Евгения ЛЯШКО

Густой сумрак холодной весенней ночи незаметно подкрадывался, контрастно проявляя яркие стежки автоматных очередей на одной из окраин Бахму́та — древнего русского города как куполом накрытого плотной орудийной канонадой и огненным маревом пожаров. Укрываясь между несколькими составами вагонов, стоявших на железнодорожных путях, бойцы штурмовой бригады ЧВК «Вагнер» вели перестрелку с прочно засевшим в здании противником: остатками батальона ВСУ. Продолговатая белокаменная двухэтажная постройка с парой подъездов как сотами выстланное осиное гнездо была утыкана огневыми точками, запрятанными в зиявших провалами окнах. Работа штурмовиков осложнялась широким открытым пространством вокруг цели. Местами разрушенный почти до основания каскад сараев примыкал к зданию слева. Бойцы понимали, что это наиболее удобный путь для прорыва, но об этом наверняка догадывался и противник.
Позади изрешечённой пулями цистерны тихо совещалась четвёрка мужчин.
Подтягивая ремень каски, плечистый боец с позывным «Буря» чётко выговаривая слова неторопливо произнёс:
— Есть подтверждение, что последний дрон ликвидирован. Это не значит, что противник полностью ослеп, но…
— Но это определённо заявка на начало штурма, — сдержанно продолжил худощавый командир.
Вскинув угольного цвета брови, один из мужчин сжал автомат и с кавказским акцентом порывисто заговорил:
— Пора бы уже. С трёх часов прошлой ночи топчемся. Командир, позволь мне зайти слева. Я со своими бойцами пробегусь по «открытке» и…
— Эльбрус, нет. Я сам поведу, а ты пойдёшь во второй группе. Нам нужно надёжное прикрытие. Объединяйся с группой эвакуации, и обеспечьте нам проход к правому подъезду.
— Правому? — орлиным взором Эльбрус уставился на силуэт здания и, ругнувшись на потёмки, прильнул к прибору ночного видения.
В разговор вступил боец из группы закрепления. Поигрывая затёртым плюшевым космонавтом, пристёгнутым к бронежилету, он спросил:
— А нам что делать?
— Уран, ты со своими ребятами проберёшься слева. Надо совершить прорыв и разделить усилия противника. Твоя задача прочно засесть и удерживать позицию. Начинаем через десять минут с пятиминутным интервалом. Я первый, ты второй.
— Принято, — сухо отозвался Уран и скрылся во мраке.
Бесшумно проскочив через обгоревшие вагоны, вскрытые как консервные банки прямым попаданием артиллерии, Уран вернулся к своей группе и объявил:
— Небо чистое. Заход слева. Я первый. Вперёд!
Бойцы подорвались из укрытия. Короткими перебежками они последовали за лидером группы. Он повёл их к цели, делая круговой разбег сквозь апрельский ещё лысый кустарник по извилистой тропе выстланной ковром из следов боёв. Усыпанный фрагментами снарядов щебень шуршал, доски противно скрипели, металл скрежетал, осколки стекла и шифера предательски-громко хрустели… Всё это натягивало нервы Урана в тончайшие, вот-вот готовые лопнуть струны. Натренированное боями в Сирии сердце, каждый раз замирало или учащало пульс от любого звяканья или лязга. Во рту обозначился солоноватый привкус крови. Природное чутьё не раз выручало. И прямо сейчас оно яростно сигналило о том, что опасность притаилась где-то совсем рядом. Даже свежий сырой воздух стал пахнуть иначе и будто сделался вязким, липким… И вот свершилось, шестое чувство не подвело: несмотря на все старания и предосторожности, незаметно приблизиться не удалось, они наткнулись на засаду. Из подвала сарая громыхнул одиночный выстрел. Близкий свистящий звук, режущий бойцам слух, прозвучал как приговор. Группа мгновенно приникла к студёной земле. Дыхание было горячим, к счастью подшлемник, имеющий лишь прорезь для глаз, хорошо маскировал пар изо рта.
