Валентина Лысич

– Как это папоротник не цветёт? – её брови с удивлением взметнулись вверх. – А как же Павлуша?
– А что Павлуша? – в свою очередь удивилась я.
– Как же он тогда мог понимать разговоры птиц, зверей, читать мысли людей?
– Так уж и понимал! – с плохо скрытой насмешкой парировала я.
Баба Галя отвела взгляд в сторону и задумалась. Тень обеспокоенности пробежала по морщинистому лицу, оставляя следы пережитой боли, грусти. Глаза потухли. И она сама как-то вся осунулась вдруг, поникла.

Я ощутила укор совести. Чтобы сгладить неловкость положения, спросила:
– А кто такой Павлуша?
– Да брат мой двоюродный, Царство ему Небесное! Хорошим человеком был, уважаемым. Председателем колхоза его выбрали единогласно! Что бы ни случилось, все к нему шли. И поможет, и посоветует, но главное – был в курсе всех дел. Придёт, бывало, к нему человек за помощью, а он уже с порога отвечает ему на ещё не заданный вопрос. Боялись его! Ох, как боялись!

Бабушка перевела дыхание.
– А боялись-то чего?
– Ну, как же, он ведь всё знал: кто что украл и у кого, кто кому изменял, даже кто о плохом думал, не говоря о том, чего пожелал! Начнут ему глаза замыливать, а он в упор посмотрит, да так тихо, но твёрдо, и выскажет всю правду. Кому же такое нравится? И ведь ни разу не ошибся! Даже знал, где ворованные вещи спрятаны. Вот и боялись!

– Экстрасенсом был, что ли?
– Да нет! Просто на праздник Ивана Купала нашёл в лесу цвет папоротника, вот и дано было ему это... Только в одном просчитался Павлуша и поплатился самым дорогим – жизнью собственного сына.
Она замолчала. И было непонятно, то ли вспоминает события давно прошедших лет, то ли скорбит о своём двоюродном племяннике. Но, вздохнув, продолжала:
– Эх, Павлуша!.. Захотелось ему, чтобы и сын имел такие же знания. Обучив его что и как делать, отправил в лес, на свою голову! Только сын возвратился домой без цветка, без знаний, но обезумевшим...

* * *

Кирилл шёл по лесу, осторожно переступая сухие сучья под ногами, чутко прислушиваясь к звукам леса. Ночь вязко обволакивала стволы деревьев, опускаясь всё ниже и ниже на травы, высохшую хвою и валяющиеся ветки деревьев. Любой резкий звук от сломанной веточки заставлял его вздрагивать, оглядываться по сторонам. Давно позади осталось и село, и тропинки, ведущие в село, а впереди – только опасность от неизвестной неизбежности. И страх от надвигающейся темноты. Ещё немножко – и он у заветной цели: зарослей папоротника. Кирилл с облегчением вздохнул и, присев на корточки, прислонился спиной к самому толстому дереву. На всякий случай. Чтобы хоть за спиной был надёжный тыл.

В ожидании прошла, казалось, целая вечность. Он устал слушать тишину, устал вглядываться в неподвижные папоротники, устал бояться. А может, всё обойдётся? Может, и правда, всё это просто-напросто – выдумка?

Расслабившись, потянулся и вдруг заметил неясное усиливающееся сияние из зарослей. По всему телу пронёсся трепет. Выпрямившись, сделал движение в направлении неизвестного, но внезапное шипение заставило его замереть на месте. Присмотревшись, со страхом заметил множество змей. Но так и должно быть! Его же отец предупреждал! Сорвать! Скорее сорвать!

И он, напрягая всю силу воли, резкими движениями перепрыгнул через шевелящиеся клубки змей, сорвал ярко полыхающий цветок, зажал в кулаке, и попытался со всей силы бежать с этого страшного места. Но ноги зацепились за что-то – упал. Шипение змей, завывание ветра, хохот филинов, мерцающие в темноте глаза волков, что вот-вот приблизятся, и ещё много чего непонятного, но страшного по природе своей, вмиг обрушилось на его сознание.
Бежать! Быстрее бежать! Не оглядываться! Не оглядываться!!! И он бежал, не понимая уже куда и зачем.

Нашли парня только через два дня, обезумевшего, грязного, окровавленного и обессиленного, положили на толстое рядно и двинулись в обратный путь домой.
Не долго прожил Кирилл. Но до конца дней своих его испуганный взгляд быстро бегал по всем углам дома, заставляя неимоверно страдать отца, как бы молча упрекая его в содеянном.