Леонид ПОДОЛЬСКИЙ

Мы завершаем публикацию глав из эпического романа писателя Леонида Подольского «Финансист». Роман посвящён бурным событиям российской истории 1992-1994 годов, когда начинались российский капитализм и российский авторитаризм. 
Публикация продолжения романа предполагается в течение 2024 года.  
 Часть 3. Глава 11
 
Самая знаменитая пирамида России, «МММ» собравшая во много раз больше денег, чем в то время был оценен «Газпром», рухнула в августе 1994 года, потянув за собой длинную цепь крахов пирамид поменьше, вроде «Хопра», «Властилины», «Русской недвижимости», «Тибета» и «Росича». То был естественный эффект домино, едва не утащивший в пучину всю Россию.
«МММ» лихорадило почти с самого начала. К концу июля котировки акций и билетов «МММ» выросли в 127 раз по сравнению с  первоначальной ценой, затем, по мановению руки финансового факира Мавроди, в один день упали до первоначального уровня, и снова стали стремительно (в два раза быстрее, чем в первый раз) расти. Это была фантастика, жизнь превращалась в игру, азартная игра – в жизнь, вместо реформ – пирамиды. Пожалуй, только самые глупые и самые бесшабашные могли не ожидать  краха, но жадность, безумие и азарт заставляли людей не продавать свои акции и билеты, тянуть до последнего в надежде урвать больше, еще больше, или хотя бы вернуть свое. Это был массовый психоз, искусственно подогреваемый телевидением; психоз этот захватил и низы, и верхи, и  тех людей, которые обязаны были с ним бороться. Вся страна находилась  в невменяемом состоянии. Но стоило только выступить Черномырдину и назвать пирамиду пирамидой, как началась паника, эйфория в один миг сменилась депрессией и страхом. Десятки, а может и сотни тысяч людей кинулись сдавать свои билеты – столпотворение на Варшавке нарастало с каждой минутой, как камнепад в горах, - потому что купить билеты «МММ» можно было в сотнях разных мест в Москве, но продать - только в одном.
Игорь, как и множество других людей, давно ожидал краха «МММ», но все равно обвал оказался внезапным, безумная очередь на Варшавке растянулась на несколько дней. К тому же и билетов у Игоря было всего на несколько тысяч. В ценах 1994 года это были сущие копейки. Он встрял в эту авантюру совершенно случайно, по мгновенной глупости, он никогда не заблуждался насчет Мавроди и его «МММ» и оттого воспринял крушение пирамиды спокойно, даже безразлично, но оказалось, что на билеты «МММ» польстился Гриша, сын, а потому Полтавский без вопросов отдал ему свои.
Гриша отправился на Варшавку с приятелем, а на следующее утро Игорю позвонила Юдифь.
- Вчера Гришу избили, наверное, сломали нос. Мы надеялись, что пройдет, но за ночь нос очень сильно распух и Гриша не может дышать. Нужно срочно к врачу.
- Как это произошло?
- Они целый день простояли в очереди. Ужас. Там люди падали в обморок. Только перед самым закрытием, когда стемнело, они получили свои деньги и отошли за угол помочиться. Целый день терпели. Там ведь нет ничего. Улица. В этот самый момент их подстерегли грабители, ударили Гришу в нос и отобрали у обоих деньги. И так еще хорошо все закончилось, могло быть и хуже. Нужно срочно идти к врачу.
В Боткинской больнице лор-врач в приемном отделении нисколько не удивился.
- Там, похоже, это дело поставлено на поток, - с сардонической улыбкой сообщил он. – Третий случай за смену. Перелом. У каждого свой бизнес.
Ну, ничего страшного, поставим кость на место, срастется и будет крепче, чем раньше.
Произошло это двадцать пятого июля, а всего два дня спустя, двадцать седьмого, Сергей Мавроди объявил о приостановке выплат вкладчикам (формально, жертвователям), приобретателям своих билетиков, но тысячи  отчаявшихся людей, оставшихся без надежд и без денег, продолжали в ожидании чуда стоять у офиса «МММ» на Варшавке, 26. По стране, находившейся в состоянии сильнейшего стресса, покатилась эпидемия самоубийств[1].
Трагический фарс на этом не закончился. Четвертого августа (это был день, когда Игорь покинул О.С.Т.-банк) Сергей Мавроди был арестован – вовсе не за мошенничество и обман сотен тысяч, даже миллионов людей, - а всего лишь за неуплату налогов. Штурм его квартиры на Фрунзенском проспекте показывали в прямом эфире. Взломать бронированную дверь не удалось, омоновцы беспомощно толпились на лестничной площадке, но один из них сумел перебраться на балкон через соседнюю квартиру и вошел внутрь. В тот же день сотрудники налоговой инспекции при помощи ОМОНа штурмом взяли центральный офис «МММ» на Варшавском шоссе, провели там обыск и на грузовиках вывезли наличность. Вскоре было объявлено, что «МММ» должен бюджету 49,9 миллиарда рублей. Однако откуда могла взяться эта цифра, если учет операций не велся, деньги не считали, билеты не продавали, а «вносили пожертвования» и, ко всему, вывезенная наличность, много мешков самых разных купюр, как всегда в таких случаях, пропала?