— «Трёхсотый» есть? — прошептал Уран.
Сиплый голос пронзил темноту:
— Прошло по касательной. В строю.
Уран мысленно порадовался: «Слава Богу, без «двухсотого» обошлось!».
Целиться не представлялось возможным и, сверив часы, Уран метко забросил гранату. Оставшиеся метры до здания они преодолели как скоростные болиды. Заскочили в квартиру на первом этаже и молниеносно, заняв «свои сектора», ликвидировали не успевших сориентироваться ВСУшников. Слышался ожесточённый бой: вагнеровцы пошли на штурм с противоположной стороны здания.
— Мы тут будем сидеть? — прорычал один из бойцов, адресуя вопрос лидеру группы.
— Таков был приказ, — сухо ответил Уран. — Но обстоятельства поменялись, — и, достав рацию, он сообщил командиру, — внутри. Идём к вам!
По приказу Урана группа пошла на штурм. Лидер продолжал идти первым. Стремительно тесня противника с тыла градом гранат и поливая огнём из стрелкового оружия, они проскочили почти целый этаж. Перед тем как войти в крайнее помещение Уран сорвал чеку, и хотел было забросить гранату, как услышал громогласное «Джамбо брат!».
— А теперь укрепляемся! — скомандовал Уран, услышав в приветствии вагнеровцев, что вход первой штурмовой группы обеспечен, комбинированная тактика скрытого проникновения и динамичной атаки успешно сработали.
Дальнейший захват здания буквально был делом техники, закреплённой на уровне автоматизма. Слаженные действия опытных бойцов. Отработанные приёмы по принципу секторов с выделением зон ответственности. Методическая групповая зачистка. Штурм закончился в считанные минуты.

К обеду следующего дня штурм был разобран в деталях и проанализирован. Составлен список ошибок противника, на которых можно было сыграть, проработаны для будущих боёв собственные недочёты. Вагнеровцы учатся каждый день, каждый бой — это новый урок.
Буря и Уран задержались во временном штабе — подвальном помещении некогда жилого здания подготовленным для обитания инженерным отрядом. Разлив травяной чай по стальным кружкам, они уселись за импровизированным столом из ящиков. Тонкий аромат мелиссы деликатно наполнял комнату, ненавязчиво протискиваясь между запахами оружейной смазки и специфического букета медикаментов. Матовые светильники, мерцая, гудели над головами. Без балаклав молодым людям можно было дать не больше двадцати пяти лет на вид, но мудрый взгляд у обоих, говорил о том, что их зрелость опережает возраст.
— Отличная импровизация получилась. Уран, ты виртуоз.
— Да ладно тебе. Типичная подстройка под созданные противником условия. В нашей работе ведь как? Движение — это жизнь. А нам двигаться надо только вперёд.
— Согласен. Останавливаться нельзя, — задумчиво протянул Буря и добавил, — знаешь, а у меня вчера пополнился перечень причин бить укронационалистов …
Уран погладил игрушечного космонавта.
— Сын, когда подарил мне его, сказал, что это талисман. Говорит, я хочу, чтобы он тебя берёг так же, как ты бережёшь нас с мамой. Что ещё можно добавить к защите Отечества? Я здесь только по этой причине.
— Глобально, конечно, ничего не добавишь. За Русский мир воюем. А вот в частности…
Буря надрывно вздохнул и замолчал.
— Что в частности? — поторопил его Уран.
— А то… Дьявола изгоняем. ВСУшники вчера прицельно расстреливали православную церквушку. Там никого. Они бегут от нас, но тратят время, тратят патроны... Так им ненавистно то, что ещё совсем недавно было священно. Это реально ещё один повод давить поражённого бесятиной врага.
Уран твёрдо отчеканил:
— Наши деды победили нацистов и мы справимся.
