КОФЕ НАШЕГО ГОРОДКА
 
Мы в семье, пока я был маленьким, пили чай. Обычно это был индийский чёрный «со слоником», который любили и украинские родственники, и белорусские, и уральские. Самоваров в семье у нас не водилось, но красивые заварные чайники были у всех в нашей тогда большой и дружной семье. Как в «Простоквашино»: «У меня дядя на гуталиновой фабрике работает, вот и шлёт всем подряд», так было и у нас, многие наши уральские родственники работали на Богдановичском фарфоровом заводе, поэтому с фарфоровой посудой у нас проблем не было. Но у родителей мамы, то есть у моих дедушки и бабушки был один весьма необычный сервиз, «не уральский», в него входили чёрной глазури чашечки с блюдечками и удивительным чайником высоким и тонким, очень похожего своей фигурой на императорского пингвина, который уважительно называли кофейником. Наверное, наличие этого сервиза в раннем детстве меня привело к убеждению, что чай и кофе это немного разные напитки.
Кофе в моём детстве был напитком не второго ряда, а четвёртого или пятого. До поры мы его игнорировали, а какао у нас использовалось только в кондитерских целях, пачку «Золотого ярлыка» мама берегла так, что нам этой пачки хватило на несколько лет. Я успел выпуститься из детского сада, закончить младшую школу, а на дне заветной зелёной пачки оставались ещё пара ложечек драгоценного, хоть и просроченного порошка. Но вернёмся к кофе.
В советских столовых, в которых мне доводилось бывать, кофе продавался в больших стаканах, он был только с молоком, с ужасной коричневой пенкой сверху и изготавливался отнюдь не из кофейных зёрен. Это был эрзац, суррогатный ячменный или цикориевый напиток, который кипятили в двадцатилитровой кастрюле, разводили молоком и разливали черпаком по обычным мухинским гранёным стаканам. В некоторых столовых поприличнее или в кафе подобное варево наливалось из специальных термобаков, которые стояли в сторонке от основных мармитных витрин раздачи, из которых «кофе» наливал либо раздатчик, либо сам посетитель. Напиток был, действительно, полезным и приятным на вкус, но к настоящему кофе он не имел никакого отношения. Дома мы подобный напиток не готовили, а я в столовых предпочитал этой противной серо-молочной пенке подобного варева томатный сок или простой чёрный чай за две копейки. На худой конец я мог предпочесть стакан компота из сухофруктов, выбрав порцию с минимальным фруктовым осадком… В школе нас таким суррогатным напитком, слава Богу не баловали, а вот в школьном летнем лагере приходилось пить, брезгливо отбрасывая пенку, я не без удовольствия выпивал порцию этого самозваного напитка.
Кофе пришёл в наш дом позже, когда мне исполнилось лет десять. Это был растворимый кофе в высокой стограммовой жестяной баночке, которая стоила аж два рубля (банки от такого кофе не утилизировались, они оставались в семье навсегда, играя роль контейнеров для гаек, шкатулок для ниток и тп). Далёкие от понятий эспрессо и американо, мы не знали, что такое чёрный кофе, потому что кофе мы пили оранжевый. Как это? На стакан кипятка бралось кофейного порошка на кончике чайной ложечки, получался красивый яркий красочный коричневый полупрозрачный напиток с янтарно-оранжевым оттенком с лёгким злаковым привкусом (я бы сказал с ячменным привкусом). Банки подобного кофе на нашу семью из пяти человек хватало месяцев на девять. А ещё в магазинах мы, будучи детворой, покупали порционные кубики растворимого кофе с молоком в фантике, словно большие ириски, и которые по идее нужно было заливать кипятком, но мы обычно до такого не доходили, разворачивая их, и съедая сухпайком, а потом запивая водой, или томатным соком, или квасом.
Банки московского растворимого кофе в доме иногда сменялись индийским, а бывало даже и бразильским. Поэтому мне до поры до времени было непонятно, что имела в виду Людмила Прокофьевна в рязановском фильме:
- Утром встану – пойду варить кофе... И не потому что хочу позавтракать, а потому что так надо.
Я очень удивлялся слову «варить». А чего его варить, взял, развёл кипятком и делов-то?! Или как пелось позднее в 90-е: «Просто добавь воды!»
Однажды к нам в гости приехала сестра отца Мария Аристарховна, которую мы всегда звали тётей Мариной. Она работала в то время директором ресторана в своём черниговском городке Бобровица. И однажды после прогулки по городу мы шумной ватагой оказались на горловском автовокзале, рядом с которым располагался ресторан «Дорожный», но первый этаж здания занимал бар, и тётя Марина завлекла всех нас в бар выпить кофе. Я ещё подумал: «Эка невидаль, кофе попить!». Хотя, скорее всего, её подтолкнуло к посещению заведения профессиональное любопытство, посмотреть интерьер. Но как ни странно, тот кофе, который я увидел в баре, меня удивил. Бармен в полутёмном зале с плюшевыми абажурами творил какой-то немыслимый шаманский обряд. Это было похоже на опыты алхимика. Над печью с раскалённым песком он гонял туда-сюда две маленькие кофеварочки (слова джезва и турка для меня были тогда ещё инопланетными). Кофе в этих сосудиках чуть больше напёрстков поднималось и пенилось, бармен приподнимал их над песком, пена оседала, и он проделывал это действо несколько раз, а потом резко опрокидывал содержимое кофеварочек в такие же миниатюрные чашечки. Я в тот раз не решился отведать такое варево. Но в тот день я уяснил, что значит варить кофе.
 
