Валентина Лысич

Он уезжал, не оглядываясь. Хотелось забежать куда глаза глядят. Подальше от всего того, что рвало душу на мелкие части и заставляло мучиться и страдать. Сидел а автобусе, закрыв глаза, а память снова и снова возвращала его в молодость, напоминая каждый раз о Ней. Злость, обида и ревность, разливаясь по венам, распирали его сердце, казалось, минута – и он не сдержит своего взбалмошного характера, взорвётся, как взрывался тысячи раз, доведенный до отчаяния, а потом побитым котёнком, растоптанным её холодностью, с готовностью старался загладить свою вину. А она помнила. Всё. И от этого было больно, обидно и скверно на душе.
Киев встретил равнодушным людским гомоном, непонятной суетой. Побродил по городу, чтобы отвлечься, встряхнуть себя, унять тоску. Но, приехав к родному дяде, всё равно не удержался и рассказал и о разводе, и о причине приезда.
– Ничего! Мы тебя быстро поставим на ноги! – пообещал тот. – Есть у меня друг, один профессор, а у него дочь – кандидат наук. Незамужняя! – многозначительно уточнил, стараясь ободрить племянника.
Женщина оказалась не в его вкусе. Тощая и бесформенная, как доска, к тому же с большим прямым носом. Куда ей до его Катюши с идеальной фигурой! Да двадцать раз умыться!
Чтобы не обидеть дядю, который для него старался, ничего не объясняя, положил на стол ключи и захлопнул за собой дверь.
Город был к нему глух и нем. Люди его не замечали, никому до него не было никакого дела. И от этого полнейшего равнодушия захотелось убежать. Ноги снова принесли на автостанцию. Но куда ехать? Никто нигде его не ждал.
– Была – не была! – произнёс и решительно направился к первому попавшемуся автобусу.

# # #

Так он оказался в одном маленьком городке. Задумчиво шёл улицей, всё дальше и дальше отходя от центра города, всё меньше и меньше встречая прохожих. День клонился к закату. Косые лучи солнца цеплялись за шелестящие листья деревьев, напоминая о приближающейся ночи.
Вдруг его взгляд привлекла женщина, сгребающая сено возле двора. Он остановился, попросив напиться воды. Мальчик, бегающий возле женщины, с готовностью подал кружку воды, яблоки. Разговорились. "Боже, она не замужем!" – встрепенулось сердце. И он остался помочь убрать сено, лелея надежду остаться на ночлег. А красивая женщина стояла и улыбалась.
В ту минуту удача повернулась к нему лицом, заискрилась, заиграла всеми красками радуги. Он забыл обо всём на свете: и о своём доме, и о бывшей жене, и о детях...
Была только Она! Её дети, её дом, её слово. Он растворился в её жизни, стараясь во всём угодить: сдувал с неё пылинки, помогал, как только мог, отдавал всю до копеечки зарплату, воспитывал её детей, а потом и внуков.
Вы думаете легко жить в приймах? Это вам не "Я сказал! Я тут хозяин!". Да ниже травы, тише воды!.. Чтобы не получить пинка под зад...
И так больше тридцати лет.

– Интересно, а кто больше будет плакать, когда умрёт отец, я или твоя мама? – с интересом спросила всё так же красивая Раиса, на пять лет старше мужа, но на вид намного моложе его.
Вопрос застал врасплох. Его дочь, впервые приехавшая к отцу за все эти годы, и принятая, кстати, очень хорошо, была обескуражена.
– Не волнуйтесь, мама не приедет.
В наступившей неловкой тишине каждый думал о своём.
А о чём думал он, её отец, теперь спокойный, услужливый, подавивший в себе характер меланхолика?
– Да Раечка не расстанется со мной, не поцеловав на прощание! – гордо говорил, хвастаясь.
Но ведь и другое было:
– Как там мама? – звучавшее по телефону каждый раз сразу же после приветствия.
Значит, не забыл. Помнил. Её или свою любовь?..

