Сергей Зарвовский

Это повествование можно было бы начать словами Ильфа и Петрова, описывающими появление на окраине Старгорода молодого человека, будущего коллекционера стульев. Да вот только в нашем случае это был не молодой человек «лет двадцати восьми», а барышня, мягко говоря, постарше, и появилась она не «со стороны деревни Чмаровки», а со стороны областного центра. И направлялась не в Старгород, а в Степногорск, и не пришла пешком, а приехала на неслабом джипе, доставшейся ей от бывшего мужа…
Эти, притянутые за уши аналогии были бы совершенно неуместны, если бы не одно обстоятельство. С Остапом Бендером у нее всегда было нечто общее, в частности тяга к приключениям, которые они оба самостоятельно искали на некоторые части тела и, что характерно, находили. Некоторое отличие было в том, что «сокровища» журналистки Марины (коей и является наша героиня) были спрятаны не в стульях, а в информации, тщательно собираемой у местного населения, выбиваемой из разного ранга начальства, а также выуживаемой у спортсменов, актеров, ученых и прочего творческого люда. Но бегать в поисках свежих фактов приходилось не меньше, чем Остапу за драгоценностями Кисыной тещи. И сопутствующих этому приключений тоже пришлось пережить немало. То ее пригласят на испытание вечного двигателя, а тот, вместо того, чтобы поработать хотя бы лет десять, тут же пойдет вразнос и, испустив дух, просвистит мимо журналистского уха какой-то железякой. То редактор местной многотиражки, везущий ее на мопеде по деревне, непостижимым образом врежется в пасущегося бычка. В результате от мопеда отломается руль, Марина останется без каблука на правой туфле, зато с синяком на левой ноге, бычок же отделается легким удивлением. То деревенская колдунья обозлится за неудачный портрет в газете и сглазит, после чего Марина лишится очередного ухажера и квартальной премии. И таких примеров можно привести отнюдь не мало. Но сегодняшняя поездка ничего особенного не предвещала – предстояла встреча с ее давним приятелем, руководителем археологической экспедиции, ведущей раскопки неподалеку от районного центра. А что за приключения могут быть у тихих копателей, смахивающих пыль веков с древних черепков и вставляющих выпавшие зубы в доисторические черепа? Особенно, если учесть, что раскапывали они поселение горняков, еще в середине бронзового века добывающих в здешних краях медную руду. Правда, горнодобывающий комплекс был уникальным, единственным во всей восточной Европе, а ближайший найденный вообще
2
был на Урале. Но там добыча ископаемого длилась сотни веков и за это время поселения древних добытчиков перелопатили десятки раз и от них ни осталось и следа, а здесь поселок по неизвестной причине был покинут внезапно и комплекс оказался целехоньким. На склоне ближайшего холма хорошо различим вход в древнюю шахту, внизу видны остатки карьера. Правда, лет сто пятьдесят назад местный купец Калашников пытался на этом месте наладить добычу руды. Построил казармы для рабочих, нанял рудокопов, но через пару лет понял, что на этих залежах не разбогатеешь. Руды-то для развивающегося Донбасса надо было несколько больше, чем в бронзовом веке, а запасы здесь небольшие – для ручной добычи когда-то хватало, а для промышленной разработки маловато будет. Вот он свое бесперспективное дело и свернул.
Для археологов же это была находка. Правда, попадающиеся костяные орудия, которыми добывали очень полезное для древних ископаемое, давно стали
делом обыденным, хотя редкий сезон обходился без настоящих сенсаций. Так, например, нашли захоронение горняка, со всеми полагающимися ему на том свете орудиями труда, о чем Марина и дала материал в свою газету. Писала она и о погребении шамана с бубном неизвестной ранее формы и пуговицей в виде скарабея, что свидетельствовало о связях с Египтом даже в те далекие времена. Раскопки носили сугубо научный характер и даже «черные археологи» - бич всех экспедиций, не интересовались поселением. Коровьи ребра, приспособленные для добычи слоистой медной руды, вряд ли интересовали их заказчиков - ценителей древностей с толстым кошельками. Богатых захоронений в горняцком поселке быть не могло – сами добытчики жили скудно, а назначить кого-то «директором шахты», чтобы он скопил состояние на дармовой рабочей силе, тогда никому в голову не приходило. Научные работники радовались этому обстоятельству и потихоньку корпели то над реконструкцией плавильной печи того периода, то над восстановлением технологии получения бронзы из тут же добытой в древнем карьере руды. Но дальнейшее развитие событий показало, что даже такое тихое занятие может таить в себе массу сюрпризов.