Но дальше меня ждал новый виток познания культуры пития.
Я попал в больницу. Мне было семнадцать лет, организм растущий, поэтому после больничного ужина молодые пациенты, и не только молодые ближе к 22:00 устраивали себе в палатах ночной дожор. Обычно мы устраивали гастрономические забеги своей палатой, но однажды меня пригласил к себе сосед по несчастью из палаты через стенку.
Андрей пригласил меня на кофе. Он лежал в трёхместной палате и у него накануне выписали двоих соседей, а так как это было в пятницу – новых бедолаг к нему не подселили. И чтобы избежать коммуникативного дискомфорта, он позвал в гости меня. Я пришёл со своей чашкой и пачкай печенья, он достал свой подпольный кипятильник (которые были строго запрещены к использованию в больнице) и вскипятил воду. Негромко играл радиоприёмник, в коридоре слышны были звуки работающего в красном уголке телевизора. Андрей разлил кипяток и достал банку кофе с испанской каравеллой на этикетке, и достав десертную ложку, зачерпнул с полной горкой кофейный порошок и, к моему ужасу, всю всыпал себе в чашку.
- Что ты делаешь!? – испуганно возопил я.
Андрей, перепуганный моим криком, удивлённо сказал:
- Но это же кофе! Его так пьют!
И для меня это стало шоком.
- Как так?
- Ну, вот же написано, – и он продемонстрировал надпись на банке, – добавить чайную ложку, залить кипятком. Так это на чашечку, а у нас с тобой большие чашки.
Это стало ломкой моих устоев. В тот вечер я впервые попробовал пить растворимый кофе как полагалось, а не так как пили у нас в семье.
 
По-настоящему кофеманом я стал в 90-е годы. Рынок постепенно заполонили банки «Нескафе», «Пеле», «Елит» и их подделки. Мы почему-то повелись на рекламу «Нескафе» и переплачивали за бренд. Хотя никакой очевидной разницы между растворимым порошком и гранулами не было, но телевизионная реклама делала своё дело. Поначалу я пил чёрный кофе. У нас с друзьями так было заведено. Аристократических замашек, вроде добавления сливок или молока в напиток, у нас не наблюдалось. До поры до времени.
Однажды мы с друзьями попали к одной из знакомых девчонок в гости. Она привела в честь своей зарплаты к себе домой шумную компанию. Были и алкогольные напитки, но под десерт стали пить кофе и тут кто-то из юных дам мне предложил добавить в кофе немного молока. Я сперва отказался, но потом дал добро, мне влили в чашку молоко и я вдруг распробовал, как удивительно поменялся вкус напитка, он стал мягким и каким-то особенным. Так я впервые изменил чёрному кофе, а потом уже просто не смог к нему вернуться.
А далее, уже будучи женатым, на несколько десятилетий я «подсел» на сублимированный кофе. На литературные мероприятия, фестивали и встречи я всегда с собой возил стики или пакетики с любимыми сортами кофе и с запасом сухих сливок, на случай, если не удастся по случаю купить молока (ведь иногда литературные фестивали проводились в местах далёких от цивилизации). Кстати, кофе 3 в 1 (в который производители совершенно забывают добавлять сам кофе) я презирал, как самую гнусную из подделок.
 
Но однажды я попал в гости к Александру Товбергу. Нет, не однажды. Это было в один из приездов к нему в Красноармейск. Я на кухне у Саши увидел гейзерную кофеварку. Заинтересовался и Александр продемонстрировал мне её работу, заварив кофе.
Вернувшись домой, я купил подобное чудо техники себе и, наконец-то, начал пользоваться молотым кофе. Следующим шагом стала покупка кофемолки и переход на кофейное зерно. Моему примеру последовал и отец, который тоже купил кофемолку и перешёл на зерновой кофе.
В наших литературных кругах я старался вытеснить потребление на творческих встречах растворимого кофе, щедро делясь запасами молотого зерна с друзьями. Я научился выбирать зерновой кофе с определённым процентом робусты и арабики, нашёл свою любимую торговую марку, перешёл на турецкий способ заваривания в джезве, даже подумывал о покупке электрокофеварки по принципу турки, чтобы заваривать кофе на работе. И тут, благодаря сахарному диабету, меня накрыла гипертония…
Сейчас помимо гейзерных кофеварок у меня имеется несколько джезв, для себя и одна гостевая на три-четыре порции, но только кофе в тех объёмах, в которых я хочу его потреблять, мне уже нельзя. Ни с молоком, ни без него…
Поэтому, с грустью и сожалением вспоминаю детство и юность, которые прошли мимо такого удивительного напитка, как натуральный зерновой кофе.