Кирилл ГАВРИЛЮК

Даша-Дашенька

Урал - есть Урал. Он такой, как есть. Здесь можно увидеть человека на "Гелентвагене", который покупает (как здесь говорят, дешманский продукт), а можно просто поговорить со странным гопником. Урал - есть Урал. Говорят, что он жесткий. Нет. Он такой, какой есть.

Но мой рассказ о Дашеньке.

Жила-была Даша. Даша не видела ничего, кроме Екатеринбурга. Центр города, где он работала поваром, казался ей центром вселенной.

Даша мечтала, как мечтает любая женщина. Она мечтала о принце, и чтобы был именно на белом коне или хотя бы на "Тойоте". Белой.

Лицо Даши лепил, какой-то уральский божок. Божок вдохновения не испытывал, поэтому получилось то, что получилось, и у него осталось еще тесто на добротное тело Даши. Даша выдалась на славу! Божок её не обидел. Рубенс любил таких женщин, жаль только не был на Урале.

Даша закончила школу.

Я встретился с ней только один раз в жизни, в автобусе. Она ехала с работы. А работа очень тяжелая - восемь часов дышать перегорелым маслом.

У Даши появился принц. Принц - не принц, но мужского пола. "Тойоты" нет - зато разговаривает. Обоим лет по восемнадцать.

- Даша-Дашенька, а как у тебя день прошел?

- Максим - менеджер, на меня рычал.

- А почему рычал?

- Он говорит, что я глупая, что дура, и что плохо исполняю.

- Даша-Дашенька, Максим просто не знает, какая ты умная и красивая. Даша-Дашенька, ты самая лучшая, а Максим тупой. Даша-Дашенька, смотри сколько людей. Наверное, с учебы идут. А ты не знаешь, когда заканчивается учеба в институтах? Даша-Дашенька, а я сегодня тренировался! – это был поток вопросов.

- Воняет в автобусе и кушать хочется... - говорит Даша.

- Даша-Дашенька, у меня бутерброд есть, но Даша-Дашенька, помнишь, мы договаривались, что я хожу в «качалку», а ты худеешь? Даша-Дашенька, я сегодня тренировал мышцу, но не помню, как она называется. Смотри, вот бутерброд!

Я забыл сказать... Что Даша-Дашенька он произносил очень быстро, и это почти сливалось в одно слово.

Пока Даша кушала, он молчал. Недолго.

- Даша-Дашенька, а помнишь, я тебе книгу давал почитать? - она старательно жевала какую-то булку.

- Тебе понравилось? Ты поняла, о чем книга?

Даша мукнула.

Стали в пробке на улице Розы Люксенбург. Даша в окошко увидела девушку.

- Смотри, какая худая! Ну, как мужчинам могут нравиться такие?!

В её реплике был совершенно искренний интерес.

- Вот я другое дело!.. Не люблю таких…

- Даша-Дашенька, ты самая лучшая и красивая!!

Дашенька жевала. Я ехал с работы, мне хотелось кушать, а от Даши пахло, как от "Макдональдса". Мне вспомнилось "не цыкать зубом" Стругацких, и я тут же "цыкнул".

- Даша-Дашенька, а у тебя прыщи есть на плечах?

Даша культурно дожевала и сказала:

- Угум.

Установилась ворчливая тишина автобуса. Ее нарушил голос:

- Даша-Дашенька, тебе надо принять душ... А у тебя дома кто-то есть?

Даша сказала:

- Нет, мама уехала.

- Даша-Дашенька, а вот мы сейчас приедем, а чем мы будем заниматься?

- Не знаю, - Даша уже не жевала.

Автобус ворчал, мой желудок тоже. Прошло две минуты, я был заинтересован до крайности и Дашей-Дашенькой, и тренирующимся парнем.

- Даша-Дашенька, а чем мы будем заниматься, когда приедем? Да, ты примешь душ? Да?

- Ну, не знаю...

В голосе парня я услышал неприкрытое желание к Даше-Дашеньке. Но Даша переваривала пирожок и склонна была поговорить о своём менеджере, который ее обижал. Она сказала, что Максим дурак. Тренирующий неизвестную мышцу парень сказал, что Максим ничего не понимает, а Дашенька самая умная и красивая.

- Даша-Дашенька, а что мы будем делать, когда прийдем домой?