* * *
3
В условленном месте Марину встретил Юрий Михайлович – начальник экспедиции, отлучившийся с раскопок по своим делам и заночевавший в райцентре. По его загадочному виду Марина поняла, что он неспроста попросил ее приехать – наверняка назревала очередная сенсация. И журналистский нюх не подвел. Пока добирались до места, Юрий Михайлович успел все рассказать.
- Понимаешь, - говорил он с восторгом, иногда перебивая сам себя – нашли мы небольшой подвал с полуразрушенной кладкой. На первый взгляд - святилище, на потолке копоть - явно проводили какие-то ритуалы, а внутри остатки непонятного сооружения. Это Никита нашел, мой помощник. Шел по склону той тропинкой, по которой обычно поднимаемся к древней шахте, оступился, сделал шаг в сторону и одной ногой провалился. Сразу, говорит, почувствовал, как пахнуло доисторической сыростью. Потолок чуть разобрали, спустились в небольшую камеру, потом изнутри расчистили выход. Его снаружи не видно – дождями сверху земли нанесло, вот и замаскировало. А ну шутка ли, три с половиной тысячи лет заваливало, за это время даже простой пылью могло засыпать. Если бы Никита не споткнулся, даже не подумали бы там что-то искать, так и не открыли бы подземное капище. А находка совершенно уникальная - ведь в то время язычники все ритуалы под открытым небом проводили.
Но это только начало. Как только мы попали в поземную камеру, вот тут-то и повалило. Я, закоренелый атеист, всегда скептически относился к россказням о бедах, случавшихся с теми, кто вторгался в разного рода святилища. Если помнишь, ходили слухи, что якобы все члены экспедиции, попавшие в открытую ими пирамиду Хеопса, в течение короткого времени погибли. Ерунда все это, в основном они умирали естественной смертью, а некоторые после этого прожили еще долго. Но как теперь мне, воспитанному исключительно на отрицании всяческой мистики, к этому относится, если у нас на следующий же день началась всякая чертовщина? В течение трех дней рядом с нами дважды горела степь, хорошо, что ветер менялся, и огонь не дошел до лагеря. А Людмила Николаевна, профессор из Киева – ну ты ее видела, она каждый год к нам приезжает - перед отъездом прямо на вокзале споткнулась и сломала ногу. Я сам ее провожал, вначале даже не понял, что случилось, думал просто растяжение, обратились в медпункт, а там гипс наложили. Так ее в загипсованном виде и отправил. Но ты думаешь, это все? Как бы не так!
4
Вчера наша машина застряла в степи на совершенно ровном месте, которое уже ежжено-переежжено не один десяток раз. Промучились мы с ней часа полтора, после чего эта железяка неожиданно завелась и чуть не уехала без нас. Видимых поломок не было, водитель знает ее наизусть, каждый винтик собственными руками перебрал. А первооткрыватель святилища Никита слег с подозрением на дизентерию. В больницу отправлять не хотим, как бы в инфекционный барак не положили, организовали ему карантин прямо в кустах рядом с туалетом, он там, бедняга, до сих пор мается. Вот теперь, кажется, все, если какая новая напасть не приключилась пока меня не было. Да, чуть не забыл. Смету на исследование святилища в этом сезоне – за чем я и ездил - не утвердили. Так что придется либо закругляться - сроки уже вышли, либо остаться на несколько дней на свой страх и риск. -
Свернувши с асфальта, спустились по проселку в низину, километрах в трех впереди появились знакомые силуэты палаток и навес над кухней. Слева к лагерю спускалась возвышенность, на ее склоне и находились остатки древней шахты, у подножия на несколько километров простиралась равнина. Марине очень нравилось место, в котором они находились. В своем родном Донбассе она больше нигде не встречала такой огромной территории лесостепи, к которой не приложилась рука человека. Ей до сих пор было непонятно, каким образом это чудо природы могло сохраниться в первозданном виде. Ну ладно, туристы сюда не забредали по причине отсутствия воды, автомобилисты тоже предпочитали останавливаться возле редких в степных местах водоемов. Но как такой лакомый кусок целины не распахали в былые времена? Это оставалось загадкой, причем еще более непостижимой, чем покинутое поселение.
