Отрывок из романа «Финансист» (Часть 2, глава 8)

Леонид ПОДОЛЬСКИЙ
 

Мы продолжаем публикацию отдельных глав из эпического романа писателя Леонида Подольского «Финансист». Роман посвящён бурным событиям российской истории 1992-1994 годов, когда начинались российский капитализм и российский авторитаризм. Публикация романа ожидается в течение 2023- 2024 годов.  

Часть 2, глава 8
Обратная дорога в Иерусалим оказалась намного веселее. Светило ласковое предзимнее солнце и вокруг не было так пустынно как неделю назад. То тут, то там мелькали яркие пятна зелени, появлялись деревья и Игорь удивлялся: неужели пустыня могла расцвести и  зазеленеть за одну неделю после дождя? Что автобус едет другой дорогой, он заподозрил, лишь заметив за окном мелькнувшую водную гладь. Однако зеркало воды  только мелькнуло и тотчас исчезло и Игорь подумал, что ему почудилось. Когда-то он читал про миражи  в пустыне. 
- Вода? – Спросил он на всякий случай у женщины, сидевшей у окна. – Вы видели воду?
- Видела. Сейчас посмотрим, - она стала разворачивать карту, но пока разворачивала, вода появилась снова, занимая чуть ли не полгоризонта.
- Неужели это Мертвое море? – удивился Игорь, плохо ориентировавшийся в этих местах. – Но ведь в Эйлат мы всю дорогу ехали через пустыню.
- Оазис Эйн-Бокек, - попутчица, наконец, развернула карту и показала Игорю место, где они находятся. – В Эйлат есть две дороги. Одна из них проходит через Беэр-Шеву, а другая идет вдоль берега Мертвого моря. 
Через несколько минут автобус остановился у автостанции и Игорь, выйдя из автобуса, бросился к Мертвому морю. С виду оно было похоже на гигантское озеро, только поверхность воды оставалась абсолютно спокойной, ни волн, ни ряби на поверхности. Игорь погрузил руки в воду, зачерпнул пригоршню воды и смочил лицо. Вода показалась маслянистой, он попробовал ее на вкус, она оказалась горькой.
Потом снова ехали через пустыню, оставив в стороне Масаду. Вдалеке цепью тянулись Иудейские горы, местами поросшие редкой растительностью, да время от времени мелькали бедуины со стадами овец. Древний пейзаж здесь, казалось, не изменился со времен проотца Авраама. Игорь вспомнил, что где-то в этих местах внук Авраама Яаков сражался с Ангелом и получил имя Исраэль[1]. Через некоторое время въехали в Маале-Адумим[2], Игорь почувствовал себя почти дома. 
В последующие дни, живя у Гутмана, Игорь почти не видел хозяев. Он мало бывал дома: то ездил на экскурсию в Масаду и к Мертвому морю, то на два дня на север к Ливанской границе, побывав по дороге в Назарете, в Древней Тверии на озере Кинерет, в историческом Акко рядом с Хайфой и на горе Хермон – там по-зимнему выл ветер и лежал снег. Но, спустившись по канатной дороге на равнину, вскоре вновь оказались у моря. Ночевали в маленьком, ничем не примечательном городке, название которого Игорь почти сразу забыл. Комната, где ему предстояло провести ночь вдвоем с соседом, показалась  неуютной и тесной и Игорь решил прогуляться. Он дошел до ближайшего перекрестка мимо невысоких белых домов в колониальном стиле, мимо аккуратных палисадников, где благоухали цветы и росли пальмы и вдруг услышал легкий, едва уловимый шум. Игорь свернул в ту сторону, откуда он доносился, ласковый гул постепенно усиливался, скоро Игорь увидел бегущую лунную дорожку, услышал плеск и понял: море. Прямо за крайними домами начинался пляж, ближе к берегу   песок был влажный, прибитый прибоем, идти по нему было легко, а совсем рядом, прямо у ног, освещенное  луной, бескрайнее, ласково, как ребенок, плескалось и роптало Средиземное море. Игорь побрел вдоль берега по бесконечному пляжу, слушая повторяющиеся мерные звуки прибывающих и убывающих волн. Редкое умиротворение охватило его. Суета, все суета. Только море. Вечное море. Сама вечность застыла перед ним. Точно так же волны бились о берег во времена Цезаря, и во времена царя Соломона, и за тысячи лет до Соломона. Люди приходят и уходят, рождаются, страдают, к чему-то стремятся, убивают друг друга, а мир остается неизменным. Море, солнце, луна, ветер – вот смысл жизни, смысл вечности. Он почувствовал как устал. Он на время вырвался из круговерти, забыл про бандитов, про суды, про свой разрушенный бизнес, про враждебное, грозное государство, а ведь в сущности все суета. Смысл жизни: солнце и море. Вечность. Вот так ходить вдоль моря. Слушать прибой. Или отлив. И больше ничего не нужно. Вот они вечные ценности: солнце и море. Сможет ли он когда-нибудь бросить все и купить домик у моря, и бродить так каждый день, слушать нескончаемый шум волн? Плавать днем, а вечером вслушиваться в завораживающий плеск стихии.