Одновременно с арестом Мавроди начались волнения. В первый же день, когда ОМОН штурмовал офис на Варшавке, вкладчики встали на защиту пирамиды, препятствовали выносу денег и требовали от милиции и налоговых инспекторов «прекратить самоуправство», а несколько дней спустя толпа разгневанных, обманутых людей направилась к Белому дому, требуя освободить Мавроди. И – митинги; весь август и сентябрь продолжались митинги в защиту основателя пирамиды. Вкладчики, или «инвесторы», или просто обманутые люди, во всем обвиняли власть. Власть и в самом деле была виновата: и в попустительстве, и в преступном бездействии, и в разгроме «МММ» и, как всегда, в соучастии?! Не только простые люди, но и чиновники из Минфина, и милицейские чины, и люди из правительства, и, говорили, дочки Ельцина, все вкладывались в пирамиду. Правда, на особых условиях…
Мавроди был уже арестован, но на всех телеканалах  продолжалась реклама: Лёня Голубков по-прежнему покупал жене Рите новые сапоги, машину и замахивался на дом в Париже. Только через месяц, второго сентября, рекламу запретили на государственных телеканалах, однако она продолжалась на частных – на НТВ и ТВ-6 и долго еще показывали сюжеты с известными персонажами, но без упоминания «МММ».
Закончилась история с «МММ» откровенно комически: 30 октября 1994 года вместо убитого в разборках депутата Айдзердзиса[2] Сергей Мавроди был избран в Госдуму по Мытищинскому  избирательному округу и, таким образом, обрел депутатскую неприкосновенность, а из тюрьмы вышел еще в начале октября, когда зарегистрировался кандидатом в депутаты   Госдумы. Одновременно с избранием Мавроди офисы «МММ» превратились в офисы депутата Госдумы и тоже получили статус неприкосновенности. Мало того, меньше чем через полтора года непотопляемый пирамидостроитель предпринял попытку зарегистрироваться кандидатом в   президенты России, чем вызвал откровенный испуг в структурах власти. Но деньги вкладчикам ни тогда, ни позже, ни сам Мавроди, ни государство не вернули, деньги  исчезли.
Именно в эти дни, когда только рухнул «МММ», а сам он ушел из О.С.Т.-банка, Игорь решил пойти на РТСБ, посмотреть – товарно-сырьевая биржа считалась флагманом российского капитализма и рынка. Игорь помнил, как всего два года назад, в ГКЧП, Константин Боровой и две тысячи биржевиков под огромным российским бело-сине-красным полотнищем прошли через мрачную, напуганную, молчаливую Москву к Белому дому. Это был героический жест, но и моветон одновременно, отнюдь не однозначная демонстрация. Картина была бы много весомее, если бы к Белому дому направились не биржевики, но тысячи рабочих с московских заводов. Но, увы, на баррикадах собиралась сражаться московская интеллигенция…
РТСБ располагалась на Главпочтамте на Чистых прудах. Игорь купил билет и прошел в огромный зал, где почти в  середине располагалась кафедра аукциониста и за ней стоял молодой человек в очках, с молотком в руках – все было как в Нью-Йорке (Нью-Йоркскую биржу Игорь   видел в кино), - а вокруг множество брокеров, трейдеров, маклеров, участников торгов, завсегдатаев и просто зевак – толпа была такая огромная и шумная, что Игорь сразу почувствовал себя не в своей тарелке. Настолько, что долго не замечал, что по всему периметру зала стоят небольшие столы, за которыми сидят брокеры (по большей части это были почти мальчишки), которые, как и аукционист, тоже торгуют акциями. 
Постепенно Игорь освоился и прошелся вдоль столов. К его удивлению, и аукционист за кафедрой, который то и дело размахивал молотком и громко провозглашал «продано», и брокеры за столами торговали акциями «Системы «Телемаркет», реклама которой вот уже много дней шла по телевизору и очень напоминала рекламу «МММ»: два рыбака, отец и сын, с удочками сидят на берегу, и сын, глядя в калькулятор, радостно говорит отцу: «Хорошо-то как, папа! Вот мы сидим, а денежки идут!»
- «Неужели им больше нечем торговать? – с удивлением подумал Игорь. – А где же серьезные акции? Несколько сот взрослых мужчин и все гоняют балду. «Телемаркет» же ничего не производит. И как они только определяют цену? И отчего цена все время растет?» - Только накануне Игорь прочел в газете, что дела у «Системы «Телемаркет» плохи и она, вслед за «МММ», первый кандидат на банкротство. Но в зале, наоборот, царило оживление и акции «Системы…» шли нарасхват.
В нескольких шагах от Игоря оказался крупный мужчина в плаще, который то и дело поднимал руки, выкрикивал цену и покупал акции. Игорь подошел к нему:
- Извините, я тут первый раз. Вы не можете мне объяснить?