Лагерь располагался в тени редких деревьев. Со всех сторон его обступали высоченные травы, в которых, конечно, всадник на коне бы не спрятался, но пешему затеряться было проще простого. Все это цветущее великолепие перемежалось редкими островками деревьев с низкими и широкими кронами, делающих родную степь похожей на африканскую саванну. Смотришь на все это, и кажется, что вдруг появится парочка жирафов и начнут обгладывать плоские верхушки островков, торчащих из бушующего степного моря. А забредешь чуть подальше, и тут же наткнешься на львиный прайд, переваривающий под жарким солнцем утреннюю добычу (хотя, - Марина попыталась обуздать разыгравшееся воображение, - жирафы – это еще куда ни шло, а вот львов в наших краях нам не надо). И все это раздолье пахнет, 5
5
звенит, переливается зелено-серыми волнами, разбивающимися о редкие возвышенности ковыльным прибоем. Но это, как говорят ее коллеги-телевизионщики, только видеоряд. А стоит закрыть глаза, и сквозь разгул вольного степного ветра сразу доносится свист половецких стрел, лязг скифских мечей, стоны раненых воинов и стенания угоняемых полонянок. Но эти трагические эпизоды местной истории происходили гораздо позже, а в то время, когда вели оседлую жизнь древние горняки, их быт протекал вполне мирно, люди спокойно делали свое дело, снабжая медной рудой поселения на берегу Северского Донца, в которых ее переплавляли в бронзу.
* * *
Какие же темные силы ополчились на археологов, пытаясь отомстить за потревоженное святилище мирных рудокопов? После ужина, собравшись у штабного костра, решали, как разгадать этот преподнесенный историей ребус. Студенты университета, проходившие практику в экспедиции, завтра должны были уезжать, а это основная рабочая сила. Сегодня ночью они отправились встречать рассвет на находящуюся в полутора километрах от лагеря гору. На ее вершине давно было найдено капище бронзового века, на котором жрецы поселения проводили различные ритуалы. Вероятно, уже тогда было принято просить богов защитить тех, кто уходил на опасную работу в шахту. Именно из этих обрядов мог впоследствии появиться культ «хозяина» подземных сокровищ, от настроения которого зависела не только «производительность труда», но и жизнь горняков. Его надо было ублажать постоянными подношениями в виде жареных баранов, дичи, хлеба и воды. Когда Марина впервые поднялась на эту священную гору, в образованной дождями промоине нашла кость, явно участвовавшую в таких ритуалах. Поскольку гора господствовала над окружающей равниной, рядом с капищем хорошо сохранились остатки оборонительных сооружений времен последней войны. А встречать в этом месте рассвет в ночь перед отъездом, стало давней традицией студентов.
Но и руководителям было не до сна. Они тоже чуть не до первых лучей планировали дальнейшие действия, хотя вариантов было немного. Первый: завтра экспедиция сворачивается и все уезжают, но тогда исследование святилища, соответственно и публикации о научной сенсации переносятся на следующий год. Второй: Юрий Михайлович с добровольцами остаются и в счет собственного отпуска продолжают работать. Но какого настоящего 6
6
ученого удовлетворил бы первый вариант? Бросить только что открытый объект не исследованным? И потом год мучиться в догадках, что это было? А если за это время святилище рухнет? Такого исхода никто бы себе не простил. Поэтому договорились, что остаются Юрий Михайлович, потихоньку оклемавшийся Никита и его друг Вадим. Предложили остаться и Марине.