Как хорошо думать и мечтать под этот шум. Главное, мысли не мельтешат – здесь думается о вечном, о мироздании. О Боге. Он здесь где-то рядом. Но это не тот Бог, который когда-то торговался с Лотом, не тот, который превратил Сдом в соляной столп, не мелочный, вздорный племенный Бог, для которого юный Давид делал краеобрезания[3], не тот Бог, который тысячи лет терпел, а может и творил зло, и даже не Иисус этот Бог. Этот Бог – вечность, время, вселенная. 
О, как хорошо без конца, без устали слушать эту вечную песнь моря. Так думая, или мечтая, а может забывшись, шел Игорь очень долго, пока не заметил, что по левую руку от него давно нет домов, ничего нет, только тьма. Городишко закончился. Тогда он повернул назад, только теперь старался быть бдительным, чтобы не пропустить то место, где он спустился к морю. Идти было далеко и моментами Игорь снова начинал грезить. Вечные ценности, вот они. Солнце, луна, море, небо. Когда-нибудь он закончит свои труды. Исполнит свой долг, достроит свой карточный домик, ведь все, что строят люди, это всего лишь карточный домик. Все временно на этой земле. Да, когда он все закончит, он хочет только солнце и море. Вот так ходить по этой земле, по песку… С Изольдой… Или с Юдифью…
Он запутался, он устал. Он наверняка грешен. Но он не раскаивался, ничего не хотел изменить, не мечтал повернуть жизнь вспять. Он был уверен, что Бог, несуществующий вечный Бог, не будет к нему слишком строг. Бог простит его. Все будет хорошо. Не может, не должно быть плохо. Он знает теперь: существуют вечные ценности. Когда он станет старым, это все, что останется ему. Вечные ценности. Природа. 
Здесь смешалось, здесь прошло столько народов и государств: ханаанеи, евреи, филистимляне, самаритяне, финикийцы, древнее еврейское царство, Израиль, Иудея, ассирийцы, вавилоняне, персы, греки, государство Хасмонеев[4], сирийцы, идумеи, римляне, византийцы, арабы, крестоносцы, мамлюки, сельджуки, османы, Наполеон, снова Османская империя, потом Британская, наконец, опять Израиль – все менялось и только море все то же, вечное…
Игорь едва не прошел поворот, но в последний момент заметил уличный фонарь, служивший ориентиром. Когда он добрался до дома и тихо лег в постель, сосед уже спал, а Игорь все никак не мог уснуть: он думал о вечности.
Утром после посещения ливанского коридора[5] гид  предложил заехать на обед в семейный ресторан к друзам. Друзы – это звучало романтично и загадочно, почти как сказка из «Тысячи и одной ночи». Игорь когда-то что-то читал о ливанских друзах: о бесстрашии их воинов, не боящихся смерти, ведь душа, в соответствии с их верой, не умирает вместе с телом, она бессмертна, а потому переселяется в новое тело, и каждому погибшему в бою уготовано место для вечных наслаждений в раю среди сладких плодов, ангельских птиц и танцующих сладостных дев – почти такая же вера, как у древних германцев и индусов. 
У других, надо полагать, были столь же туманные представления о друзах, потому что кто-то из женщин спросил.
- А нас там случайно не возьмут в заложницы? Не продадут куда-нибудь в гарем?
Гид по имени Иосиф, в прошлой жизни бывший Юрием, инженером из Днепропетровска, а ныне блестяще владевший многотысячелетней еврейской историей и одновременно историей Святой земли – он щеголял тем, что помнил наизусть все даты от самого сотворения мира – с улыбкой заверил:
- Не беспокойтесь, все будет в полном порядке. Наш друз Хусейн учился в Москве в Авиационном институте. Он почти как русский. И жена у него русская, из Мытищ. Хотя все равно друзы очень интересный народ. Есть друзы израильские, есть сирийские, а это – друзы Голанских высот. Мы с вами, если вы еще не догадались, едем сейчас по Голанским высотам. Эта спорная территория с Сирией была занята нами в 1973 году в результате очень тяжелых боев. Километрах в десяти отсюда находится Эль-Кунейтра, мертвый сирийский город, место крупнейшей танковой битвы.  Там до сих пор стоят, как призраки десятки подбитых сирийских танков.
Так вот, друзы – очень мудрый народ. Они всегда вне политики и всегда лояльны к своему государству. Всегда служат в армии. Чтобы не ставить друзов перед дилеммой стрелять в других друзов, в Израиле их стараются не использовать против Сирии и Ливана. Друзам с Голланских высот, конечно, намного комфортнее в Израиле, но они никогда не признаются в этом публично. На всякий случай. Они опасаются, что Израиль когда-нибудь вернет эти стратегические высоты Сирии и тогда сирийцы станут им мстить за неверность. А мстить и репрессировать сирийцы умеют. У друзов не принято открывать свои мысли чужим.
- Вобщем, люди как люди, - перебил гида ворчливый Илья Аронович из Подмосковья. Он был единственный, кого Игорь запомнил из всей группы: Илья Аронович постоянно перебивал гида, задавал множество вопросов, рассказывал анекдоты, периодически ковырял пальцем в носу и целый день жевал пирожки, которые провез через границу вопреки запрету израильской таможни. – Понимают свою выгоду. Будто мы в Союзе сильно откровенничали, особенно с иностранцами. Вы мне лучше скажите, почему в Израиле на севере, в Галилее совсем не создают рабочие места? Моему брату чиновники посоветовали поехать на север. Я только что у него был. Сидит на пособии и никаких перспектив, а мог бы приносить пользу. Один обман кругом, что в Израиле, что в России – Илья Аронович, экономист, приехал в Израиль на рекогносцировку, а заодно пытался найти сбыт для какой-то полувоенной продукции. Раньше ее закупали для армии, но теперь армия бедствовала и директор попросил его поискать покупателя. Но покупателей не находилось, в Израиле  made in Podmoskovie никого не заинтересовало.