– Ты прости меня, что мы тогда развелись с мамой! – сказал однажды. А она, дочь, ответила с сердцем, обиженно:
– Да лучше бы вы сразу развелись, не позоря лайкой и дракой ни себя, ни нас, детей! Стыдно было людям в глаза смотреть!
Да... с Раечкой такого и в помине не могло быть, всё муси-пуси. Это вам не шутка – жить примаком.

# # #

Она приехала к нему ещё раз. Уже после того, как неожиданно для всех умерла от сердечного приступа Раечка.
– Сходим на могилу? – с надеждой спросил отец, ощипывая зарезанного гуся.
Не захотела.
– А я каждый день хожу. Поговорю со своей Раечкой – и легче на душе.
– Времени нет, пап, я же на несколько минут приехала к тебе... Красивые ты испёк куличи!
Он тоже посмотрел на стол, где стояли три недавно испеченные куличи и лежали две консервные банки бычков.
– Это я жду Нину. Должна приехать с мужем на Пасху. Вот, гуся приготовлю, чтоб не обижалась... Да и мамку помянем.
Под ложечкой засосало.
– Пойду я, пап.
Отец засуетился, роясь в карманах. Вытащил сотку, протянул:
– Возьми!
– Не надо! Я зарабатываю. Не нуждаюсь.
Он ещё раз попытался всучить деньги, но тщетно. Не взяла. Зачем? Деньги на обратную дорогу были.
Шла по улице и плакала.

# # #

Он один продолжал жить в большом деревянном доме. Дети второй жены наведывались редко. Обычно один раз в месяц. На другой день после получения пенсии.
– А зачем тебе деньги, Корнеевич? – спрашивала Нина, недоуменно пожимая плечами. – Картошка своя, лук, морковка, свекла, огурцы... Да у тебя всё на огороде растёт!
– Ну, как же?.. А хлеба купить, мыла... – мямля, пытался возразить, отдавая ей пенсию.
Она брала, отсчитывала сто пятьдесят гривен, отдавала назад.
– Этого тебе хватит!
И он рад был, что не прогоняет его из дома, так как знал, что Нина давно хочет продать этот дом, да не знает куда деть старика.
* * *
Он привык к одиночеству. Целыми днями трудился на огороде, чтобы не быть в тягость падчерице. Старался хоть как-то её задобрить. Так, движимый желанием сделать доброе дело, решил обложить печь плиткой. А что? Аккуратнее будет, да и Нине не придётся растрачиваться. Чтобы дотянуться до потолка, поставил табурет на табурет, залез. Но внезапно поскользнулся и упал, натолкнувшись грудью на ножку. С сильными травмами попал в больницу.
Нина навещала каждый день. Как же иначе? За лечение надо платить. А отказаться – стыдно. Городок маленький, многие знают друг друга. Но выход быстро нашла.
Позвонила младшей его дочери:
– А ты знаешь, что твой отец при смерти в больнице?

А он лежал на больничной койке, отвернувшись к стене, уже не надеясь на чьё-либо сострадание, но с твёрдой уверенностью, что выкарабкается! Чутьё его не подводило никогда. Ни когда, служа в армии в десантных войсках, при очередном, сорок седьмом прыжке с парашюта, получил травму, ни в других жизненных ситуациях.
Вспомнилось, как окончив семилетку, поехал поступать в Киев. У родственников был новенький блестящий велосипед – мечта каждого мальчишки. Какая там подготовка к экзаменам! Он – на велосипеде на улице. С каким упоением нажимал на педали, держа ещё шатающийся во все стороны неуправляемый руль! Как душа пела! Откуда ему было знать, что из-за угла неожиданно появится женщина? Не в силах быстро среагировать и увернуться, зажмурил глаза и... – въехал колёсами ей между ног.
А на следующий день – экзамен. Дверь открылась, и в класс вошла та самая женщина. Нет, он не вышел из класса. Он выпрыгнул через открытое окно...
Алексей чуть заметно улыбнулся. Тот случай перевернул ему жизнь. Поступив в другой техникум, он стал ветеринаром. И встретил её, Катюшу.
Был ли он счастлив с ней? Да! Но кроме счастья этот брак принёс и страдание, боль.
Как молодые специалисты, были направлены на работу в село. Он – ветеринарным фельдшером, она – зоотехником.
С энтузиазмом стали возводить дом. Дом, который впоследствии станет распрей во языцех; который впоследствии сгниёт, как никому не нужный.
Сколько раз стены слышали его слова:
– Это мой дом!
– Ах, твой? Ну и оставайся в нём!
Со слезами и болью жена Екатерина, взяв только детей и детские вещи, уехала в другую местность. Он бросится вдогонку, и спустя годы вернёт её, но прежней счастливой жизни уже не будет.