Собственно говоря, она к этому была готова. Во-первых, журналистская хватка все равно не позволила бы дать такому материалу проскользнуть мимо. Во-вторых, Юрий Михайлович хоть и профессор, а мужчина еще вполне. Поэтому ей было интересно выяснить – случайно ли она ловила его взгляды на своих коленках. Точнее, случайно ли бросались взгляды в это место, или с четко определенными намерениями? Конечно, утверждать что-то уверенно она бы не стала, поскольку профессор был мелковат, а коленки у Марины располагались достаточно высоко. Конечно, баскетбольный рост имел определенные преимущества не только в плане вытирания пыли со шкафа. Например, сверху было очень удобно рассматривать намечающиеся лысины потенциальных ухажеров. Но, в данном случае, выяснить истину можно было только эмпирическим путем. Вспомнились стишки профессорского сочинения, посвященные Марине при первой встрече:
Всегда приятно видеть ноги,
Которым свойство дали боги
От коренных зубов расти.
Но, к сожалению немногим
Дается вырастить в итоге
Хотя б одну – от зуба мудрости…
Тогда она так и не поняла, можно считать это комплиментом, или совсем наоборот..? Но, поскольку она всегда знала, что ее ноги росли от нужных зубов, то не слишком заморачивалась по поводу двусмысленных строчек. Но мы отвлеклись. Ведь дальнейшие события спутали планы не одной Марины, а всех, оставшихся разгадывать тайну, скрывающуюся в тайнике жрецов, обслуживающих рудокопов.
* * *
7
На следующее утро, проводив автобус, который увозил студентов, и отправив образцы подвальной кладки в университетскую лабораторию, четверка оставшихся, вооружившись лопатами, поспешила к загадочному сооружению. Прежде всего, надо было освободить подвал от упавших камней и вручную перебрать грунт и мусор, скопившийся за тысячелетия. «Лопатили» до обеда но, как тщательно не осматривал Юрий Михайлович вытащенную наружу землю, ничего интересного не попадалось. Ему было хуже всех, остальные работали в полусыром, прохладном подвале, а начальнику приходилось разгребать вытащенное на самом солнцепеке. Обиднее всего было то, что казалось, прежде чем покинуть помещение, жрецы из него не только все вынесли, но и тщательно за собой подмели. В некоторых местах уже показался мощеный плитами песчаника пол, а тайна явно не хотело хоть чуточку приоткрыться. Более того, если раньше загадка была одна – по какой причине горняки покинули насиженное место, то теперь добавилась вторая – что за странное сооружение они оставили… Перекурив после нескольких часов тяжелого труда отправились в лагерь, куда часом раньше послали Марину соорудить нехитрый обед. Правда, они не учли, что журналистка никогда не была в роли повара в полевых условиях, поэтому приготовить «что-нибудь» (как ей было велено) из экспедиционных запасов, она не успела. Поэтому они появились гораздо раньше, чем поспела картошка с тушенкой. После обеда и получасового отдыха, опять потопали к входу в святилище. Но надежды что-то найти, становилось все меньше, причем обратно пропорционально кубатуре вытащенной земли.
