно выточенными на токарном станке опытным мастером.
Дружить мне было не с кем, но и скучать не приходилось, поскольку всё вокруг было ново и непривычно, и вызывало повышенный интерес.
Для меня, восьмилетнего мальчугана, было непонятно странное поведение крёстного, который каждый день из «воздушки» набивал по два десятка воробьёв, сам их обрабатывал, жарил на сковородке и съедал. С одной стороны воробьёв было жалко, а с другой в процессе наблюдения возникала игра, как в «Морской бой»: попадёт, не попадёт. Попаданий было больше, поэтому проигрывал я.
В один из вечеров у меня «прихватило» живот. То ли я инжиру объелся, то ли чего другого, но у меня начались такие резкие боли, колики, что я боялся пошевелиться. Меня положили боком на топчан, долго щупали, расспрашивали, затем вызвали врача, предполагая аппендицит. Но после обильной клизмы и каких-то таблеток к утру кризис стал отступать и я приобретал обнадёживающий вид.
Вообще, проблемы были не только со мной, а и с папой. Дело в том, что папа был заядлым рыбаком. Каждое утро он убегал с удочкой на речушку, которая протекала недалеко от нас и, петляя через дворы, мелкие заросли, обходя мусорные горки, впадала в море. Ловились в этой речушке карасики и другая мелочь. Если отец утром опаздывал на завтрак, мама его «чехвостила» и в хвост, и в гриву.
- Это ж надо приехать на Чёрное море, на настоящий курорт, и каждое утро сидеть на какой-то вонючей речке возле чужого туалета, чтоб поймать полудохлого карася! Кто тебя умным назовёт? – вопрошала она, глядя на него с укором.
- Но вы же всё равно спите. А если я немного задержался, то зачем из этого делать трагикомедию, - отбивался от нападения отец.
- Да неужели тебе дома не надоела эта рыбалка. Нет, нужно ещё и здесь портить настроение всем, - продолжала мама.
Но воз от этих разговоров с места не сдвигался. На следующее утро повторялся тот же сценарий. Мало того, папа и меня увлёк рыбалкой. Зайдя по пояс в море, я на маленькую удочку, сделанную им, ловил морских бычков, которых здесь было так много, что они, как казалось мне, за ноги щипали. Была одна морока с ними: они порой так заглатывали крючок, что я не мог его вытащить, и тогда бежал за помощью к отцу.
- Ну вот, второй рыбак появился. Дурной пример заразителен, - с усмешкой бурчала мама.
И в тоже время восхищалась моим небольшим уловом.
Но всё-таки больше всего мне нравилось играться с морской волной, наблюдать за её накатами, за солнечными переливами в воде, вглядываясь подальше от берега в глубину, в надежде увидеть хоть каких-то обитателей моря. Насобирав на берегу красивых камешков, я их обливал водой, после чего они светлели и становились ещё красивее и разноцветнее.
У Бунина есть небольшой стих «Золотой невод», где волна «зеркальной зыбью блещет и дробится, а солнце под водой по валунам скользит и шевелится, как невод золотой». Я когда его читаю, обязательно вспоминаю именно этот период детства в солнечной Абхазии.
Плавать меня научило тоже море. В прошлое лето я зашёл в него сильно глубоко, по самую шею, и меня волна затащила на глубину. Не ощутив под ногами опоры, я, подобно щенку, которого хозяин решил утопить, стал барахтаться к спасительному берегу, а накатившая волна, играясь, подтолкнула меня к нему. Наглотавшись морской воды и откашлявшись, я понял, что судьба была ко мне благосклонна. Этот случай не столько напугал меня, сколько дал поверить в себя, в свои силы. В тот же день я поплыл, удивляя уже и самих родителей, которые пропустили моё экстремальное занятие под руководством тренера, имя которого - Море.
Каждый год мы приезжали в этот чудесный уголок Абхазии, и он настолько полюбился мне, что спустя годы я стал сюда привозить на отдых уже свою собственную семью, несмотря на то, что само Чёрное море находилось на расстоянии двадцати одного километра от городка, в котором мы жили.

***

Такой дальней поездке из Херсонской области в Абхазию содействовали в первую очередь сами обстоятельства. Моих родных судьба разбросала по всей стране. Родители жили в Ростовской области, и моя обязанность была хоть раз в год проведать их, порадовать гостинцами, пообщаться, показать внуков. Нужно было погостить и у моей любимой бабушки в Кавказской, которая меня нянчила, воспитывала и учила грамоте до школьного возраста. В этом же городе жили и родственники по отцовской линии. А уже от Кавказской и до Абхазии - рукой подать.
Приезжая в Гудауты семьёй, я не испытывал уже той детской восторженности. Может быть потому, что появилась тяга к познанию этого края. Меня не привлекало теперь только море. Хотелось посмотреть пещеры Нового Афона. Под Иверской горой есть целый ряд карстовых пещер, в том числе открытая в 1961году Анакопийская пещера. Однако попасть в неё в период курортного сезона было не так просто. Всё было забронировано для иностранцев, которых словно по расписанию привозили «Икарусами». Простояв полдня, мы так и не смогли купить билеты. Тогда, поднявшись по дороге немного вверх, мы осмотрели у подножья Афонской горы монастырь, а на вершине Иверской горы сохранившиеся развалины древнего храма и Анакопийской крепости. Детям такие поездки были неинтересны, поэтому большую часть времени приходилось тратить на детские интересы: посещение сухумского обезьяньего питомника, батумского дельфинария, катание на прогулочных катерах по морю и т.д. Меня же больше тянуло в горы и к историческим местам. Посетить село Лыхны, что расположено в четырёх километрах от Гудаут, и посмотреть руины средневекового комплекса: дворец, колокольню, купольный храм 10-11 веков с росписью 14 века так и осталось несбыточным желанием.