Илья Аронович явно был от Израиля не в восторге, о чем и сообщал по нескольку раз в день.
- Такое впечатление, - ворчал он, - что здесь все только и делают, что жрут и ковыряют в носу.
- Что это за друзы, чем они занимаются? Вы говорили, что этот ваш друз, Хусейн, закончил Авиационный институт? – на сей раз новая мысль посетила Илью Ароновича.
- Да, по профессии он авиационный инженер, - подтвердил гид. -   Только здесь он держит ресторан.
- Вот это как раз то, что нужно, - обрадовался Илья Аронович. – Зачем тут, в глуши, авиационный инженер? Надо будет с ним поговорить. Может его заинтересует наша продукция.
Автобус между тем развернулся на горной дороге и свернул к небольшому селению, утонувшему в тумане, так что Игорь ничего не разглядел. Выйдя из автобуса, сразу прошли в ресторан, если это, конечно, можно было назвать рестораном: очень большая комната, но все равно тесная для такого количества людей. У стены стояли два старых вытертых дивана и пара кресел, висел потемневший от времени ковер – это, очевидно, должно было обозначать Восток. Остальная часть комнаты  была заставлена дешевыми, без скатертей, как в какой-нибудь советской забегаловке, столами и не слишком удобными стульями. Ни хозяев, ни официантов не было видно. Гид Иосиф вышел на минуту и вскоре вернулся с сообщением:
- Просили немного подождать. Минут через пятнадцать-двадцать обещают обед.
Илья Аронович поспешил воспользоваться паузой.
- Нельзя ли мне пока пообщаться с хозяином по важному делу?
- Сейчас я вас провожу, - покорно согласился гид.
Рядом с Игорем сидел за столом крупнотелый, бородатый, с   лоснящимся лицом и приплюснутым боксерским носом мужчина, мало похожий на еврея, с вполне амбивалентным отчеством: Павел Максимович. Игорь ночевал с ним в одной комнате, а потому Павел Максимович обращался к Игорю на «ты», хотя, не считая «доброе утро», они не общались.
- Смотри, как старается, - подмигнул он Игорю. – Сейчас все, что хочешь, продадут. Секреты, брат, родного, брат, завода. Помнишь, песня такая была, полублатная. Допелись. Сейчас тут другой товар в цене, - произнес он загадочно.
- Какой? – заинтересовался Игорь.
- Вот я в Бейруте был недавно, - усмехнулся Павел Максимович. – Там, знаешь, война, все между собой дерутся: шииты, сунниты, марониты. А в спокойном, тихом месте – бордель. С нашими русскими девочками. Не только из России, из Украины, из Молдавии, из Казахстана. И все туда ходят, все конфессии   без разбору, и безусые юнцы, и почтенные отцы семейств. Только евреев там не осталось. А раньше было много. Все-таки ближневосточный Цюрих. И резиденты сидели, не только наши. Крупнейший узел шпионажа и международного криминала. А теперь вот русские девочки.
- Как они туда попадают?
- Мафия. Криминальный бизнес. Целая сеть, - убежденно сказал Павел Максимович. – В любом крупном городе на Ближнем Востоке. И не только на Ближнем. И есть мерзавцы, которые этим занимаются. 
- А вы? Откуда вы так хорошо знаете? – не удержался от вопроса Игорь.
- Я человек неравнодушный, - усмехнулся Павел Максимович. – И наблюдательный. Агентство журналистских расследований… Кстати, Игорь Григорьевич, в Москве ты чем занимаешься, а? – он в упор посмотрел на Полтавского, так что Игорю стало не по себе.
- Я? – переспросил от неожиданности Игорь. – Да, так. В настоящий момент, можно сказать, что ничем.
- Хвоинского Владимира Александровича случайно не знаешь? - Он снова посмотрел в упор  и Игорю стало совсем не по себе.
- Случайно знаю, - ответил он. – Даже видел его в Израиле с Березовским, Патаркацишвили и Глушенковым. 
- Давно?
- Недели две назад.
- А-а, - неопределенно протянул Павел Максимович. – Хотели устроить в Израиле Лас-Вегас. Не вышло у ребят. Хвоинского  знаешь давно?
- Чуть больше года.
- И что, хороший человеке?
- Да как вам сказать, мразь.
Павел Максимович усмехнулся.
- Позвольте поинтересоваться, - не сдержал любопытство Игорь, - с чего вы взяли, что я могу знать Хвоинского?
- Исключительно интуиция, - неопределенно ответил Павел Максимович. – Скоро собираешься в Москву?
- В декабре, - осторожно ответил Игорь. Расспросы Павла Максимовича начинали его беспокоить. Мало ли кем мог оказаться этот человек.
- Надеюсь, в Москве не откажешься встретиться? – без улыбки, строго спросил Павел Максимович.
- А зачем? – не выдержал Игорь.