Скрипнула дверь. Послышались шаги. Через мгновение в дверном проёме появился розовощёкий Митя. Он недавно прибыл в подразделение. Пока парень осваивался, его закрепили за группой, которая отвечала за транспортировку погибших бойцов противника к линии соприкосновения. Ему приходилось и доски пилить, и трупы врагов по гробам раскладывать, а он рвался в бой.
Отряхиваясь от опилок, Митя возмущённо изрёк:
— Не понимаю, почему мы с ними возимся?
Уран спокойно ответил:
— Противник сражается достойно. Раз он заплатил полную цену — погиб на поле боя, то достоин уважения. Если его сослуживцы не удосужились, так мы подсобим.
— Укронацики с нашими так не церемонятся, — присаживаясь, фыркнул Митя, но поймав суровые взгляды, стушевался.
— В этом мы и отличаемся…, — тихо проговорил Буря и более громко спросил, — вот скажи мне, что главное на войне?
— Победить, конечно, — сходу выпалил Митя.
— Сразу видно, что ты новичок, — растягивая слова, сказал Буря и чуток похмыкав, принялся объяснять, — вот как на гражданке бывает. Поедет какой-нибудь удалец в дальние края на моря в отпуск и давай там куролесить. Думает, что раз не видят его родные прегрешений, стало быть, можно дурака валять. А на фронте как? Взял позывной, так сказать новое имя принял, и как если бы иначе себя вести можно спрятавшись под аватаркой? Иначе, да не совсем. Стержень внутри тот же. Если русский код жив в человеке, то он его сталь проявит. По каким ценностям воспитан человек, такие он и дела творит. И с теми, кто живёт в «серой зоне» таким же образом всё обставлено.
Митя осклабился.
— Мудрёно ты говоришь, товарищ старослужащий, перевод требуется.
Закачав головой, ответил Уран:
— Примерчики значит. Хорошо. Я сейчас тебе примерчики приведу, чтобы попроще тебе было уразуметь. В Солидаре шла эвакуация мирных жителей. Укропы «спалили» на квадрокоптере и начали артобстрел. Наши парни поснимали броники, надели их на детей. Итого: четверо ранены, два погибло, но из ребятишек никто не пострадал, всех вытащили, всех до единого спасли. И там же другой случай. На свой страх и риск жители спрятали нашего раненого бойца. Он заполз в их подъезд. Так они перевязали его, замыли следы крови по лестницам и прятали у себя под кроватью до подхода нашего подразделения.
На лице Мити заиграли желваки, брови сдвинулись.
— Принято. Спасибо. В войне главное оставаться человеком.
Уран и Буря переглянулись. Буря закивал:
— То-то же. А то зачем, да почему? Думать надо, прежде чем спрашивать. Сам-то не глупый, оказывается. Быстро дошло, что чтобы не случилось нельзя человеческим принципам изменять…
Буря продолжал ещё что-то вещать и поучать, а Урану вдруг вспомнилось детство, когда он впервые от дедушки получил нагоняй за то, что с пацанами у соседа вишни таскал. Тогда ему было очень стыдно. Дедушка не ругал, нет. Он «прожигал» тяжёлым взглядом и лишь сказал «Поступай так, как хочешь, чтобы поступали с тобой».
Его толкнул Буря:
— Чего подзавис-то?
Словно очнувшись от глубокого сна, Уран огляделся. Они опять были вдвоём. Он прокашлялся, допил давно остывший чай:
— Да так. Кое-что уяснил. Война пробуждает настоящее в человеке. Всё встаёт на свои места. Нет подмены понятий. Нет мудрёной толерантности. Нет моды и понтов. Нет гонки за успехом. Снова, как в детстве, всё чётко и ясно. Снова не размыта граница между хорошо и плохо.
Буря перекрестился.
— Твоя правда. Побольше бы народу сейчас пробудилось.