Евгений Иванов
Октябрь 1962 года г. Карлсруэ
Несколько часов назад закончился, самый громкий за все послевоенное время судебный процесс по делу Богдана Сташинского, обвиняемого в убийстве Степана Бандеры и Льва Ребета. К всеобщему удивлению журналистов, суд вынес весьма лояльный приговор убийце – 8 лет лишения свободы, признав его лишь соучастником в совершении преступления. Подобное решение стало прецедентом в мировой судебной практике, когда основным виновником и заказчиком преступления было признано советское правительство, узаконившее политические убийства. Богдан Сташинский на процессе был признан только исполнителем. Впереди его ждали долгие 8 лет пребывания в баварской тюрьме, не предвещавшие ничего хорошего, и полное неведение после их окончания. Хотя о том, что будет потом, Богдан тогда не хотел думать. В этот момент он испытывал только одно непреодолимое желание – выспаться. Утром его должны были перевезти в другую тюрьму, а сейчас его ожидала долгая и спокойная ночь. Богдан вошел в камеру и сходу упал лицом вниз на жесткую тюремную кровать, пропахшую сыростью и плесенью. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами, ощущая каждой клеточкой, как отступает немыслимое напряжение, накопившееся в нем за долгие месяцы следствия. Сташинский даже не предполагал, что приговор суда может быть настолько желанным. Он до такой степени ощущал себя измотанным и опустошенным, что в этом состоянии, возможно, и высшую меру наказания принял бы с облегчением. Поэтому, 8 лет заключения, после стольких лет напряженной работы в КГБ, он воспринял, как заслуженный долгожданный отпуск, которого в его службе, по сути, никогда и не было. И хотя, основной вариант реализации его плана рухнул, после бегства в Западный Берлин американские спецслужбы не проявили к нему должного интереса, второй вариант вселял ему надежду на успех. Но, все это будет потом. Сейчас, проваливаясь в дрему, он вспоминал свою жизнь и тех людей, которые, так или иначе, повлияли на его судьбу.
Г Л А В А 1
г. Львов 1950 год
Закончилась очередная учебная неделя. Богдан не торопясь, укладывал конспекты в потертый кожаный портфель, который полгода назад купил на барахолке у старого поляка. Портфель явно был старше своего нового хозяина и должно быть пережил не одного владельца, но по-прежнему сохранил свою представительную форму и характерный запах, присущий старым кожаным вещам. Торопиться Богдану было некуда. Он жил в студенческом общежитии на окраине Львова и лишь в конце месяца выезжал домой в село Борщовичи, где проживала его семья. Родители не баловали сына деньгами, поэтому весь его бюджет ограничивался размерами мизерной стипендии. К своим 19 годам он вообще не употреблял спиртного, что отчасти делало его отшельником в кругу сокурсников, да и в отношениях с девушками, он не мог похвастаться большим успехом, хотя, последние всегда смотрели на него с повышенной интересом. Для своих лет он не выглядел гадким утенком, а наоборот, создавал впечатление некого супергероя из трофейных художественных фильмов, которые в большом количестве появились на экранах кинотеатров в послевоенные годы. На самом деле, Богдана интересовала только учеба и книги, за чтением которых он проводил большую часть своего свободного времени.
Когда лекционный зал практически опустел, к нему подошел староста группы Назарий Кулиш и, наклонившись к уху, полушепотом сказал:
- Тебя вызывают в кабинет к Ситниковскому.
- А кто это? – поднял на товарища удивленные глаза Богдан.
Назарий выпрямился и, как заговорщик посмотрел по сторонам. Убедившись, что в помещении кроме них никого нет, он вновь склонился к товарищу и тем же тоном произнес:
- Ну, ты даешь. Капитан госбезопасности, который курирует наш институт.
Богдан от испуга привстал с места и дрожащим голосом спросил:
- А ты не знаешь, в связи с чем?
Кулиш многозначительно улыбнулся и, выставив перед собой ладони, как бы отгораживаясь от чужих проблем, ответил:
- А вот этого я не знаю и знать не хочу. Сам вспоминай, что и где с дуру ляпнул.
Он быстро развернулся и почти бегом поспешил к выходу, оставив Богдана в полной растерянности.
Сташинский шел по длинному институтскому коридору, читая таблички на дверях. До этого дня ему не приходилось общаться с сотрудниками этого всемогущего ведомства, поэтому встреча с Ситниковским его пугала и интриговала одновременно. Он шел, едва переставляя окаменевшие ноги, и терялся в догадках, что могло стать причиной этого вызова. То ли, в деканат попал милицейский протокол об его безбилетном проезде, который составили контролеры во время прошлой поездки домой. То ли органы заинтересовались членами его семьи, которые поддерживали связи с антисоветским подпольем. Мысль о второй причине он старался отогнать от себя, так как не разделял взглядов своих сестер и старался вообще ни делами, ни словами не касаться политики.