- Да ты не беспокойся. Никакого криминала. Встретимся, поговорим. Будет день, будет пища. Ничего особенного. Я слышал, у тебя в Москве серьезные неприятности?
- Откуда вы меня знаете? – снова удивился Игорь. – Кто вы?
- Ну как же, я ведь передавал твою путевку гиду. Так? Фамилия Полтавский. Так? Довольно редкая фамилия. Хотя у меня есть  родственники, тоже Полтавские. Так. А наслышан я о тебе был еще в Москве. Павел Марущак, если это тебе что-нибудь говорит. Знаешь, бывают очень интересные совпадения. Убивают директора завода и тут оказывается, что это кому-то очень выгодно.
- Какого директора? – растерялся Игорь. – Я не понял, что вас интересует? И чем я могу быть вам полезен? – Игорь, вероятно, не сумел скрыть испуг. Неужели это какой-то подставной тип от бандитов? Но как бы он сумел найти его   в Израиле? Нет, скорее тут какая-то случайность и все должно разъясниться.
- Да ничем особенно. Не бери в голову, - успокоил Павел Максимович. –  Скорее наоборот, это я могу быть полезен. Я же сказал: журналистское расследование.
- Вас интересует именно Хвоинский? – не удержался и снова спросил Полтавский. Лучше было притвориться безразличным и промолчать, но Игорю, как всегда, не хватило терпения.
- Кому он нужен, этот Хвоинский, - неприятно усмехнулся Павел Максимович. – Он самая настоящая дешевка. И он, и его директор Липатов…
- Интригуете, Павел Максимович, - только и сообразил сказать Игорь.
- Да брось. Неужели ты думаешь, что я здесь из-за него? Возвращайся в Москву, там, если понадобится, и встретимся – Павел Максимович то ли сделал вид, то ли в самом деле потерял интерес к Полтавскому.
С момента приезда прошло не менее получаса, но никаких признаков обеда, не считая слабый запах жарящегося картофеля с кухни, не обнаруживалось. Народ начинал роптать. 
- Иосиф, где наши друзы и где наш обед? – спросил кто-то.
- Обещают с минуты на минуту, они готовят. Пожалуйста, потерпите, - попросил Иосиф и вышел на кухню, очевидно, поторопить хозяев.
- Все понятно. Он состоит с ними в доле. Иначе бы он никогда не завез нас в эту дыру, - уверенно произнес Павел Максимович.
- Ну ладно, подождем еще несколько минут. Экскурсия была очень интересная, - примирительно сказал Игорь. На самом деле он никак не мог придти в себя. Непонятно было, что за человек этот Павел Максимович, какое отношение имеет к Хвоинскому и  Липатову и, главное, не связан ли каким-то образом с бандитами?  Или с милицией?
В этот самый момент появился хозяин, друз Хусейн, высокий мужчина с усами.
- Прошу прощения за задержку, - произнес он по-русски почти без акцента. – Сейчас будет обед. А к обеду вино – за задержку.
- Вы тоже с нами выпьете? – спросила одна из женщин.
- Мне нельзя. Аллах не велит, - серьезно ответил Хусейн, - но если вы отвернетесь, я потихоньку выпью, пока он не видит.
- В Москве вы, наверное, пили? – продолжали заигрывать с ним женщины.
- В Москве конечно. В Москве все пьют. А здесь отец живет в соседнем доме. Узнает, будет скандал. У нас с этим строго.
- Москва вам понравилась, Хусейн?
- Москва, да, - сказал Хусейн и поднял большой палец. – Мы раньше в Москву возили товар, в Москве все вмиг расхватывали, а теперь везем товар из Москвы. Помню, мы с женой года два назад поехали недалеко от Москвы. Заезжаем в магазин, а там пусто. На полках, как у вас говорят, шаром покати. Стоят одни резиновые галоши. И то все, - Хусейн рассмеялся, но почти  сразу посерьезнел, - и то все на одну правую ногу. Зато скоро у вас будет хорошо. Я недаром взял жену из России. 
- Еще год назад, - подхватил Иосиф, - у нас не было двухдневных туров, потому что у приезжающих из России не было денег.
В этот момент кухонная дверь распахнулась и в зал одна за другой вошли девушки с подносами в легких, прозрачных блузках и в шароварах на восточный лад. Девушки были изумительно хороши: высокие, стройные, светловолосые, светлоглазые, одна чуть повыше – настоящая модель, другая слегка ниже и смуглее, но не менее притягательна, так что все невольно ахнули. 
Афродиты быстро и ловко накрыли на стол, расставили блюда и тотчас удалились, вслед им раздались восхищенные аплодисменты и только нудный Илья Аронович проворчал:
- Ну и где тут друзская еда? Обыкновенный жареный картофель с мясом. Надеюсь, не свинина?
- А танец живота!? – воскликнул Павел Максимович. – Девушки наверняка умеют, а? Хусейн! – однако кто-то из женщин запротестовал, ссылаясь на то, что пора ехать, и Хусейн, воспользовавшись случаем, отговорился:
- Они здесь недавно. Не научились еще как следует, - и ловко скрылся за дверью.
Чуть позже, когда уселись в автобусе, Павел Максимович спросил у Игоря:
- Не возникала мысль, откуда в такой несусветной глуши такие девушки? Наверняка славянки. Не этот ли товар возит теперь Хусейн из Москвы?
