Наум Винарский
                                                                         
 
         Второй час шло заседание Учёного совета института демографических исследований.
         Молодой подтянутый профессор Усачёв Виктор Николаевич из отдела математического моделирования стоял за трибуной и давал весьма пессимистическую оценку рассматриваемому вопросу.
         – Статистика никакой корреляции между доходом семьи и рождаемостью не находит.
         Председательствующий заёрзал и, не выдержав, ехидно заметил:
         – Установить этот факт можно и без обработки статистических данных.
         Виктор Никалаевич не стушевался.
         – Вы правы, но забежали несколько вперёд. Как я полагаю, здесь налицо влияние цивилизации и несоблюдение религиозных заветов. Поэтому мы и пошли путём искусственного исправления демографического состояния. Соответствующие рекомендации были переданы нами в отдел клонирования, о чём, надеюсь, доложит профессор Пятаков Григорий Ефимович.
         Григорий Ефимович мало походил на профессора. Красно-серый свитер ручной работы, синяя футболка, джинсы, и чёрный халат поверх всего этого делали его похожим, скорее, на грузчика.
         – Успехи в клонировании, – немного заикаясь, говорил профессор, – известны давно. За время, прошедшее от клонирования овечки Долли до сегодняшнего дня отработаны прекрасные методики и создана современная аппаратура.
         – Вы не совсем откровенны, – перебил докладчика председательствующий, – а срывы в репродуцировании тканей отдельных органов, в частности печени, вы забыли?
         – Да, положительный результат пришёл к нам не сразу, – и, обернувшись к председательствующему, добавил, – но и в этом был наш приоритет, подтверждённый патентом на изобретение.
         Слушатели в зале заскучали, хотелось услышать о чем-то новом, сенсационном.
         Уловив настроение зала, Ефим Григорьевич обратился к сослуживцам.
         – Но вы же знаете, какое сопротивление оказывает Ватикан клонированию человека. Опыты приходится проводить нелегально, принимая все меры предосторожности. Возможно, даже похлеще, чем при создании атомной бомбы.
         В зале настала тишина. Прекратились разговоры, стих шелест газет и журналов. Взгляды устремились на Пятакова.
         – А результат таков, что Папа Римский оказался прав, – и, вытирая шею платком, продолжил, – мы получили клонированного человека. Биологически он ничем не отличается от простых смертных. Он ест, пьёт, дышит, но ещё ни разу не усмехнулся и не обиделся, не проявил какого-либо интереса к пейзажу за окном или телевизионной программе. Другими словами, оказался без души. Повторяю, не бездушным в нашем понимании, а просто без души. Поэтому назвать его человеком нельзя.
         Председатель Совета одобрительно кивнул и подытожил:
         – Тема актуальная, и есть надежда получить на следующий год бюджетные деньги.
         Григорий Ефимович вернулся на своё место разбитым и надломленным. Признаваться в поражении не так уж легко, особенно перед коллегами.
         «Душа не материальна, она эфемерна и даётся Богом. Если её можно клонировать, то чью душу брать для этого? У живого человека её не заберёшь. Купить у Дьявола? Но не так уж много людей, которые продали б её. Брать души мертвых людей? Это тоже не выход, можно нарваться на злобную. Где вы слышали на поминках, что у покойника была плохая душа? Значит, родственники, соседи или сослуживцы просто врут. Из-за этого можно создать клон Пушкина с душой Дантеса или клон Моцарта с душой Сальери», – объяснялся с невидимым собеседником профессор.
         От грустных мыслей Григория Ефимовича отвлёк шум в зале. Шли прения. По всей видимости, Гвоздиков Андрей Михайлович из отдела психоанализа  уже заканчивал выступление:
         – Могу предположить, что Кондраков из экономического отдела мог бы вам помочь.
         – Почему, голубчик, вы так решили? – не выдержал Пятаков.
         – Да потому что, когда нужны деньги на покупку оборудования или премию, он вынимает из вас всю душу. Она, я думаю, вам пригодилась бы.
         За Гвоздиковым к трибуне подошёл небольшого роста с сизым носом заведующий физической лабораторией.
         – Я могу согласиться с Андреем Михайловичем в том плане, что душа не эфемерна, а вполне материальна. Но забирать её нужно не всю, – завлаб посмотрел на раздувавшего щеки Кондракова, – а, как у доноров крови, совсем понемногу, чтобы она со временем полностью восстановилась.
         – Ну, и откуда вы её собираетесь забирать? – заикаясь, спросил Пятаков.
         – Из пятки. Да, да, уважаемый Григорий Ефимович. Наши предки не ошибались, когда говорили, что душа от страха уходит в пятки.
         – И чем же вы собираетесь пугать ваших доноров? – не успокаивался Пятаков.
         – Кого как. Пенсионеров – сокращением штатов, молодых – призывом в армию, иных – инфляцией или экономическим кризисом. В дальнейшем предполагаем производить коррекцию души. Изменять метагены таким образом, чтобы человек никогда не подвергся бы алкоголизму, наркотической зависимости, злобе, предательству или коррупции.
         Пятакову стало грустно. Что говорили остальные он уже не слушал. 
         «К чему приводит планирование я знаю не понаслышке. Одни уже лепили образ советского человека», – бормотал профессор по дороге домой.
         Когда наступила ночь и за стеной послышалось посапывание Ванюшки, Григорий Ефимович подумал: «Мне же всего тридцать семь, не проще ли исправлять демографию старым дедовским способом»
         – Ну, что, мать, не пора ли нам к сыну добавить дочь? – прошептал Пятаков и нежно поцеловал жену.