Зато отведали много кавказских блюд, таких, как люля-кебаб, бешбармак, кюфта-бозбаш, суп-харчо и другие, названия которых стёрлись из памяти. Трудно сейчас сразу и точно вспомнить годы наших поездок в Гудауты, но по каким-то событиям легко этот период можно восстановить. Например, по фильму «Красная стрела» с участием Софии Ротару, который шёл в это время по всему Союзу. Купив билеты, смотрели мы его в переполненном местном кинотеатре, накуренном и душном.
Что ещё у меня вызывало удивление, так это свиньи. Они свободно, без всякого присмотра гуляли по улицам города, и для местных такое зрелище было привычным. Если б свиньи гуляли у нас так, как здесь, я уверен, что они исчезали бы, как в Бермудском треугольнике морские суда.
На местный базар мы с женой ходили ранним утром, пока дети спали. Покупали полюбившийся козий сыр сулугуни, горный мёд, тёмный, пахучий, горьковатый, но очень вкусный. Арбузы, дыни, южные фрукты были постоянно в нашем рационе. Мороженое и напитки тоже.
Крёстного уже давно не было, поэтому мы жили постояльцами в одной из комнат двухэтажного особнячка из ракушняка, недалеко от моря. Хозяин был аджарцем, но мы его почти не видели. Он работал сторожем на какой-то базе, всю ночь бегал туда-сюда, приносил, затем уносил какие-то покрышки, запчасти, что-то ещё, а днём отсыпался. Все обязанности по нашему размещению, оплате, возникающим проблемам лежали на хозяйке, белоруске по национальности. Уходили мы рано утром, приходили к вечеру, поэтому и с хозяйкой общались мало.
Море для детей было всё! Их, словно морских обитателей, я вытаскивал из воды силой.
- Вика, Геша, быстро на берег греться, кричал я громовым голосом.
- Сейчас, па, ещё разок и всё, - отвечала дочка.
Разница в возрасте у них составляла всего лишь полтора года. Одной было девять, другому семь с хвостиком, но выглядели, как двойняшки. Прибегали, покрытые гусиной кожей и, трясясь, как в лютый мороз, падали на горячую гальку, но не проходило и пяти минут, как они снова были в воде.
Даже при большой волне и ветре они с посиневшими губами подставляли свои худые, но мускулистые тела под набегающие волны. Мелкая галька, поднятая волной, словно наждак, полировала и без того блестящие спины, а сбитые колени в морской воде заживали мгновенно.
Плавали они «по-лягушачьи» и «на отмашку» легко и уверенно. Умудрённые опытом, мы научили детей плавать за один день, заходя с ними по самую шею в море и отпуская их толчком в сторону берега. К вечеру они самостоятельно заплывали под нашим наблюдением за волнорезы. Такое скоростное обучение возможно только на море.
Я на море всегда брал акваланг и, оставляя детей под присмотром жены, уходил на час, а то и дольше в прибрежный подводный мир. Собирал «рапаны» на подводных рифах, так местные жители называли больших улиток. Здесь же в конце пляжа находили ржавую банку, несколько сухих палок, разжигали маленький костёр и варили их. Руководила всей этой кухней моя вторая половина. После варки улитки легко вытаскивались из раковин, и взору открывалась розовая блестящая поверхность. Затем старательно чистили об песок наружную часть, и имели у себя сувенирные наборы такие же, какие предлагались на всех углах и во всех киосках за деньги. Вот такие мы были губители природы!
Деньги за отпуск тратили все, которые собирали на протяжении года. Здесь они легко переходили из наших кошельков в карманы местных торговцев. В этой стране были свои права и обычаи. За прилавками стояли одни мужчины. В магазинах ни на одном изделии, будь то костюм, или пальто, не было ценников.
- Скажите, сколько стоит эта футболка?
- А сколько бы ты дал за неё? – с кавказским акцентом задавал встречный вопрос кацо.
- Зачем гадать, у неё должна быть госцена, где же ценник? – вопрошал я снова.
- Слушяй, дарагой, зачем тебе ценник? Харошую вещь видно и так. Нравится – бэри, не нравится – отходы.
После длинных разговоров можно было добиться общего согласия, но мы старались обходить стороной такие торговые точки. Деньги здесь делали все, выставляя свои цены на мороженое, на напитки. Один местный парень, торгующий бочечным пивом, признался, что за сезон зарабатывает себе на машину, продавая каждый бокал не за 22 копейки, а за 35-50 копеек. Обижаться ни на кого не было смысла. Специфика жизни, нравы этого народа, устройство их быта существенно отличались от общепринятых у нас. Хотя страна была одна – СССР. После её распада, началась борьба за власть на региональных уровнях, гражданские волнения, вооружённые конфликты, дробление отделившихся стран на ещё более мелкие. Приезжать сюда стало небезопасно, проблемно, и наши поездки в Абхазию прекратились. Но время, проведённое в этой южной дружеской стране, запечатлённое на фотографиях и в памяти, осталось, как одно из лучших путешествий. Может ещё и потому, что были мы молодые и счастливые, и жизнь состояла тогда преимущественно из розовых красок.