- А, - мужчина отер пот с лысины. – Я тут тоже только несколько  дней. Раньше, говорят, торговали акциями «МММ», а теперь остался один «Телемаркет». Ну, ничего, я купил уже целую партию. Цены время от времени падают. Когда падают, надо сразу покупать. Не ждать, пока перебьют. Я сам из Краснодара, отвезу и сразу продам. Заработок обеспечен.
- А я читал, что положение компании не очень, - выразил сомнение Игорь.
- А, все говорят. Не надо слушать, - безразлично сказал мужчина. – Краснодар далеко. В Краснодаре не знают. Там акции всегда в цене. 
В цене акции были и на бирже. Пока Полтавский находился в зале, цены постепенно росли.
Игорь невольно почувствовал зависть к краснодарскому гостю. Тот очень уверенно покупал акции и, кажется, не испытывал никаких сомнений, потому что в Краснодаре его ожидали лохи и он знал, что всегда им продаст. А те лохи продадут другим лохам. Страна – огромный лохотрон. Однако он, Игорь, продолжал сомневаться, он вообще не знал, что с этими акциями делать. Купить на бирже и продать в уличном офисе? Но какая там цена? Неужели бегать туда-сюда? 
- Сегодня вечером я улечу, а завтра с утра все сдам, - снова похвастался краснодарец. – Тут знаете какие возможности! Особенно с мобильными телефонами!
- А что это такое? – Наивно спросил Игорь.
- Ну, сотовые. Связь через спутник, - краснодарец посмотрел на Игоря свысока. – Но в 1994 году Игорь еще не слышал не только про мобильную связь, но даже про пейджинговую. 
- Тут есть ребята: один работает на ЦРУБе[3], а другой здесь, на РТСБ. Это что-то вроде очень сильного инсайта. Правда, иногда они просто блефуют. Я как-то смотрел на них и очень сильно заработал, чуть ли не двести процентов за день. Иногда, бывает, за ними идет весь зал. 
Чтобы заработать, нужно идти против течения, только с головой, - поучительно сказал краснодарец. – Они ведь что придумали, эта «Система-Телемаркет». У них один офис на всю Москву. И там не больше ста акций в одни руки. Понятно, что на бирже зашкаливает, потому что искусственный дефицит. Вот тут они и продают на бирже. Взвинчивают цены и продают. Уделывают, как слепых котят. Но и нам перепадает тоже… цены скачут… только нужно иметь железные нервы… а дураки всегда найдутся… - Игорь мало что понял из его сбивчивых объяснений. Он чувствовал себя на бирже не в своей тарелке. Он и представить себе не мог проводить на этом торжище целые дни. В этом сумасшедшем доме, где все кричат, толкаются, нервничают и сходят с ума от азарта. Где продают неизвестно что, какие-то бумажки, вроде билетиков «МММ». Вообще непонятно было, чем «Система Телемаркет» принципиально отличается от «МММ». Даже реклама похожая и, главное, по всем каналам. Копия, только поменьше.  
Краснодарец, между тем, отвернулся и напрягся, теперь он был похож на хищника, приготовившегося к очередному прыжку. Он явно что-то задумал. Цены, между тем, непонятно от чего (на короткое время?) пошли вниз. Игорь потоптался еще некоторое время на бирже и направился к выходу. Он не испытывал ничего, кроме разочарования. Он очень мало понимал в биржевой торговле, но то, что он увидел сегодня, показалось ему несусветной глупостью. Очень странной суетой. В самом деле, солидные вроде бы мужчины, а торгуют каким-то мусором. И совершенно непонятно, отчего чуть ли не ежеминутно скачут цены. Игорь всегда был убежден, что госплан – это нонсенс; разве можно из Москвы все распланировать и предусмотреть, командовать сразу тысячами заводов? Но биржа, где продают и покупают неизвестно что, где делают (и, соответственно, теряют) деньги из воздуха, разве лучше?..
… Размышляя, Игорь прошел несколько кварталов и неожиданно уперся в длинную очередь. По случайному стечению обстоятельств именно  здесь располагался единственный в Москве офис «Системы «Телемаркет» и именно перед ним толпились сейчас несколько сот человек. Из чистого любопытства Игорь поинтересовался, долго ли они стоят, сколько стоят акции, и почему люди не покупают акции друг у друга, как на бирже. Они же не именные, а обычные сертификаты[4].
- В том-то и дело, что здесь все только продают и никто не покупает, - стал объяснять Игорю интеллигентного вида молодой человек в замшевой куртке. – Мы все здесь лоханулись, а теперь  стоим. Если кто хочет купить, можно без очереди. Они там сидят внутри, заперлись и никого не пускают. С утра только одни приехали, какие-то бандюки на «БМВ», их пропустили, а остальные стоят. Ждем, сами не знаем чего. Уже не первый день.
Цена акций в офисе была в два раза ниже цены на бирже и Игорь спросил, зачем они стоят здесь, а не идут продавать на биржу. 
- А там то же самое, - охотно пояснил молодой человек. – Там все брокеры только продают. Ловят новеньких, кто не знает.
- А аукционист?
- А аукционист гоняет одни и те же акции. Это все показуха в расчете на случайных людей, - скептически заметил молодой человек.
- Но ведь так долго продолжаться не может,  –   заметил Игорь.