Дойдя до таинственного кабинета, он долго не решался постучать в дверь, так как от волнения не мог остановить дрожь в руках и ногах. Наконец, собравшись с духом, он постучал по матовой глади дверного полотна и, не дожидаясь ответа, вошел в мрачное прокуренное помещение.
За массивным дубовым столом, покрытым зеленым бархатом, сидел мужчина среднего возраста, в круглых металлических очках, застрявших на самом кончике носа, и сером твидовом костюме с широкими бортами. У него были русые редки волосы, аккуратно зачесанные назад и неестественно большие для его телосложения руки.
- Вызывали, товарищ капитан. – Почти по-военному отчеканил Богдан и сам удивился, насколько изменился его голос.
Ситниковский поднял на него глаза и обезоруживающе улыбнулся.
Сташинского в этот момент поразили глаза этого человека. Невероятно умные и в то же время по-отечески добрые. Обычно такие глаза бывают у старых и мудрых людей, познавших жизнь. Все это никак не укладывалось в его представлениях о сотрудниках МГБ, которых так не любили и боялись в его окружении.
Капитан вышел из-за стола и, протянув руку молодому человеку, сказал:
- Во-первых, я Вас, Богдан Николаевич, не вызывал, а приглашал. А во-вторых, - он указал рукой на свободный стул, предлагая присесть, - Называйте меня, просто, Иваном Андреевичем.
Он подошел к окну и, задернув шторы, включил настольную лампу. Окутавший кабинет мягкий приглушенный свет, придал помещению атмосферу некой доверительности и покоя.
Богдан присел на край стула и спрятал руки под приставным столом, так как они продолжали предательски дорожать.
- Чаю хотите? – предложил Ситниковский, усаживаясь на свое место.
- Нет, спасибо, - выдавил из себя студент.
Капитан убрал на край стола свои бумаги и, сложив на столе руки в замок, спросил:
- Вас, наверное, интересует, о чем я хочу с Вами поговорить.
Сташинский уткнулся глазами в стол и заерзал на стуле. Липкая волна холода поднималась от желудка и подступала к горлу. Он помолчал несколько секунд, а затем, тихо произнес:
- В прошлые выходные я ездил домой в село. Денег у меня не было, и как назло, на одной из остановок в вагон вошли контролеры. Меня сняли с поезда и передали в отделение милиции. Наверное, сейчас этот протокол попал в деканат? – Парень поднял глаза на хозяина кабинета. – Я обещаю, что впредь подобного не повторится. Только не исключайте меня из института.
Ситниковский откинулся на спинку стула и, неожиданно засмеялся.
- Неужели Вы думаете, что органам госбезопасности больше заняться нечем, кроме как «зайцев» в общественном транспорте ловить.
Богдан удивленно посмотрел на него, но промолчал.
- Я просто захотел с Вами познакомиться. Вы не поверите, но у нас очень много общего и мне интересно пообщаться с Вами, как с человеком. – Ситниковский с интересом посмотрел на собеседника и, не увидев на его лице ожидаемой реакции, продолжил. – Совсем недавно я узнал, что Вы, как и я, являетесь большим поклонником таланта Ярослава Галана.
- Да, - оживился Богдан, - Я с большим удовольствием прочитал его роман « С Крестом или с ножом», очень сильно написано, а главное – смело.
- А Вы не читали его книгу «Под золотым орлом»?
Парень отрицательно помотал головой.
- Вот возьмите. – Ситниковский вытащил из стола брошюру в мягком переплете и протянул ее Богдану. – Обещаю, что пока будете читать, оторваться не сможете, а когда прочитаете, то долго не заснете. Я, как человек, прошедший войну, казалось, многое повидал, но те зверства фашистов, которые описаны здесь, никого не смогут оставить равнодушным.
- А недавно с друзьями мы смотрели его пьесу «Любовь на рассвете». – Оживился Богдан и аккуратно положил книгу себе в портфель. – Мне тоже очень понравилось.
- Я так понимаю, именно после ее просмотра Вы и поспорили с некоторыми из своих товарищей? – Ситниковский в упор посмотрел на своего собеседника.
- Вы и об этом знаете? – Богдан вновь опустил глаза, он сразу вспомнил, как совсем недавно группа очень оживленно обсуждала этот спектакль, практически разделившись на два враждующих лагеря. Среди студентов на тот момент было много ребят, которые сочувствовали бандеровцами и открыто ненавидели автора пьесы. К счастью Богдан оказался в другом лагере, поэтому сейчас, беседую с чекистом, он чувствовал свою правоту и, немного осмелев от этого, спросил. - А что здесь предосудительного? Я действительно, не признаю насаждения униатства в Западной Украине, полностью поддерживаю позицию Галана в отношении преступного характера действий УПА.