- Но у него жена из Мытищ, - возразил Игорь.
- Да тут целая сеть, при чем тут жена? Бизнес и ничего личного. Сначала здесь, а потом выплывут где-нибудь в Бейруте, в Дамаске, или в Каире. А может и в Израиле.
- Мне кажется, у вас фантазия разыгралась, - не согласился Игорь. – У вас ведь пока одни предположения, не больше.
Павел Матвеевич с интересом посмотрел на Игоря, но спорить не стал. Вместо этого он вытащил из кармана флягу с коньяком и предложил:
- Не желаешь выпить?
- Нет, извините, спасибо, - поспешно отказался Игорь. – Я не большой любитель. Еще в дороге развезет.
- Не стану неволить, мне же больше достанется, - милостиво согласился Павел Максимович  и, сложив дорожный сборный стакан с видами Кавказских минеральных вод, плеснул в него коньяк. Автобус тронулся.
- Вы, очевидно, плохо представляете, на что ради денег способен homo sapiens, - произнес Павел Максимович через некоторое время.  Игорь хотел возразить, но Павел Максимович, запрокинув голову на спинку кресла, мгновенно заснул и проспал до самого Иерусалима.
В Вечном городе, простившись с Павлом Максимовичем, Игорь некоторое время испытывал душевный  дискомфорт, в мозгу словно сидела какая-то заноза: кто он и откуда, этот Павел Максимович, почему знает про него, что привело его к Марущаку, не связан ли как-то с бандитами? Или –   с кем? Ответов не находилось, от этого Игорь испытывал смутное беспокойство. Он попытался про Павла Максимовича забыть, выбросить его из головы, тем более, что больше тот не появлялся. Под влиянием новых впечатлений образ Павла Максимовича и в самом деле начал быстро бледнеть и скоро отошел на задний  план.   Все же следовало в Москве расспросить о нем Марущака. Не Хвоинского же, встречаться с которым было неприятно.
В тот же день, когда Игорь вернулся из поездки на Север, в гости к родителям заявился Стас. Старший сын Гутманов оказался похож на панка или хиппи – в подпоясанной веревкой одежде, с серьгой в ухе и со стрижкой под римского легионера,   так что Игорь едва не рассмеялся. 
- Ты, не иначе, решил напугать палестинцев, - ляпнул он не очень тактично, кивнув головой в сторону палестинской деревни. Не нужно было так говорить, но слово выскочило прежде, чем он успел подумать, этот баламут против воли вызывал раздражение. 
- Я как раз защищаю палестинцев. Я – левый пацифист, - без всякой иронии, очень серьезно отвечал Стас.
- «Только этого не хватало. Будем бороться за мир пока нас не сбросят в море[6]. Одного холокоста ему мало», -  разозлился Игорь, но не стал говорить вслух. Все же он находился в доме у родителей Стаса.
- Если ты пацифист, ты должен был защищать фашистов в Белом доме. Ты непоследователен, - зло сказал Игорь и тут же сообразил, что опять ляпнул лишнее. Он никогда не любил пацифистов. За пацифизмом, как правило, прятались либо дураки, либо негодяи, вроде циммервальдцев[7].
Стас пробурчал что-то вроде «разберусь сам». На этом протокольное общение закончилось, и Игорь отправился в свою комнату, но не успел он лечь, как в дверь постучал Стас.
- Извините, мне нужно напитаться информацией, - сообщил он, включил телевизор и довел громкость до таких децибелов, что  затрещавший телевизор вполне мог состязаться с утренним муэдзином, если слушать того сблизи, и начал переключать кнопки. Что мог он усвоить в бешеном мелькании кадров, в обрывках звуков, в вавилонском смешении языков, в молитвах, чередующихся с погонями и танцами, в африканских плясках, перемежающихся с оперным пением, бог весть, но Стас переключал телевизор с таким упоением, что Игорь начал беспокоиться все ли  в порядке у него с головой. Лишь минут через тридцать, насытившись информацией, Стас начал успокаиваться: сначала стал медленнее переключать кнопки, потом положил пульт и уже почти спокойно сказал Полтавскому:
- Ладно, спите. Мир рехнулся. Везде торжествуют силы зла.
- «Левый пацифист – это диагноз», - подумал Игорь. – Ты ожидал, что именно сегодня мир станет справедливым и разумным?
Стас, не ответив, захлопнул дверь.
 Бывший научный сотрудник Института физиологии Марк Бондель – в свое время Игорь разминулся с ним всего на несколько лет, - ныне же Генерал Всемирной армии распространителей гербалайфа, которого настойчиво рекомендовал Гутман, жил на скромной иерусалимской улице позади отеля “Soinesto”, а потому Игорь без труда нашел его дом, поднялся по щербатым ступеням на третий этаж и точно в назначенное время позвонил в искомую квартиру. Марк Бондель оказался при полном параде: в костюме и при галстуке, хотя в Израиле никто, кроме очень редких выходцев из России, не носит галстуки; тут же перед зеркалом заканчивала марафет и супруга Бонделя, симпатичная искусственная блондинка.
- Игорь Григорьевич? – обрадовался Бондель. – Женя Гутман меня предупреждал. Заходите. Немного неудачно вышло. Мы с супругой должны ехать на встречу энтузиастов. Нас ждут, но я постараюсь дать вам полную информацию. У нас есть максимум пять минут.