- То-то и оно, что не может,  согласился молодой человек. – Потому мы здесь и стоим.
Он оказался прав. Несколько недель спустя «Система Телемаркет» рухнула и не стала выкупать свои акции, но все прошло намного тише, чем с «МММ». И не только «Система «Телемаркет». Осенью 1994 года и в начале следующего, 1995 года, пирамиды, а их по России набралось до тысячи семисот, рушились одна за другой, всякий раз вызывая неизбежную панику и проклятия в адрес власти. Фондовый рынок медленно очищался и пустел, но очищение происходило не благодаря мудрой и ответственной политике государства, а – с кровью, через массовое разорение россиян, получивших жестокий урок, что никому нельзя верить и очень надолго (а многие – навсегда), отвернувшихся от фондового рынка. И на десятилетия сохранивших недоверие к государству. 
Люди учились, усваивали новые истины, и Игорь – тоже. Во всех учебниках по экономике писали, за учебниками бездумно повторяли журналисты, это стало банальностью, что нельзя все яйца складывать в одну корзину. И Игорь не складывал. Он некритически, как руководство к действию, воспринимал теорию. Он не учитывал, что люди в большинстве своем мыслят чрезвычайно банально. Он вкладывал деньги в разные фирмы: в «Купеческий дом Свиридов», в «ДИГО», в банк «Европейский» - про этот банк много и  подробно писали в газетах, потому что «Европейский» занимался благотворительностью, поддерживал бедствующие науку и искусство, а президент банка был популярен у журналистов – он часто и подробно давал интервью и слыл человеком культурным и просвещенным, меценатом. И собирал живопись.
И вот – все сразу, как костяшки домино. Вслед за чуть ли не триллионным пузырем «МММ» стали лопаться пузыри поменьше. Механизм массового банкротства был прост: наступало отрезвление – перепуганные люди начинали забирать свои деньги. А пирамиды, как известно, не могут существовать без подпитки. И банки тоже, особенно если они превращаются в пирамиды. И предприятия не могут без кредитов. И – вся российская экономика, подорванная воровством, сервильными реформами и недоверием к государству, закачалась. Она находилась у грани четыре года (впрочем, и раньше, с самого распада  Союза), пока не рухнула окончательно из-за пузыря ГКО.
Если бы лопнула только одна фирма, Игорь, возможно, попытался бы что-то предпринять. Возможно, обратился бы в суд. Или в  прокуратуру. Хотя, что суд? Что бездеятельная прокуратура? Что он смог бы сделать с судебным решением в руках? У него уже был опыт. Но тут – сразу все. Он сообразил, что у него  не хватит ни времени, ни сил, что  раскладывать яйца по разным корзинам  бесполезно, когда рушится все. Что «не складывайте все яйца в одну корзину»  в России 1994 года не больше, чем глупый софизм. 
Он пришел утром в Институт физиологии, где когда-то работал – не он один, пришло много людей, институт оказался пуст, хоть шаром покати, ни научных сотрудников, ни менеджеров фирмы, охрана сообщила, что «Купеческий дом «Свиридов» выехал и вывез вещи предыдущей ночью, и что «они ничего не сказали». Фирма исчезла. Ищи теперь иголку в стоге сена. Хотя… они ведь вроде бы купили табачную фабрику в Ростовской области. Но кто станет их искать? Люди посудачили, повозмущались, и стали расходиться. И Игорь тоже, он очень устал. Что толку биться головой о стену?
Напротив, в «ДИГО» все находились на месте. Даже клерки не разбежались, сидели за столами. Но – денег не было! Игорь от злости хлопнул дверью: «Сволочи! Мошенники!» Что он мог еще сделать? Всего год назад, наверное, так же поминали его. Тогда его, наверное, многие считали подлецом, теперь он оказался дураком. Обычная российская траектория – с двусторонним движением! Хотя, скорее, он дважды остался в дураках! Но самое обидное, что иначе и быть не могло! Когда повсюду вырыты волчьи ямы, лишь чудом можно в них не попасть!
Взволнованная толпа во дворе требовала генерального директора. И, странное дело, он появился. Это был молодой человек лет тридцати в очках и в не самой модной ветровке, какую Игорь лет пять или шесть назад высмотрел для себя в «Березке». Осмотревшись, молодой человек близоруко прищурился  и принялся объяснять, что они, то есть «ДИГО», строят сразу два жилых дома в Подмосковье. Но денег им не хватило. И стройка стоит. Мол, когда они достроят, когда для этого еще соберут деньги, или возьмут кредит…
- Они никогда не достроят, - выкрикнул Игорь. Он знал по опыту, что бизнесмены исчезнут прежде, чем дело  сдвинется с места. И что брошенные дома так и будут стоять. Что все их бумаги и все обязательства – пустое. Мало того, этот директор был чем-то похож на Липатова… 
… У выхода со двора Игоря нагнал такой же, как он, неудачливый вкладчик.
- А вам не кажется, что все это очень глупо? – Спросил он у Игоря. – Собирать деньги под такие проценты, при том, что рентабельность строительства, особенно в Подмосковье…
- Близка к нулю, - подсказал Игорь.