А вот теперь и он в чужом доме. В доме, из которого его хотят выгнать, как когда-то... Всё возвращается бумерангом.
Думал ли он когда-либо, даже тогда, после смерти Раечки, когда Нина подсунула какие-то бумаги для подписи, что он не претендует на жильё, что всё обернётся именно так? Вряд ли. Эх, жизнь-копейка!
* * *
Чуть окрепшего, но ещё очень слабого и больного, его выписали из больницы. "Дома и стены помогают", – успокаивающе говорил. Дома, и правда, было лучше. Вот только холод донимал. Нужно было отапливать дом. Пользоваться газом не хотел: газ дорогой. Зачем лишний раз досаждать Нине? И так денег нет.
Когда холод проникал в каждую клеточку тела, – затапливал печь. Хорошо, что за огородом лес, успел заготовить на зиму дров. Теперь тепло, исходящее от печи, радостью разливалось по всему телу. А что ещё для счастья надо? Закрывал глаза и вспоминал... Вот он, ещё молодой, полный сил, среди сибирских снегов. Вокруг ни души. С одной стороны – Белое море, с другой – суровая тундра с колючими ветрами. Тогда, после развода, поехал в Москву, завербовался на полгода на Север. В полнейшем одиночестве было время и перемотать в памяти всю жизнь до подробностей, и переосмыслить её.
Убогая хибарка угнетала его. На широких лыжах целыми днями ходил по диким просторам, так и не научившись охотиться. Зачем же убивать животных? Еды хватало. Раз в месяц прилетал вертолёт, сбрасывал тюк с брикетами каши, супа, киселя, чая, сахара, соли... Когда хотелось чего-то посвежее, шёл к берегу моря, ловил рыбу. Рыба, не знавшая о коварстве рыбалок, была доверчивой, ловилась охотно. Но всё равно от недостатка витаминов вскоре развилась цинга, начали расшатываться и кровоточить зубы.
Тогда, возвращаясь домой, он зашёл в один из ресторанов Ленинграда и за ночь просадил огромную сумму денег, пробуя почти все блюда и всё время заказывая музыку. Другую, намного большую часть заработанных на Севере денег, он отдал сыну Раечки для покупки машины. А что? Для любимой женщины ничего не жалко! И для её детей, естественно!

Юра помнил об этом. По крайней мере, старику так казалось. В отличие от сестры Нины, никогда не кричал на него, не ругал, не выгонял из дому. То ли мужская солидарность срабатывала, то ли совесть не позволяла, напоминая о щедром подарке отчима. Даже заступался за него. Но Юра живёт далеко, а рядом – Нина, с которой надо быть начеку, уметь ладить. Впрочем, под словом "ладить" в последнее время подразумевалось "угождать".
Единственной радостью за эти последние годы была дочь Нины, внучка Вика, которую он вынянчил и которой безмерно гордился. Да и было чего: девочка выросла смелой, умной, целеустремлённой. Ещё в студенческие годы стажировалась за границей. Побывала на работе во многих странах. Сейчас живёт и работает в Америке. Где там навестить, позвонить нет времени. Он не обижался. Да разве на любимых обижаются?
Воспоминания согревали душу. Теперь вся его жизнь была одним сплошным воспоминанием. Целыми днями лежал от слабости на кровати. Однажды, поднимаясь, упал, ударился затылком. Зрение с тех пор начало резко падать. Беспомощность, явившись таким образом, полностью парализовала его. Страх за будущее сковывал всё тело.