- «Он же сам договаривался, я мог бы и в другой раз», - с удивлением подумал Игорь, но промолчал. 
В кабинете, куда Марк Бондель провел Полтавского, оказалась не по-генеральски старая, сборная мебель – Бондель, скорее всего, привез ее из Москвы, - зато над столом висел мужской портрет в золоченой раме и рядом карта СНГ, на которой яркими кружочками отмечены были города, где Бондель сумел организовать группы распространителей гербалайфа, а на столе стояла большая коробка чудо-травы с изображенными на ней зелеными растениями.
- Это наш президент Марк Хьюз, основатель империи гербалайфа, - Бондель с почтением указал на портрет. – Мне повезло, меня тоже зовут Марк. На сегодняшний день я номер один в Израиле. Весной я еду на конференцию в Лондон. Там будут всего несколько человек из Израиля и пока никого из России. Но на следующий год вы можете успеть! Вы можете стать первым!
- Я так и не понял, в чем принцип действия гербалайфа, - перебил его Игорь.
Легкое разочарование промелькнуло во взгляде Бонделя, но он тут же заставил себя улыбнуться.
- Это у всех бывает поначалу. Я тоже не сразу все понял. Но это не беда. Гутман мне очень высоко охарактеризовал ваши деловые качества. Главное, не теряйте время, побеждает тот, кто начинает раньше других, - Бондель, подобно настоящему генералу, подвел  к карте. – У нас есть большая группа распространителей в Москве, поменьше – в Санкт-Петербурге и в Харькове. В Москве у меня очень хороший заместитель, бывший научный сотрудник, врач, он вам поможет, у него вы сможете получать гербалайф. Скоро наша сеть охватит весь бывший Союз.
- Но вы мне не ответили на мой вопрос, - напомнил Игорь. Напористость Бонделя начинала его раздражать.
- Это замечательный продукт. Только не забывайте: не лекарство, а именно продукт. Ничего лишнего. Одни витамины и тонизирующие вещества. Минимум калорий. Прекрасный эффект. Я вам ручаюсь, как физиолог. Я сам сбросил восемь килограммов. – Бондель посмотрел на часы. Словно почувствовав его нетерпение, в тот же миг приоткрылась дверь и в кабинет заглянула супруга Бонделя.
- Марк, мы опаздываем, - нежным голосочком пропела она.
- Сейчас, Рита, одну минуточку. – Дверь закрылась и, несмотря на спешку, Бондель стал рассказывать про систему продвижения в фирме «Гербалайф». Выходило, что если Игорь будет очень стараться, через несколько лет он точно станет долларовым миллионером и президентом фирмы, таким же, как Марк Хьюз. Неожиданно прервав себя на полуслове, Бондель снова взглянул на часы:
- Извините ради бога, мы очень спешим, - он весь был как на иголках. – Вот, запишите адрес в Москве, Анатолий Литвин, мой помощник, кандидат наук, он вам во всем поможет для начала. Я приготовил для вас коробку гербалайфа, как просил Гутман. 
– Может, я возьму гербалайф в Москве у этого Литвина? Получается очень много вещей, - попытался отказаться Игорь.
- Неудобно как-то получается, - недовольно сказал Бондель и снова посмотрел на часы. – Вы приходите ко мне, а взять гербалайф хотите у Литвина. У нас очень строгие правила. Вы можете упустить свой шанс. Ваши сто долларов окупятся моментально. Я могу вас направить к Литвину только если вы вступите в систему.
- Ну хорошо, - отступил Игорь. Он не знал о чем договаривался Гутман, а потому отказываться дальше было неудобно. – Только один вопрос. Могу я распространять гербалайф через аптеки?
- Нет, - решительно возразил Бондель. – Ни в коем случае. У нас сетевой маркетинг. Это строгое указание Марка Хьюза. Он все продумал до мелочей. Это гениальная система. Гербалайф – самый лучший продукт для похудения. Обратите внимание: это американский продукт, а в Штатах больше всего нобелевских лауреатов.
- «Почему нельзя?» - хотел спросить Игорь, но не решился.
Дверь, между тем, снова приоткрылась и в нее опять заглянула жена Бонделя.
- Марк, - ангельским голосочком напомнила она. 
Сопротивляться дальше было невозможно. Игорь выложил сто долларов и получил у Бонделя коробку. И тотчас почувствовал, что настроение у него портится. Дело было не только в ста долларах. Напористый Бондель переиграл его. И зачем ему было идти на поводу у Гутмана?
Игорь вышел из подъезда и остановился. Вслед за ним с минуты на минуту должны были последовать Бондель с женой. Интересно, какая у них машина? Действительно Бондель сумел разбогатеть, или только пыжится и надувает щеки? Игорь отошел вглубь двора и сел на скамейку так, чтобы виден был выход из подъезда, сделал вид, что рассматривает коробку с гербалайфом. Из подъезда, однако, так никто и не последовал. Прождав минут двадцать, Игорь позвонил по номеру Бонделя из уличного автомата. Через несколько секунд из трубки послышался воркующий, сладкий голосок жены Бонделя Риты. Сомнений не оставалось, его очень хитро обкрутили вокруг пальца.