- И кто им, дуракам этим, выделил землю? Интересно, за какие откаты?
- А вы уверены, что это настоящий генеральный директор, а не подставное лицо? Может, они совсем не дома строят? Может, деньги уже давно на Кипре?
- В нашей стране все может быть, - охотно согласился попутчик.
… Игорь пришел в банк «Европейский», куда он  меньше двух месяцев назад вложил приличную сумму. Банк, о котором так много писали, оказался закрыт. Только могучая решетка и охранник. Знакомая картина, какую Игорь видел не раз. Ясно было, что хозяева сбежали, что директор-меценат где-нибудь на Мальдивах. Что проплаченные журналисты больше ничего не напишут и что искать бесполезно. Не стоит труда…
 
Цикл жизни заканчивался. Игорь потерял все, что мог потерять из того, что заработал в «Кредитной конторе». В сухом остатке оставалась лишь квартира на Чертановской, которую он купил для Изольды – он не знал еще, что из-за этой квартиры ему предстоят долгие суды – и очень не много  денег.
Жизнь предстояло начинать заново и Игорь решил отдохнуть: съездить на несколько дней к сестре в Ставрополь. Сестра была больна раком. Как знать, увидятся ли еще? Заодно он хотел посмотреть город. Что там изменилось за последнее время? И – изменилось ли?  Или прежняя, ветхая жизнь? 
В Москве по-прежнему было уныло и грязно, темно – огромный, озлобленный, опасный город, где за каждой дверью прячется страх. И -  одиночество, потому что за последнее время связи между людьми оборвались и в людях стало проявляться самое худшее. Борьба за существование, за выживание едва ли делает людей краше. А там?
Ставрополь почти не изменился. Он словно законсервировался на время, переживая лихолетье - Игорь не увидел ни одной большой стройки, и названия улиц все были старые: улица Ленина, проспект Октябрьской революции, проспект Маркса, улицы Коминтерна, Дзержинского; наступивший капитализм был почти незаметен – магазины полупустые и, как раньше, лениво сидят продавцы, разве что меньше стало покупателей. Только где-то на проспекте Маркса появилось новое кафе, а на Главпочтамте за столиком сидел человек и продавал акции «Хопер-Инвеста» и «Системы «Телемаркет», доживавших последние дни. Да еще на проезде за несколько домов от сестры появился огромный новый дом. Раньше здесь жили Хахолевы – отставной майор НКВД служил когда-то в ГУЛАГе и вместе с новой женой переехал на юг, - но старшие Хахолевы умерли, а дети, кто уехал, кто переехал в кооперативную квартиру. Вместо них кирпичный дом в три этажа, нависший над одноэтажным проездом, построил местный представитель «Гермеса». Аборигены вспоминали, что при Советах он работал в Сбербанке, но проворовался и сидел. Теперь же он был на коне: ездил то на «Лендровере», то на «Мерседесе», всегда в сопровождении охраны. И детей возили в школу на  машине, а жена регулярно наведывалась в Париж.
 Из других новостей: умерли несколько прежних соседей. Проезд естественным образом старел – дома построены были почти сорок лет назад, теперь старшее поколение уходило. Правда, в последнее время умирали и молодые: кто-то от рака, как племянник Миша, кто-то от бандитской пули, как Худяк, а кто-то из новых, кого Игорь не знал, погибал от наркотиков. Много всякого происходило и в советское время – в пятидесятые сразу несколько человек вернулись из сталинских лагерей; люди воровали, пили, разводились, кого-то обвиняли в хищениях и судили, кто-то оказывался невиновным, но все происходило тихо, скрытно, нравы царили патриархальные, сейчас же, наоборот, все делалось кичливо, напоказ – братья Барановы открыли автомобильный салон, торговали ворованными авто и демонстративно водили дружбу с бандитами, на соседней улице часто стреляли, неподалеку открыли бордель и, по слухам, в одном из соседних переулков поселился смотрящий и там теперь кипела большая стройка.
Однако внешне все очень мало менялось. Сестра с мужем, хоть и достигли пенсионного возраста и сестра недавно проходила химиотерапию, по-прежнему ходили на работу. И раньше они жили весьма скаредно, а теперь еще завели огород. И так же сидели старики по дворам. И так же играли в футбол дети. Только проход на детскую площадку лет двадцать назад перегородил бывший железнодорожник Мазевич, хам и юдофоб.   Недавно он умер, но возведенный им забор стоял по-прежнему. Вообще, за двадцать лет, что Игорь уехал из Ставрополя, население проезда изменилось больше, чем наполовину – греки уехали в Грецию, евреи – в Израиль, - так что за несколько дней Игорь почти не встретил знакомых. Только Лариса-медсестра вместе с мужем армянином вернулись  из Тбилиси.