Пессимизма добавил и камень, вывалившийся из свода и просвистевший мимо уха Никиты. Вадим едва успел оттолкнуть друга, как немаленький булыжник хлопнулся на место, где тот стоял. Естественно первое, что пришло в голову каждому: «Опять духи безобразничают. Не хотят нас пускать, не хотят, чтобы кто-то пытался раскрыть их тайну». Поскольку все равно вечерело, молча собрали лопаты и побрели в лагерь. В эту ночь спать легли рано, говорить не хотелось, да и не о чем – гипотезы давно все перебрали, а обсуждать очередной «наезд» давно почивших жрецов, было как-то жутковато. Тем более, что прошлые ночные бдения тоже сказывались. Под этим предлогом все разбрелись по палаткам с гнетущим предчувствие чего-то нехорошего. Марине выделили в штабной палатке раскладушку заместителя Юрия Михайловича, уехавшего с образцами в университет. Из палатки хорошо было видно, как огромная луна поднялась над горизонтом
* * *
8
И полнолуние не обмануло. Нет, вампиров не наблюдалось, тем не менее, ночь выдалась запоминающейся. Не прошло и полчаса после того, как все сделали вид, что крепко спят, раздался непонятный треск, показавшийся в степной тиши оглушительным. Первым из под тента выскочил профессор, ночевавший на открытом воздухе и, никого не обнаружив, решил устроить засаду. Юрий Михайлович вооружился топором, оставленным у тлеющего костра, попутно зачерпнул пригоршню золы и, как заправский Рембо, провел рукой по лицу и груди. Замешкавшиеся Никита с Вадимом (кстати, бывшие десантники) потихоньку выползли из своего брезентового убежища и тоже стали на тропу войны, пристроившись за штабным вигвамом. Марина же, заметив тень, мелькнувшую у костра, спряталась за пологом, крепко сжимая черенок от лопаты. После первых пяти минут сидения в засаде стало понятно, какой железной выдержкой должен обладать разведчик, ежесекундно ожидающий нападения врага. Через десять – затекли все конечности и, почему-то, захотелось спать. Собственно, десантники так и сделали – углубление, в котором они устроились, показалось им настолько уютным, что они оказались в объятиях Морфея раньше, чем кончилось терпение у профессора-Рембо. Поскольку вокруг было тихо, Юрий Михайлович решил покинуть свой пост но, как только он собрался вылезти из кустов, забывшийся сладким сном Вадим, издал звук, напоминающий нечто среднее, между скрипом тормозящей электрички и рыком сливаемого унитаза. Поскольку ни того, ни другого в здешних краях не водилось, ничего не понявший профессор одним прыжком вылетел из кустов и предстал перед перепуганной Мариной. Много повидавшая журналистка, увидев в свете ночного светила белые ноги, полосатое лицо и зловеще блеснувший топор, взвизгнула так, что звук сирены вышеупомянутой электрички показалась бы писком новорожденного котенка. К «железнодорожному» дуэту присоединился рев проснувшихся десантников. В общем, если бы в радиусе пары километров оказался заблудившийся путник, он бы с радостью устремился к удачно оказавшейся поблизости станции. Марина, воодушевленная собственным визгом, взметнула над головой черенок от лопаты и, почему-то с японским заклинанием «Банзай!!!» кинулась на полосатого. Тот, с хваткой не менее японского ниндзи, перепрыгнул через костер и сгинул в темноте. Десантники кинулись за ним. Финал происходившего можно описать с помощью старого анекдота: «На гребне
9
горы показался козел. Охотник вскинул ружье, и долго еще эхо разносило по ущелью: … ать, ать, ать…» Прекратился этот концерт без заявок только тогда, когда раздался оглушительный треск и, над полупогасшим костром, взвилась стайка искр. Это треснуло второе бревно, предусмотрительно положенное для того, чтобы утром, не тратя время на разведение костра, раздуть тлеющие угли. Как не странно, но после такой встряски все заснули довольно быстро и спали без приключений.
* * *
Следующее рабочее утро началось точно такой же рутиной, как и накануне, хотя каждый начал себя потихоньку чувствовать Ларой Крофт, с риском для жизни охотящейся за очередным артефактом. Правда, привидения и прочие монстры, защищающие сокровища, пока еще не появлялись. Зато кубометры пропущенной сквозь профессорские пальцы земли росли, а толку не было никакого. Наконец, во второй половине дня, когда солнце уже подбиралось к склону холма, показалось, что свет в конце тоннеля не так уж и далек. Сигналом к этому был восторженный вопль профессора, по тональности вполне соответствующий архимедовской «эврике»:
- Нашел!!! -
Ничего еще не понявшие Марина, Никита и Вадим дружно его поддержали, правда, теперь уже вполне патриотичным отечественным «Ура!!!». Этот краткий всплеск эмоций, был несколько тише ночных боевых воплей, тем не менее, эхо металось по склону еще долго. Правда, восторг быстро сменился недоумением – на руке у профессора лежал медный нательный крестик, мало похожий на языческий знак. Несмотря на то, что он изрядно позеленел, сквозь патину вполне просматривался силуэт Христа. Но мало ли как он попал в подземелье? Его могли потерять выше по склону, а дождевые потоки занесли сквозь щели в кладке… Поразмышляв на эту тему, наши герои разошлись по местам и опять взялись за лопаты. Следующей находки ждать пришлось недолго, но она вызвала не меньшее недоумение. В левой стене обнаружили вбитый между камнями огромный ржавый гвоздь. Да, он был старинный, кованый, тем не менее, мало походил на бронзовый. Ну а то, что три с половиной тысячи лет назад железных изделий еще не существовало в природе, знает каждый первокурсник. И появление его в святилище случайным никак не назовешь - гвоздь был загнан в стенку настолько прочно, что никакой селевой поток его туда вколотить не мог. Вытаскивать
10
его не стали, чтобы случайно не обломать. Закрадывающиеся смутные подозрения каждый держал при себе, все продолжали старательно выгребать землю, тщательно пытаясь не встретиться взглядом. После третьей находки потенциальная сенсация, огромная и яркая, как воздушный шар, потихоньку начала сдуваться, стремясь превратиться в точку. Под слоем земли ниже гвоздя стала проступать древесная труха, в которой лежала истлевшая консервная банка. Она была не современной формы, но явно не имела никакого отношения к языческим ритуалам. Не успели ошалевшие археологи придумать этому достойное объяснение, как в крышку гроба, в котором уже покоилась готовая к отпеванию сморщенная сенсация, был забит последний гвоздь. Юрию Михайловичу позвонили по мобилке из университетской лаборатории и сообщили результаты анализа кладки. Это был известковый раствор, идентичный тому, на котором в соседнем селе было возведена церковь - ее недавно обследовали на предмет реставрации.
Разочарованию не было предела. Никита с Вадимом втайне уже строили планы будущих диссертаций, Юрий Михайлович мысленно готовил доклад в Академию наук, ну а Марина, естественно, упивалась перспективой запечатлеть свое имя в столичных изданиях, прикидывая, в котором из них больше гонорар. Но действительность, как вы поняли, отнеслась к нашим мечтателям весьма сурово... Смысл продолжать работу исчез и, собрав лопаты и прочий инвентарь, незадачливые охотники за сенсацией не оглядываясь гуськом потянулись к лагерю.
* * *
Тем не менее и как бы то ни было, жизнь продолжается, завтра можно будет с чистой совестью уехать, и весь будущий год составлять отчеты, перебирать найденные костяные орудия труда и стряхивать пыль с черепков не забивая голову вопросом: «А что за загадка таится в необычном сооружении? Ну а сегодня последний вечер в поле и нельзя нарушать традицию - окончание экспедиции надо отметить. Естественно, что идти на священную гору, как это делают студенты, никто не собирался, но посидеть за хорошим столом – святое дело! К этому дню обычно готовились заранее, постепенно прикупая на скромные экспедиционные средства какие-нибудь вкусности. Естественно, что к деликатесам прилагалось и определенное количество всевозможных напитков. Когда приготовления шли к концу, некстати зарядил мелкий дождик, совершенно не страшный, но абсолютно ненужный
11
в данной ситуации. Большой тент уехал вместе со студентами, а штабная палатка была явно маленькой, даже для такой небольшой компании. Спасительный выход появился благодаря чьей-то фразе, брошенной скорее в шутку, но показавшейся всем забавной.
- Если «святилища» больше нет, то и осквернить его мы не можем. Почему бы не перебраться под его своды? –
Мысль показалась не такой уж и сумасбродной, тем более, что из подвала был убран почти весь мусор. Компания, быстро собрав нарезанную колбасу, овощи, консервы (надо же было оставить парочку банок на удивление потомкам, которые их когда-нибудь откопают…), не забыв, естественно, и горячительные напитки, отправилась к бывшему «капищу». Никита с Вадимом несли складной столик и четыре стула.