- Знаю, знаю, - вновь улыбнулся капитан. Он приподнял ладони вверх, жестом показывая, чтобы парень охладил свой пыл. – Я в этом с Вами полностью солидарен. Но как мне кажется, члены Вашей семьи не совсем разделяют Ваши взгляды. Кстати, как поживает ваша сестра Маричка? Как она себя чувствует?
Богдан почувствовал, как его лицо залилось краской. Сестра имела определенное отношение к подполью УПА, точнее у нее там был возлюбленный, она регулярно носила ему в лес еду и по неволе, потом стала выступать в качестве связной. «Значит, вот по какому поводу меня вызвали сюда» - догадался он и, бросив на офицера подозрительный взгляд, и, стараясь сохранить прежний тон общения, ответил:
- Спасибо, у нее все хорошо, а что касается моих родителей, то они старые люди патриархальных взглядов, я не могу их переубедить, да и не ставлю себе такой цели. У них своя жизнь, а у меня своя. Для меня первоочередная задача в жизни – окончить институт и учить украинских детей во имя процветания нашей Родины.
- Звучит помпезно, как на собрании. – Усмехнулся Ситниковский. – Но у нас сейчас беседа доверительная и я хотел услышать от Вас, почему Вы, человек выросший в семье, где к Советской власти относятся, мягко скажем, не очень лояльно, не разделяете взглядов своих родных?
Богдан, наконец, положил руки и на стол и, немного подумав, ответил:
- Знаете, Иван Андреевич, для меня Советская власть ничего плохого не сделала. Наоборот. Я окончил школу, поступил в институт. Сейчас учусь, получаю стипендию. Когда закончу учебу, буду учителем, уважаемым человеком. Моим родителям этого не понять. Они всю жизнь работали на земле, вели свое хозяйство, поэтому в 39 году перспектива вступления в колхоз не вызвала у них большого воодушевления. Но не эта главная причина наших разногласий. – Парень на минуту замолчал и потер ладони.- После войны я стал свидетелем одной жуткой истории в нашем селе. Сосед, с которым мы граничили дворами, скрывался в лесу вместе с отрядом, а потом в 1946 году сдался НКВД. Его не осудили, а разрешили вернуться к нормальной жизни. Он стал работать в колхозе и вроде все у него пошло нормально, но в один из дней к нам пришли бандеровцы. Сначала, у него на глазах, они задушили его 10-летного сына, затем, изнасиловали жену и содрали с нее кожу. У меня до сих пор в ушах стоит ее крик. А потом, самого этого соседа они связали и живьем бросили в реку. Иногда, во сне мне снится эта картина и, почти всегда я просыпаюсь в холодном поту. Поэтому, оправдания националистам я никогда не смогу найти.
Лицо Ситниковского стало серьезным, он сжал кулаки и уставился не моргающим взглядом в стену.
- Да-а, - наконец, протянул он, - И таких случаев, к сожалению, у нас великое множество. Взять хотя бы зверское убийство Ярослава Галана. Извините, но вынужден вновь вернуться к личности этого писателя-патриота. Я не спроста в начале нашей беседы завел речь именно о нем. Эти варвары могли убить его просто выстрелом из пистолета, отравить или нанести удар ножом, но им нужен был неповторимый эффект, они хотели увидеть мучения своей жертвы. – Он с сожалением покачал головой. - Десять ударов топором практически превратили его лицо в месиво.
Богдан с пониманием посмотрел на хозяина кабинета. Ему показалось, что тот с головой ушел в свои мысли и забыл о его присутствии в кабинете. Он посмотрел на часы, стрелки показывали ровно 16 часов. Богдан пропустил обед в студенческой столовой и сейчас думал, где сможет недорого пообедать. Для того, чтобы привлечь к себе внимание, он кашлянул в кулак, но Ситниковский никак не отреагировал на звук. Тогда, набравшись смелости, Сташинский все же спросил:
- Иван Андреевич, я могу быть свободным?
Не дожидаясь разрешения, он привстал с места, чтобы выйти из кабинета.
Ситниковский перевел на молодого человека удивленный взгляд. Вопрос студента прозвучал настолько глупо в этой ситуации, что Ситниковский не сразу смог на него ответить. Он ухмыльнулся и, отрицательно мотнув головой, ответил:
- Можете, но только чуть позже.- Капитан дождался, пока гость опять вернется на прежнее место, и продолжил, - Сейчас, я хотел бы, чтобы Вы помогли мне в одном деле.
Он замолчал, подбирая нужные слова и в то же время, наблюдая за реакцией парня.
- Вы хотите, чтобы я давал Вам информацию на своих сокурсников? – разочарованно спросил Сташинский.