О политике сестра больше не говорила и не задавала вопросов. Очевидно, они с Максимом ко всему привыкли, со всем примирились и, что называется, ушли в частную жизнь – в выживание. Что происходит в Москве их теперь   интересовало мало, даже программу «Время» почти не смотрели, разве что Максим дремал перед включенным телевизором. Только возмущались: «Куда Ельцин смотрит? Он за что-то отвечает, или только пьянствует?», когда рассказывали про дядю Сашу Савченко, который несколько лет назад продал дом. Раньше его не любили – он выпивал и слыл хулиганом, - но теперь жалели. На все деньги от продажи дома он накупил акции «Гермеса» и «Русского дома Селенга», и собирался переезжать в Москву, но «Гермес» лопнул и не стал платить, акции «Гермеса» превратились в пустые бумажки, и «Русский дом» тоже, – и дядя Саша  с горя напился и повесился. Хоронили его в другом месте, у дочки, но все равно, с тех пор с особенной неприязнью смотрели на махину гермесовского представителя.
В будние дни, когда сестра с мужем уходили на работу, Игорь оставался в доме один. Он сидел в бывшей своей комнате за столом из болгарского гарнитура, который очень много лет назад купил отец, пересматривал старые книги и думал. И решил, что – пора. С «Кредитной конторой» все наконец-то закончилось. Нельзя дважды войти в одну реку, снова заняться финансами было нереально. Приходилось признать, что – дилетант. Не хватило знаний, способностей, проницательности, умения предвидеть, характера, а может и чего-нибудь еще? А скорее и не могло быть иначе. Их бросили в реку и не научили плавать. Хорошо еще, что остался жив.
Между тем, время дилетантов, похоже, заканчивалось. Мошенники, бесчестные, приближенные к власти, сумевшие проторить к ней дорогу, бандиты – процветали. Но не дилетанты. Прилипалы – да. Но прилипалы – это особый склад, это целая наука. Другая. Не про него…
Но что же делать? Игоря совсем не привлекала работа на бирже. И про финансовые компании необходимо было забыть. И не было желания пристроиться к чужому богатству, пойти в услужение, стать мелким клерком. Назад в медицину – тоже. Медицина прозябала. Оставалась недвижимость. Это надежнее и проще.
Итак, решение было принято: недвижимость. Недвижимость всегда в цене. Нужно было поскорее возвращаться в Москву. Идти на курсы…
 Игорь готовился начать новую жизнь, когда пролетели три месяца со времени короткой эпопеи с «О.С.Т.-банком» и он отправился забирать свой вклад. Не дойдя до Камергерского переулка, Полтавский на Тверской встретил знакомого. Это был клиент банка, которого он, Игорь, в свое время, в те четыре дня, что работал на Камергерском, убеждал вложить деньги, но сейчас тот отнесся к нему, как к товарищу по несчастью.
- Вы в банк? – Спросил он. – Вы еще не в курсе? Они уже третий день не работают. Говорят, хозяин сбежал вместе с деньгами.
- Я давно там не работаю. Не в курсе, - подтвердил Игорь. – «Но как же так, ведь Воскресенская обещала дать знать?»
- «Это было глупо, надеяться на Воскресенскую, - тотчас признался себе Игорь. – Надеяться нельзя ни на кого. Ведь знал же, что такое Фадеев».
Перед банком толпилось с пару сотен людей. Игорь, ни на кого не глядя, торопливо прошел в банк, но никого из прежних сотрудников он там не обнаружил. В приемной, где он не так давно работал, царил бедлам. Новые сотрудники явно были не в своей тарелке и не знали, что делать, уныло и беззлобно переругивались между собой и с клиентами, которые бессмысленно ходили из угла в угол, скандалили и пытались качать права. Впрочем, никто не задерживался надолго. Убедившись, что здесь ловить нечего, люди, отведя душу, поругавшись и попеняв на судьбу, на власть, на всеобщую неразбериху, на расплодившихся в небывалом количестве мошенников, записывались в списки, которые здесь же составляли активисты, и выходили на улицу, где начиналось что-то вроде митинга.
- А где Воскресенская? Уволилась? – Спросил Игорь.
- Уехала на Парк культуры. Вроде там должно собираться начальство. Вообще-то она уже две недели как подала заявление. Сегодня последний день.
Игорь отправился в свой бывший офис, но там картина была та же: никто ничего не знал и Воскресенской не было и в помине, только девочки, что писали договора и теперь отсиживались в осаде. Они подсказали, что начальство может быть на Ленинском проспекте в Академии наук, где раньше обанкротился банк «Р.В.Р.»
- Это тоже наш банк. Там вроде бы должны быть какие-то выплаты, -  Полтавский, и за ним человек двадцать, помчались на Ленинский проспект.
В Академии наук все внешне было спокойно. По широкой лестнице с мраморными перилами, покрытой ковровой дорожкой, вальяжно расхаживали академики и клерки, люди с портфелями и бумагами – там шла своя жизнь, будто совсем не изменившаяся со времени совка, обычная жизнь бюрократического учреждения – Игорь далеко не сразу отыскал боковую лестницу и поднялся по указателю в «Р.В.Р.-банк». Вернее, к железной двери…
… Офис банка напоминал осажденную крепость. Лестничная клетка перегорожена была железной решеткой, за ней – железная дверь, за которой, как оказалось, еще одна. По эту сторону решетки, на лестничной площадке и на лестнице, толпились в ожидании непонятно чего человек двести, вкладчики сразу двух банков.
