Валентина Лысич


Семидесятипятилетняя Фёкла Михайловна встретила меня как самого дорогого человека. Закрыв за мной дверь и доброжелательно улыбнувшись, потянула с нетерпением за руку в зал, заглядывая мне в глаза. Я насторожилась. Что это с ней? Всегда такая степенная, важная...
Размышления тут же прервались.
– Я сегодня умру! – выпалила она без предисловий.
– Как это? – казалось, более глупого вопроса и быть не могло. Предо мной стояла крепкая полная женщина, решительная, от которой чувствовалось, как исходила какая-то внутренняя сила.
– Да-да! Я знаю! – с уверенностью продолжала пенсионерка. – Мне Яков сказал!

С недоумением и недоверием взглянула на стоявший на шкафу портрет её покойного мужа. Интересно, как это он мог ей такое сказать?
– Не выдумывайте, Михайловна! Вам ещё жить и жить!
Но Михайловна, посмотрев на меня и тихо улыбнувшись, настаивала на своём:
– Вот увидишь!
Присев на краешек дивана, попросила её всё рассказать.
Оказалось, что сегодня утром ни с того ни с сего упал портрет её покойного мужа.
А это не к добру! Это он зовёт её к себе!

– Ну что Вы, Михайловна, мало ли от чего он упал? Может, Вы ходили по комнате, вот шкаф и наклонился, – постаралась перевести всё на шутку.
– Э-э-э, нет! Я на диване лежала! Это он меня к себе зовёт.
Разумного объяснения этому незначительному случаю не нашлось.

Погостив у Фёклы Михайловны, около двенадцати дня я ушла домой, а она взяла ведро воды и пошла мыть лестницу подъезда. На её бряцание ведром выглянула соседка, которой также было оповещено о предстоящем событии. Рассматривая, с какой подвижностью Михайловна моет лестницу, та только ухмыльнулась.

Но вечером, перед тем как лечь спать, соседке вдруг припомнился разговор с Михайловной. "Надо к ней заглянуть, мало ли что?" – сердобольно подумала, направляясь в соседнюю квартиру. На звонок никто не отреагировал, и соседка толкнула дверь, которая тут-же поддалась. Со словами "Михайловна, ты где?" – заглянула в зал. На диване, хватая ртом воздух, лежала бабушка...
Скорая доехать не успела.