- Ну что Вы, - улыбнулся офицер, - С этим вопросом у меня все в порядке. Как Вы могли заметить, оперативной обстановкой в учебной группах я владею полностью, во всяком случае, я так думаю. Мне нужна Ваша помощь в поиске убийц Ярослава Галана.
Улыбка сошла с лица капитана и он серьезно посмотрел на Богдана.
- Каких убийц? – удивился Сташинский, - Я лично читал в газете, что милицией задержан некто Лукашевич, который подозревается в совершении преступления.
- Это для газет и общественности, - отмахнулся капитан, - Он, конечно, не ангел, более того, он был соучастником убийства, но организатором этого преступления и главным исполнителем является кто-то другой. Домработница писателя видела его, но, к сожалению, фамилии его не знает. А Лукашевич и другие задержанные по этому делу молчат, как партизаны.
- А чем я могу помочь? – спросил Богдан, не понимая, какую помощь от него ожидает офицер МГБ. – Ведь убийство было совершено, если не изменяет память, еще в прошлом году.
- Вы еще не в том возрасте, чтобы не надеяться на память. – Засмеялся капитан и через несколько секунд, уже серьезно продолжил.- Мы располагаем сведениями, что одного из предполагаемых организаторов убийства знает приятель Вашей сестры. – Он не отрывая глаз, смотрел на молодого человека, не давая возможности ему что-то возразить.- Я думаю, Вы сможешь через нее поближе сойтись с этим парнем, войти к нему в доверие и узнать имя убийцы. – Он с надеждой посмотрел на студента, но тот молчал, уткнувшись глазами в пол. – Ты должен понять, Богдан, что так называемые воины УПА доживают свои последние дни. Многие из них уже сбежали за кордон, многие перешли на нашу сторону, но остались самые отъявленные. Они уже не люди, это звери, которых нужно уничтожать физически. И мы будем с ними бороться до конца. Поэтому ты определись, с кем ты, с ними или с нами. В случае твоего согласия, я даю слово офицера, что никто из Вашей семьи не пострадает.
Капитан в обращении к Сташинскому умышленно перешел на «ты», стараясь придать беседе, более доверительный тон.
- А если я не соглашусь?
- Я думаю, с твоей стороны это риторический вопрос, учитывая те сведения, которые я перед тобой разгласил. – Он многозначительно улыбнулся, но все же закончил свою мысль. - Но, если ты настаиваешь, отвечу: если не согласишься, то, ни о каких гарантиях безопасности для тебя и твоих близких не может быть и речи. А выводы делай сам.
Не смотря на свою молодость, Богдан умел быстро принимать ответственные решения. По тону разговора он понял, что отныне дороги назад у него нет. В случае отказа, как минимум, его семья будет подвергнута депортации, а сам он вряд ли сможет окончить институт. Но это одна сторона медали. С другой стороны, успокаивал себя Богдан, ему предлагают делать то, что совершенно не противоречит его моральным принципам и в то же время, может обеспечить безопасность его семье. Во всяком случае, со стороны действующей власти.
- Конечно же, я согласен. – Почти сразу, но все же после небольшой заминки, ответил Богдан и улыбнулся. – Что я должен делать?
Ситниковский, не отрывая глаз от собеседника, в ответ неопределенно кивнул головой. То ли это был знак удовлетворения ответом, то ли непродолжительная пауза в словах Богдана заставила его усомниться в искренности полученного согласия.
- Вот и прекрасно. – удовлетворенно произнес капитан. - Для начала мы с тобой напишем подписку о добровольном сотрудничестве с органами госбезопасности и выберем тебе псевдоним, которым ты будешь подписывать все отчеты о выполнении оперативных поручений. Это может быть любое имя, - стал разъяснять чекист, - фамилия или кличка, лишь бы она никак не была связана с личностью самого Богдана Сташинского.
Не отрывая пристального взгляда от собеседника, Ситниковский улыбнулся одними губами. Парень поднял глаза к потолку и недолго думая, произнес:
- Я выбираю псевдоним «Олег».
- Почему именно «Олег»? – без удивления спросил капитан. Он должен был убедиться, что это имя никак не связано ни с ним, ни с его близкими родственниками.
- Так звали того мальчика, которого на моих глазах убили бандеровцы. – Ответил Сташинский.
- Ну что ж, очень символично. – Не скрывая удовлетворения, произнес он в ответ. – Пусть будет «Олег».
Он протянул Богдану чистый лист бумагу, подвинул ближе чернильницу с пером и стал диктовать стандартный текст подписки.
- Когда я должен приступить к выполнению задания? – поставив подпись в завершении документа, спросил Сташинский.
- А я тебе пока никакого конкретного задания не давал. – Засмеялся Ситниковский. – Нам с тобой предстоит еще очень большая подготовительная работа.
Полный текст по ссылке ниже:
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.