Устроились быстро и вполне комфортно. Подвешенный к потолку фонарь выхватывал из темноты накрытый стол и фрагменты стен. Первую выпили, по предложению Юрия Михайловича, не чокаясь, «за упокой нерожденной сенсации», как замысловато выразился профессор. Теперь, немного расслабившись и освободившись от тягостного состояния, в котором пребывали всю вторую половину дня, уже можно было, не пряча глаз, спорить о том, кто первый догадался, что загадочное «святилище» является не чем иным, как погребом купца Калашникова, в котором тот хранил продукты для своих рабочих. Можно было сколько угодно недоумевать по поводу того, что такая простая мысли ни кому не пришла в голову раньше, ведь развалины старой казармы были совсем рядом. Постепенно, с увеличением количеством выпитого, отступало чувство вины перед наукой за несостоявшееся открытие и накатывало необъяснимое веселье. Это была вполне естественная реакция на несколько последних нервных дней (и, особенно, последней ночи…), своеобразный «отходняк», как сказали бы студенты. И хорошо, что те не видели своих преподавателей, которые в стенах этого подвала вели себя как студенты XIX века во время празднования Татьяниного дня. Мы имеем все основания объяснить это тем, что сам подвал был ровесником позапрошловековых студентов, и аура тех празднеств передалась и нашим героям. Но пик веселья пришелся на тот момент, когда Марина наивно спросила:
- А как же объяснить те мистические события, которые происходили после открытия «капища»? –

12
В ответ раздался такой оглушительный хохот, что если бы доисторические страшилки действительно захотели отомстить за свое «поруганное святилище», они бы шарахнулись как черт от ладана, как сегодня говорят христиане. Археологи наперебой начали рассказывать, какое фиаско потерпел местный батюшка (кстати, служащий в той самой церкви, что строилась одновременно с подвалом), когда его попросили освятить это место, чтобы прекратить безобразия потусторонних сил. Он приехал на новом «Опеле» забыв кропило, облачился в рясу поверх джинсовки и наломал веток бузины. Когда кто-то из сведующих объяснил ему, что бузина каким-то образом связывается с дьяволом, батюшка бросил веник и заявил, что он не ботаник, и вообще, изгонять древнеязыческих бесов не в его компетенции. После чего снял рясу, сел в машину и укатил. Безудержный хохот прерывал каждую реплику. Ну а потом начался разбор казусов, произошедших за последние дни. Собственно говоря, вы о них уже знаете.
- Ха, степь горела, - суетился Вадим, не переставая всем подливать, - А что здесь удивительного? Почему бы ей в такую сушь и не гореть? Это что, в первый раз, что ли? В позапрошлом году было то же самое… –
От него не отставал Никита:
- Поднимите руку те, кто ни разу в жизни ничего себе не ломал! –
Со сложенными на груди руками остался один профессор - в детстве он был примерным школьником, потом активистом в институте и заниматься экстремальными видами спорта и вообще вести себя неподобающе ему было некогда.
- А наведение желудочной «порчи» на Никиту? – продолжал Вадим. - Я сам видел, как он неспелые абрикосы трескал! А потом все на языческих духов свалил! -
Юрий Михайлович тоже попытался изложить свой материалистический взгляд на мистические явления:
- Ну застряла машина. Возможно мотор перегрелся. Остыл, потом поехали дальше. – Каждая фраза вызывала у присутствующих новый взрыв веселья. Намахавшись за последние дни лопатами, они таким образом отрешались от надуманных проблем и загадок, стряхивали усталость и моральное
13
напряжение. Если бы не отсутствие музыки, наверняка буйное веселье переросло бы в «дикие танцы» с языческими криками «гей-гей!» Но все равно удержаться было трудно – какой-то необъяснимый восторг рвался наружу, ноги двигались сами по себе. Никита, сидевший у дальней стенки подвала вскочил и, выделывая в тесноте невиданные па, зачем-то с размаху пнул ногой камень, слегка выступающий из земли. Все замерли, ожидая услышать вопль владельца конечности, использовавшего ее не по назначению. Но, неожиданно камень легко поддался, и ухнул куда-то в пустоту. В возникшей тишине было слышно, как он, пролетев несколько метров, гулко ударился о что-то твердое. Из образовавшегося отверстия пахнуло доисторической сыростью…
Если уж наше повествование началось попыткой провести аналогию с классикой, то логично было бы классикой и завершить. И нетрудно догадаться, какое произведением можно вспомнить. Немая сцена, выхваченная фонарем, свидетельствовала о том, что все режиссеры, ставившие «Ревизора», в финале явно недотягивали паузу.