 Нечто похожее Игорь заподозрил и с Цацкиным. Тот, вероятно, как всегда, наобещал лишнего и теперь прятался. Разозлившись, Игорь не стал дозваниваться и договариваться о встрече, а сразу направился в офис, благо тот располагался в высотке на улице Яффо, мимо которой Игорь каждый день проходил. 
Цацкин оказался на месте, к тому же он явно томился от безделья: никого, кроме нескольких скучающих сотрудников в офисе не было и Цацкин, чтобы скоротать время, затеял мытье окон.
Увидев Игоря, Женя спрятал тряпку, вытер руки и кинулся навстречу.
- Привет. А я только собирался тебе позвонить, - Цацкин очень правдоподобно изобразил радость.
- Свежо придание, - не без сарказма отвечал Игорь. – А я звоню, звоню… Однако хорошее у вас место. Центр города. Работы много?
- Хватает, - бодро заверил Цацкин и принялся оправдываться, что руководство фирмы, предоставляющей оборудование в лизинг, с которой он обещал свести Игоря, временно находится в отъезде. Зато человек, который хочет открыть  страховую компанию в России, на месте и он, Цацкин, готов отвезти к нему Игоря.
- Давай завтра, - предложил Полтавский.
- О’кей, - расплылся в улыбке Цацкин.
В этот момент в офис вошел странного вида человек с ружьем, в пятнистой форме российского десантника, в панаме, в темных очках и в болотных сапогах. К удивлению Игоря Цацкин бросился к нему навстречу с тем же радостным выражением на лице, как за несколько минут до того к нему, Игорю; об Игоре он словно забыл.
- Важный клиент? – спросил Игорь у секретарши.
- Какой там важный, - с досадой ответила она, - поселенец, живет на территориях, нигде не работает. Делать ему нечего, вот он и ездит. Приходит, часами сидит, травит анекдоты. Хорошо хоть пес у него куда-то пропал. Ничего он покупать не собирается. И денег у него нет. 
- А других клиентов нет?
- Как видите, - отвечала секретарша.
Только минут через двадцать, когда Игорь собирался обидеться, Цацкин передал поселенца одному из сотрудников и принялся рассказывать о грандиозных планах открыть с друзьями несколько новых офисов: в Тель-Авиве, Хайфе, в Беэр-Шеве и  Ашдоде. Игорь слушал с противоречивыми чувствами: он давно знал Цацкина и все же не мог понять, кто стоит перед ним:  Мюнхаузен, или, наоборот, человек, которого он сильно недооценивал.
Игорь поднялся и Цацкин вслед за ним.
- У меня к тебе просьба: спуститься со мной в «Апоалим» и помочь открыть счет.
- О’кей, - обрадовался Цацкин и неизвестно зачем прихватил с собой еще двух сотрудников. В банке «Апоалим», однако, чтобы открыть счет иностранцу, требовалось не меньше пяти тысяч долларов, так что пришлось идти в «Леуми», где Цацкин с сотрудниками долго вели переговоры, прежде чем сообщили, что можно открыть счет. Служащий принял сто долларов, сам отнес их в кассу, после чего выдал Игорю маленькую бумажку салатного цвета.
- Что это? – удивился Игорь. – А где договор? Тут же ничего не понятно. Как я по этой бумажке стану переводить деньги? 
Цацкин и компания снова долго совещались со служащим, пока, наконец, не перевели: - «Он говорит, что договор не положен».
- Ты сделал большое дело, - торжественно произнес Цацкин. – Я тебя поздравляю. Теперь у тебя есть счет в Израиле. На всякий пожарный случай.
- Но я ничего не смогу сделать с этой бумажкой, - усомнился Игорь. В самом деле, если что, если нужно будет бежать, где он найдет человека, который сможет прочесть эту еврейскую грамоту. Да и сама бумажка в пол-листа никак не вызывала доверия.
Они снова посовещались со служащим и один из цацкинских сотрудников показал Игорю в верхнем углу несколько цифр.
- Он говорит, что это и есть реквизиты. Этого достаточно. – Игорь понял, что больше ничего он от них не добьется.
- Эта квитанция действительна в любом филиале?
- Да, в любом, -  заверил после очередного совещания Цацкин и Игорь с облегчением решил, что лучше зайдет с Лёней в Тель-Авиве в другое отделение банка. Возможно, там окажется кто-то более компетентный. Или он заберет свои сто долларов назад.
- Ладно, спасибо, - Игорь не стал скрывать разочарование.
- Это большой успех, - словно в насмешку повторил Цацкин.
Вопреки сомнениям Игоря, Цацкин сдержал слово: на следующий день он примчался на своем авто и они отправились в Ашдод на встречу с человеком, который хотел открыть страховой бизнес в Москве. Они находились на полпути, когда случайно обнаружилось, что человек этот вовсе не Рома Черкасский – Рома исчез вместе с наполненным долларами чемоданом; поговаривали, что он отбыл в Америку, - и не бывший цеховик или фининспектор, а частнопрактикующий подпольный врач, что-то вроде приснопамятного Корейко, но совершенно точно, что из города Баку, Мафусаил. 
Мафусаил – в этом имени заключено было нечто библейское. Игорь представил старца с седой бородой.