- Чего вы ждете? – Заводясь от вида толпы, спросил Игорь.
- Может, будут выдавать деньги. Говорят, привезли. Или составят список на завтра, - заговорили люди. – Который день стоим.
Все, конечно, могло быть, но едва ли. Игоря всегда удивляло покорное долготерпение людей.   В самом деле, одни идут в бандиты,   другие – вот так стоят. Две ипостаси России…
Он с трудом пробрался сквозь толпу, добрался до решетки и постучал. Ему открыл один из охранников Фадеева, самый молчаливый, который был создан словно специально для того, чтобы угождать хозяевам. 
Игорь прошел в офис. Там находилось довольно много людей: блондин-майор из КГБ, раньше охранявший Фадеева, несколько шапочных знакомых, чьи имена Игорь забыл сразу после ухода из «О.С.Т.-банка», те двое, которых Игорь подслушал летом, какие-то незнакомые люди и та самая Настя, сучка, что  назвала его по телефону сычом. Игорь обвел комнату взглядом. Ни Фадеева, ни Светланы Васильевны в ней не было. Людмила Павловна находилась в самом дальнем углу, она словно хотела спрятаться за чужими спинами. 
– Людмила Павловна, я бы хотел получить свои деньги. Вы мне обещали.
- Я здесь не решаю, - она потупила взгляд. – Положение очень серьезное. Я сегодня последний день.
-  А кто здесь решает? – Поинтересовался Игорь.
Они переглянулись и промолчали. Никто не хотел брать ответственность на себя. Это продолжалось минуты две или три. Потом вперед вылезла Настя, сучка. Та самая.
- Игорь Григорьевич, денег нет и не будет, - с вызовом сказала она. – Так что вы не ждите. Не до вас.
- А ты тут кто? Вместо Марины? Она тоже сбежала? – Заводясь, спросил Игорь.
Они снова промолчали.
- Идите, не до вас, - повторил отставной майор. – Идемте, я вас провожу.
Он проводил Полтавского и захлопнул за ним решетку. Люди на лестничной площадке выжидательно смотрели на Игоря.
- Тут сидят отпетые мошенники! Самый главный сбежал с деньгами! Никаких денег не будет. Неужели вы не поняли до сих пор? – Громко спросил Игорь. Он все еще  был в ярости. – Я предлагаю идти в прокуратуру.
Толпа зароптала, однако подчинилась. Игорь в сопровождении нескольких десятков обманутых вкладчиков отправился к прокурорам. На деньги он не рассчитывал, но хоть отомстить Фадееву и всем этим. Однако всякий, кто когда-нибудь сталкивался с российскими законниками, может легко догадаться: чтобы прокуратура зашевелилась, ей требуется указание сверху или чтобы были затронуты чьи-то очень высокие интересы; как минимум, нужно, не нарушив закон (иначе гнев ее обрушится на вас), устроить грандиозный митинг или заставить испугаться. А тут всего лишь заявление и несколько десятков подписей. Люди пороптали и разошлись, прокуроры вздохнули с облегчением и забыли… Но в этот раз – ненадолго.
На следующий день Игорь отправился на Кожуховскую в центральный офис – результат оказался нулевой: Светлана Васильевна рыдала, в офисе царила истерика: что-то обещали, жаловались на Фадеева, который с деньгами залег на дно (будто не знали про него раньше), просили подождать, клялись, что перезвонят, для отвода глаз составляли списки, но ясно было, что в ближайшие дни все разбегутся. Главных действующих лиц: Марины, Ампилогова, самого Фадеева и еще нескольких ведущих сотрудников не было и в помине. Но краем уха Игорь услышал, что приезжали следователи и завели уголовное дело, и что Светлана Васильевна скорее всего пойдет под суд. Однако в последующие дни  Игорь убедился, что история с «О.С.Т.-банком» превращается в типичный висяк и ждать положительного результата бесполезно, что проще начать все сначала и  заработать новые деньги, чем пытаться отсудить старые (на всякий случай он все же подал заявление в суд и с первого раза выиграл дело, получил исполнительный лист, который так и остался у него в столе на память, а потом потерялся при очередном переезде); словом, скоро Игорь плюнул на «О.С.Т.-банк» и не стал искать украденные деньги. Он давно знал, что найти в России справедливость и отстоять правду, в чем бы она ни заключалась, много сложнее, чем отыскать иголку в стоге сена.
 
 
Прошло несколько месяцев. К тому времени Полтавский начал новое дело: открыл фирму недвижимости, когда ему неожиданно позвонили из комитета обманутых вкладчиков и пригласили на общее собрание во Дворец культуры железнодорожников, где обычно проходили встречи КВН. Игорь пришел точно к назначенному времени. Зал оказался полон настолько, что он с трудом отыскал свободное место на галерке. Скоро в президиуме расселись солидного вида мужчины. Кто они и откуда, кто их уполномочивал, являются ли они вкладчиками и имеют ли какое-то отношение к «О.С.Т.-банку» – этого никто не знал, но главный, усевшийся в самом центре, с луженым голосом, подстриженный под ежика, похожий на бывшего премьера Павлова, очень странно и одновременно воинственно начал собрание.