И тут я понял, что выйду вместе, с ними, хоть мне не по пути. Я, вообще, не верил, что такие люди бывают.

Мы вышли напротив пруда. Я сделал вид, что мне нет никакого дела до них. Голод глодал мои кишки, но я терпеливо ждал - или я прав, или не прав.

Я оказался неправ. Через шесть минут она вытолкала его из-за калитки.

- И пирожок свой забери, сволочь! – она бросила вслед ему что-то.

Эх... Даша-Дашенька... А мне еще пять остановок...

ДЕВОЧКА И ИСЕТЬ

Июль пожирал Город своей огнедышащей пастью. Его дыхание чувствовалось везде и от этого жара не спасали даже кондиционеры. Их прямоугольные лица на фасадах домов беспрерывно источали слезы. Город плавился и задыхался...

За день на него обрушивался такой поток жары, что казалось - это сами протуберанцы прорвались сквозь абсолютный ноль, и пытаются расплавить каменный Город. А ночью Город отдыхал, потрескивая железобетонными ребрами. Часто жаловался Исети на свою жизнь.

-Ох, - говорил он, - Одна ты меня питаешь и хоть немного даришь прохлады. Одна ты, Исеть, даешь мне отраду.

Исеть игриво журчала :

-Да ты старикашка! Старикашка в новых каменных подтяжках! - хотя сама Исеть была гораздо старше города.

Город трещал, а Исеть журчала - так они часто беседовали на Плотинке.

Я был влюблен... Влюблен в женщину из этого города и в Город, и в Исеть, вобщем, я был влюблен.

Я бродил по нему и слушал его разговор с рекой. Река всегда смеялась - где-то тихо, а где-то фонтанами и переливчато...

Меня завораживало все - медлительность, непостоянство - весь Город и его жители были вычурными кружевами, которые радовали глаз и удивляли.

Исеть была красной нитью.

Теперь, в мой рассказ вступает Его Величество «Однажды»! Все считают, что это такой художественный прием, но это не так. «Однажды» - это просто нежелание рассказчика говорить всю правду о себе... Ах, это «Однажды», как много шуток оно играет с нами...

Например, однажды, я оказался с любимой на Плотинке, была глубокая ночь, и город был пуст. Мы были совершенно одни. Именно там я подслушал разговор Города и Исети.

Главное, что названий у "Однажды" много! Например, «Как-то Раз»...

Как-то раз, я прогуливался вдоль Реки. Утро было умопомрачительно жарким. Лягушки вяло перекликивались, а люди спешили по делам. Тропинка вдоль Реки была в меру загажена, поэтому я не сразу увидел Девочку.

Вытоптанная полянка была похожа на все полянки у всех рек в мире, протекающих по городам - старое кострище, мусор и бревнышко для посиделок.

Вот на этом бревнышке и сидела Девочка, Девочка лет одиннадцати. Она сидела и навзрыд плакала. У бревна лежала початая бутылка водки и нехитрая "закусь", в целлофановом пакете. Бревно лежало всего в нескольких метрах от тихой и мудрой Исети. А у самой кромки воды, стояла пара - дебелый мужик и женщина. Они упоенно целовались, а Девочка рыдала.

Так плакать могут только дети - навзрыд, захлебываясь слезами и обидой. Это была обида брошенного ребенка. Обида человечка, которого ни за что, ни про что оставили самого, и занялись своим "Я". Это страшная обида, она запоминается на всю жизнь.

Я застыл истуканом. В этой сцене все настолько были заняты собой, что даже не заметили меня.

Солнце нагревало мою непокрытую голову и водку, а они целовались...

Наконец, Девочка вскочила и, глотая слезы, бросилась к парочке. Своими кулачками она начала колотить женщину по спине.

"Мама-а-а, ма-а-ма-а, - скулила она, - ма-а-а, ну не надо..."

Лягушки замолчали, но поцелуи продолжались. До Девочки никому не было дела.

Ее штанишки, ее маечка производили тягостное впечатление. Кулачки без силы ударялись в мамину спину и пониже.

Они продолжали целоваться. Девочка отбежала в сторону и села у самой воды. На секунду перестала, и опять заплакала...

Исеть сжалилась и лизнула ее пальчики в дешевых босоножках, а потом сказала:

-Не плачь, Девочка...

И только я услышал это - так тихо сказала Исеть... А Город из-за шума людей, ничего не расслышал...