* * *
Как-то оно всё неправильно в жизни получается! Вот прожил жизнь – бурную, насыщенную, красочную, а теперь – полнейшее одиночество и спокойствие. Думал ли когда, что всё так обернётся?
Тишина уже не давила. Привык. Большую часть времени лежал на кровати: ощущал слабость, когда поднимался; кружилась голова, и всё плыло перед глазами. Но не сдавался. Единственным развлечением было слушание радио – хорошо ещё, что слух не пропал! Зрение продолжало падать. От просмотра телевизора отказался.
Воспоминания полностью овладели им. Вот он маленький трёхлетний мальчик, привязанный к ножке стола, чтобы никуда не убежал, покуда мать на работе, сидя на глиняном полу, старается ножницами разрезать верёвку... Вот они, дети, окружив маму, едят вареный картофель "в мундирах". Вот в голодовку собирают колоски... Длинная жизнь! Чего только не было! Сейчас восемьдесят. Жить бы ещё да жить. Вон, дед в девяносто помер. Крепкий мужик был! До самой смерти на ногах, работал. И как сказал внучку: "Сегодня, Лёшка, я помру", так и случилось вечером. Он до подробностей помнил тот день и то, как они вышли с дедом в поле, и дед долго смотрел вдаль, впитывая в память красоту родной земли и о чём-то думая.

Вот и Раечка ушла... Он сделал для неё всё что мог. Совесть была чистой. Жаль, конечно, что сейчас в непогоду не дойти на кладбище, не то, что раньше. Каждый день проведывал. Единственный человек, с кем мог, сидя на скамеечке беседовать часами.

А Нина... А что Нина? Ну, хочет она продать этот дом, выручить какую-то копейку – разве будешь её осуждать за это? Сколько тут ему уже осталось? Лишь бы не выгнала...
Дети? Родные? Да, надо позвонить... А нужен ли он им? Меньшенькая, любимица, в соседнем районе живёт. Как-то сейчас не складываются отношения... А когда складывались? Чужими всю жизнь были... Старшая? Похожая на него. Но ведь тоже... кроме несколько скупых писем и вспомнить нечего...
Мысли волной, одна за другой, накатывались и теребили память. Это ещё хорошо, что он верующий человек! Вот обратится за душевной поддержкой к Богу – и полегчает. И всё житейское отойдёт на второй план. И не надо будет вникать в семейные передряги, ссоры, кого-то обвинять... Бог сам всё рассудит!

Не знал он того, что Нина звонила его родной младшей дочери, чтобы та забрала своего отца, сколько по этому поводу было обиды и зла. Забрать? Но куда? Ведь она забрала к себе маму, перенёсшую инсульт. А та и слышать ничего не может об отце. При одном воспоминании о нём, по её телу проходит дрожь и глаза загораются злым огоньком. От "хорошей" жизни, наверное. Сколько лет минуло, а боль не покидала до сих пор, сдавливая сердце и вызывая муку. Так это же воспоминание. А если бы увидела его?.. Нет, мама дороже! И её здоровье тоже!
– Я привезу его к тебе и положу на крыльцо! – угрожала со злостью Нина, желая избавиться от старого отчима. А родная дочь, хватая воздух ртом, апеллировала:
– Я с отцом прожила десять лет, а ты – тридцать три, вот и досматривай!
А какие эти десять лет были? Ссоры родителей, скандалы, драки, не одноразовая ночёвка в сарае... Её тоже била дрожь от страха, что если это, не дай Бог, случится, – мама не переживёт встречи с отцом.