- Мафусаил Амрамович, - с трудом припомнил Цацкин. – Вместе сдавали экзамены. Работает в поликлинике…
… Ашдод показался Игорю копией Тель-Авива: такие же дома средиземноморской архитектуры, такая же растительность, то же самое море и такие же кафе со столиками на улице. У одного из таких кафе Цацкин остановил свою “Subaru”, предложил Игорю подождать и на несколько минут забежал в клинику, довольно обширное белое здание, то ли поликлинику, то ли небольшую больницу, где работал этот самый Мафусаил.
Мафусаил Амрамович оказался то ли горским, то ли бухарским евреем, весьма смуглым, в очках, с блестящей лысиной, в то же время холеным, с вкрадчивым голосом, в отглаженном сером костюме. Именно таких, отглаженных и накрахмаленных, недосягаемых, встречал Игорь когда-то в  Москве. Воспоминания были не самые хорошие…
- «Пройдоха», - по какой-то давней ассоциации подумал Полтавский. Мафусаил ему сразу не понравился, без всякой видимой причины.
- Кофе? – спросил Мафусаил Амрамович и, пока официант ходил за кофе, Мафусаил Амрамович, вальяжно рассевшись за столиком, первым начал разговор. 
- Я такой человек, что всегда говорю только чистую правду, - начал он. – Это, как говорится, самый лучший подход. И мой отец, и мой дед, и прадед, а все они были уважаемые люди в Дербенте, всегда говорили одну чистую правду. И меня с детства учили быть честным. И сейчас, я думаю, мы должны быть честными друг перед другом.
- Да, - согласился Игорь, - нам ни к чему обманывать друг друга, - однако после такого вступления он ни на йоту не верил Мафусаилу Амрамовичу. Все, конечно, могло быть, но по первому впечатлению Мафусаил был человеком хитрым, неискренним и не очень умным. «Восточный человек», - подумал про себя Игорь.
- Я вот что думаю, - продолжал между тем Мафусаил Амрамович, - время сейчас такое, что будет обязательно развиваться туризм. При царе ездили, мне мой дед рассказывал. Прадед ездил, и прапрадед ездил к Стене плача.  И не только мы ездили. У нас соседи были Ходжаевы. Всю жизнь ездили в Мекку и Медину. А чтобы ездить, нужна страховка. Это как второй билет: вроде без пользы, а без страховки не поедешь. Нужно договориться в Москве с туристическими компаниями, чтобы страховать туристов. Дать им их процент, или,   как там у вас называется, откат. Для этого нужно зарегистрировать  страховую компанию.
- Зарегистрировать просто, но нужны деньги и офис.  И элементарные знания, - подсказал Игорь.
- Вот, вот, - согласился Мафусаил Амрамович, отхлебывая кофе. – Везде нужны знания и деньги. Но я не могу дать вам много денег. Я не знаю, что вы за человек.
- И я не знаю, - начал сердиться Игорь. – Но я пока ничего не прошу.
- Вот, вот, - снова поддакнул Мафусаил Амрамович. – Я думаю так: нужно учредить страховую компанию с уставным капиталом в тысячу долларов. – Он посмотрел на кислое лицо Полтавского и, видимо, превозмогая себя, согласился. – Ну ладно, пусть две тысячи долларов. Давайте так, вы вложите в Москве за меня тысячу долларов, а я вам отдам здесь, когда вы приедете в следующий раз. Это вам будет выгоднее. И у меня есть в Москве человек, который может все организовать и со всеми договориться. Только ему нужно заплатить.
- Нет, - возразил Игорь, - это мне неинтересно. А если кто-нибудь действительно заболеет? И вообще, как вы это себе представляете: я буду работать и за все платить деньги, а прибыль мы будем делить пополам? Вы были правы: лучше с самого начала говорить правду.
Назад ехали молча. Лишь когда выехали из Ашкелона, Цацкин попытался оправдаться.
- Я не думал, что он такой жмот.
- И хитрован, - добавил Игорь. – Только он совсем не похож на миллионера.  Скорее на какого-нибудь мелкого совдеповского жулика.
 
 
 [1]Исраэль – в переводе с иврита означает «Боровшийся с Богом». 
[2] Маале-Адумим – город развития на выезде из Иерусалима, фактически пригород. Расположен на территориях. 
[3] Краеобрезание – обрезание крайней плоти у мальчиков и мужчин.
[4] Хасмонеи – священнический род из поселения Модиин, расположенного на границе Иудеи и Самарии. Хасмонеи фактически были вождями народа с начала восстания против Селевкидов (167 г. до н.э.), впоследствии представители рода Хасмонеев образовали династию, которая правила восстановленным еврейским государством (Иудеей) с 140(142) года до н.э. по 37 год н.э., когда власть в Иудее при поддержке римлян перешла к Ироду I Великому.
[5] Ливанский коридор – узкая полоска земли на границе с Южным Ливаном. На тот момент прилегающая ливанская территория была занята силами христианской милиции, возглавляемой майором Хаддадом. 
[6] Сбросить всех израильтян в море – лозунг радикальных палестинских группировок.
[7] Левые социалисты, среди которых ведущую роль играли возглавляемые Лениным российские большевики, на Циммервальдской социалистической конференции в сентябре 1915 года и на последовавшей за ней Кинтальской (апрель 1916 года) выступали с антивоенными, пацифистскими лозунгами, но их главной целью было не прекращение войны и заключение мира без аннексий и контрибуций, а «превращение империалистической войны в гражданскую», разжигание мировой революции.
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.