Воинственно и странно, потому что оказалось, что на корабле бунт и что комитет вкладчиков, не начав работать, раскололся на две неравные части и что три бойкие женщины, которые вошли в комитет, выступили против руководства, рассылали от себя письма-кляузы, пытались похитить  документы (какие именно понять было невозможно, но, выходило, что важные) и направили жалобу в прокуратуру. 
Вскоре выяснилось, что письма-заявления обе стороны писали взаимно и прямо-таки с остервенением, и что прокуратура в результате не Фадеевым занимается, а их взаимными бумагами. Мало того, обнаружилось, что в работе комитета участвуют депутаты и что человек с луженой глоткой – не кто-нибудь, а депутат от фракции ЛДПР и что сам Владимир Вольфович Жириновский не только в курсе, но и держит руки на пульсе. И что, в противовес элдэпээровцу-депутату мятежницы, они же раскольницы и аферистки –  коммунистки.
Коммунистки, в свою очередь, взаимно прорвались на трибуну и, как и элдэпээровец, несли пургу: они предлагали совсем другой комитет и другого председателя, и доказывали, что этот, элдэпээровский - нелегитимный и что человека с луженым голосом никто не выбирал. Скандал продолжался долго, люди менялись на трибуне, кричали и взывали к залу – до тех пор, пока терпение вкладчиков не лопнуло. 
- Нам деньги нужны, а не ваши склоки! Где наши деньги? – Люди вскакивали и кричали с мест, зал бурлил и топал ногами, в партере вспыхивали схватки, еще немного и люди потянутся к выходу, но в конце концов все образовалось: коммунисток прокатили и они удалились, напоследок пообещав обратиться в суд и организовать другой комитет. 
После их ухода утомленное собрание потекло, как по маслу. Принято было решение зарегистрировать комитет и направить письма в прокуратуру от вкладчиков: потребовать возобновить уголовное дело, которое, оказывается, заглохло и двигалось ни шатко, ни валко, разыскать Фадеева и вернуть обманутым вкладчикам деньги. Другое письмо решено было направить Ельцину: потребовать принять делегацию вкладчиков и взять дело под личный контроль.
- А не то, - пригрозил ведущий с луженой глоткой, - на президентских выборах мы все дружно будем голосовать против него! Довел страну до ручки! Развел олигархов, вроде Фадеева. Одни воруют нефть, другие травят людей паленой водкой! – Зал одобрительно загудел.
В этот момент к трибуне подошел заместитель самоназначенного председателя и стал зачитывать предлагаемый состав комитета. Фамилии все были незнакомые и всем было все равно, только бы закончилось побыстрей, и Игорь тоже слушал  вполуха, пока в самом конце списка неожиданно не прозвучали неожиданно фамилии Хвоинского и Шипилова. Мол, директор страховой компании, он обязательно должен быть в составе комитета.
- «При чем тут Хвоинский? – В первый момент растерялся Игорь. – Как пролез в комитет этот подлец?». – Однако, что подлец, не аргумент. Мало ли кругом подлецов? Но Шипилов… Чистый мошенник. Сто процентов, что состоял в сговоре с Фадеевым. Летом, значит, его обманули. Этот, как его… Полозков? – Игорь  поднял руку, прося слово, но его не заметили. Началось голосование и вслед за ним взметнулся лес рук. Люди устали после рабочего дня, все спешили поскорее закончить – и потому голосовали почти единодушно.
Игорь вскочил и стал пробиваться к трибуне, но в  это же самое время люди стали подниматься; он понял, что не успеет и попытался кричать:
- Подождите! У меня важная информация! Вас обманывают! - На него оборачивались, смотрели, кто с удивлением, кто с сочувствием, но толпа уже направлялась к выходу, стол президиума сразу опустел. Игорь понял, что – опоздал.
Больше Игорь Полтавский не интересовался работой комитета. Все, что происходило раньше: «Кредитная контора «Полтавский», бандиты, война с «Гарантом», чеченцы, «О.С.Т.-банк», комитет – все становилось прошлым; он очень долго ничего не забывал, но прежняя острота ощущений терялась, живые переживания сменялись воспоминаниями. Все же невольно Игорь узнал, что мышиная возня продолжалась очень долго, что через некоторое время возникли два комитета и люто враждовали между собой, а Фадеева так и не нашли и он никогда не всплыл больше (о нем словно нарочно не писали в газетах, и по телевидению тоже молчали, и Игорь никогда   и ничего о нем  больше не слышал) – скорее всего его и не искали, а дело тихо спустили на тормозах. Чем занимались члены комитетов, кроме взаимной вражды, и занимались ли чем-то еще, для Игоря так и осталось тайной, но деньги, очевидно, так и не нашли – деньги исчезли, а если какая-то сумма все же обнаружилась, ее, вероятнее всего, разделили между собой. И только перед   выборами в Госдуму, где-то прочитал Игорь, комитеты обманутых вкладчиков – их много было, этих комитетов – попытались объединиться, провести съезд, создать новую партию и выдвинуть своих представителей. Но переругались и ничего у них из этого не вышло.