Оставалась старшая дочь. Нина прекрасно понимала, что отчим не транспортабельный – не выдержит переезда длиной более тысячи километров даже в нанятой машине. Да и как его туда положишь? Но сдаваться было не в её правилах.
– Приезжай и досматривай своего отца!
Старшая родная дочь опешила. Приезжать? Как? Бросать работу – рассчитываться, оставлять мужа и четверых детей и ехать досматривать отца?
– Ты же на пенсии, живёшь рядом, вот и досматривай!
– А ты – родная!.. Эх, ты! А ещё верующая!..
Дальше последовала нецензурная брань.
Это было самым большим потрясением за последние годы. Хотелось, нет, не плакать – выть! Очень жалко было отца, но и ехать она не могла: на работе начальница сказала, как отрезала:
– Рассчитать Вас не проблема, возьмём другого работника. Но восстановить потом Вас не сможем.
А как же без работы? Столько безработных в городе... Чем оплачивать за квартиру? Сумма и так превышала её зарплату. Она прекрасно понимала, что останется потом без работы, а впоследствии и пенсии – не хватало стажа. Как можно обрекать многодетную семью на нищету?
* * *
О плохом вспоминать не хотелось. Но воспоминания упрямо напоминали о себе.
Вот их первая встреча после разлуки – в ту холодную снежную зиму. Он нашёл её, приехал. Они стояли на перроне вокзала, мёрзли. До сих пор помнила тот холод. Он тогда взял её за рукав осеннего болоневого пальто, пожурил:
– Зима, а ты в таком лёгком!..
Промолчала в ответ. После учёбы она жила в Харькове, почти всю зарплату отдавала за квартиру. Тёплое пальто – большая роскошь, на еду не хватало... Тут хотя бы булочку, так и то...

А потом, спустя годы, приехав с двумя маленькими детьми к сестре, позвонила ему – отец всё-таки. Как не встретиться? Приехал. Привёз литр молока, литровую баночку варенья, кулёчек сушеных грибов и сушеной травы для чая. А тут как раз кума звонит. Узнала, что отец приехал, интересуется:
– Наверное, мешок денег привёз? Семнадцать лет прошло, как развелись с мамой...
Услышал её слова, покраснел... Она невольно взглянула на его подарки, и ком подступил к горлу: стало жалко отца. Ну, что он привезёт ей, если всю зарплату до копеечки отдаёт своей нынешней жене? Хорошо ещё, что сам приехал.
Муж сестры ухмыльнулся:
– Мы строились – кирпичика не помог положить. Я молчу уже о деньгах...
Осуждение? Нет. В глазах – обида и боль.

А всё-таки как же хотелось увидеть как он живёт, чем дышит!
Теперь уже она к нему поехала. Всю дорогу не покидал страх. Позвонила, предупредила о приезде. Он встретил на автостанции. Посидели, поговорили. Потом он проводил её до трассы. А впоследствии пожалел, что не пригласил домой.

Вот она – жизнь. Где найдёшь, где потеряешь – одному Богу известно. Хорошо, что с Раечкой ему повезло. Красивая она у него – глаз не отвести! Гордился её красотой, носил фотографию в кармане и при случае показывал знакомым. Даже съездил в село, где жил раньше с первой женой, не так посмотреть на свой дом, как заверить всех, что у него всё хорошо. И женой похвастался – пусть увидят какая красавица!

* * *

Младшая дочь внешне казалась непроницаемой. После боя кулаками не машут. Что уж теперь?.. тогда надо было думать. Тогда, когда мать скиталась с детьми по чужим квартирам, оставив отца после очередной драки... Когда стыдно было смотреть в глаза односельчанам...
Не могла забыть, как пришёл отец на квартиру к ним, а мама заперлась и не открывала. Как он высадил окно, стараясь попасть в дом... Как, ругаясь, ударил себя ножом в грудь... Как возила её мама по бабкам, потому что спала она с тех пор с открытыми глазами... Много чего было. Да разве перескажешь? Хорошая жизненная закалка! Только вот нервные клетки не восстанавливаются...
Нет, ничего она не хочет с тех пор. Ни-че-го! Муж несколько раз пытался наладить между ними отношения, но не получилось. Да, побывали в гостях! Мачеха дала на прощание ведро клубники. Лучше бы она и не брала её! Нина впоследствии это припомнит, выскажется!

А родительский дом... Нет, не хочется съездить к нему, не тянет. Слишком много боли пришлось испытать. Зачем же его вспоминать, лишний раз бередить рану?