Виктор ВЛАСОВ

Я иду в узбекскую чайхану неподалёку – потешить нутро, чуть растянуть мышцы живота. Заесть то, что принято считать горем-неудачей одинокого человека – разлуку с женой и детьми. Слегка помогает содержимое банки пива «0,5». Настроение поднимается-модернизируется, как модели киборгов в мультфильме «Яблочное семя» или в кинокартине с Такеши Китано «Призрак в доспехах». Домой возвращаюсь навеселе, раздумывая о высших материях, как могучие авторы мира сего – классики!  
Волнение и какое-то омерзение находят волнами, и становится горько, будто желудочный сок поднимается снизу. Морально поддерживает чтение и блуждание по кафе, ресторанам. Частично восстанавливают душевное равновесие прогулки по обдуваемой ветрами Набережной – с девушками, с которыми неохотно познакомился на сайте знакомств. 
А всего-то: я развёлся и пытаюсь восстановить семью. 
Диалог с бывшей супругой не клеится, хотя мы стараемся оба – это видно по возникающему время от времени напряжению. Ругаться мы стали меньше, это правда, однако прежние чувства и образ жизни возвращаются с трудом, как будто между нами селится незримый демон и сосредоточено мешает обрести семейное счастье. 
Обычно мы миримся, занимаясь любовью, как все нормальные люди. Миримся, воспламеняясь бурно, по-киношному изощрённо. А здесь между нами – невидимая стена психологического свойства. Пробить её нелегко – нужно пересилить гордость, перебороть обиду. А я, жадина, жалею тратить деньги на кого бы то ни было. Но мама, заступаясь, поправляет, что я экономный мужчина, но я-то знаю, что это не так. Маме в любом случае – огромное спасибо!
Некоторое время назад понятие морали и ответственности будто пропадает из виду, и мы живём каждый сам себе: я – с родственниками, сберегая капитал, а бывшая жена – с детьми, не получая алименты. Она собиралась позвонить ко мне на работу и поругаться – в бухгалтерию школы. Оказалось, бухгалтера не получили все документы. Да что с этой выплатой – надо возвращаться к родной, реабилитироваться.
Как только я приближаюсь к родной и норовлю нежно прикоснуться, она отдёргивается как от укуса. Пребывает в дичайшем раздражении. Приходится выжидать, хоронясь в окопе тишины своих мыслей.         
– Я не могу, я не хочу, я не готова! – несколько раз и монотонно повторяет она (мать моих детей). – что ты сделал ради семьи?
– Ум-м-м, – раздумываю я, хмурясь. Подарил дорогой букет роз на днях.
Я редко дарил супруге цветы, в основном если провинился – три розы максимум, это 300 руб. А здесь не пожалел денег и когда шёл по дороге вдоль дома и песочницы, c неприкрытым интересом на меня глазели знакомые люди.   
То, что для нас с женой было само собой разумеющимся, как доброе слово, сделалось теперь не достижимым, как созвездие Большой Медведицы. Я говорю о непринуждённом общении, о примитивных объятиях, о любой совместной деятельности. 
Кривая улыбка обезображивает её худое лицо, стоит начать говорить о примирении, о былых отношениях. Её охватывает лихорадочное возбуждение – столь частое за эти несколько месяцев ругани, неприятное на вид – она выражается матом, и скелет синевой просвечивает на её коже. В моей голове проносится вереница мыслей… как заслужить доверие заново? 
Она достаёт иголки и нитки – прозрачную коробку. Моя родная успокаивается, когда что-либо заштопывает, подшивает. По профессии-навыку она швея, но не работает давно – как родила второго ребёнка. Она прекрасная домохозяйка. Руки у неё ловкие и крепкие, а пальцы быстрые – оттого и движения выходят чётко и красиво. Любо за ней наблюдать. 
Бывает время, моя родная выделяется пасмурной, но исполненной достоинства красотой. Она появляется усталая в дверях, как чудесное и печальное привидение – в эти минуты её красота приобретает очертания фантастического корабля, терпящего крушение, но всё же надеющегося спасти экипаж. Этакое живое и сказочно-мощное судно с капитаном-женщиной на борту. Узрев милую в таком фэнтезийном образе, мне хочется завалить её без разговоров и раздвинуть ноги, простите.   
А-а, забыл сказать, она – бесконечно права в любое время дня и суток. Как делается не по её схеме – матерится. Она человек настроения. А поскольку помогать я стал меньше – сами понимаете причину – настроение у неё меняется со скоростью ветра или пули. За десять минут в ней просыпаются и рассуждают несколько человек – и многие эти личности раздражены до предела. Имея с ними фазу общения, я ощущаю себя опустошённым, мои нервы напряжены. Милая норовит уколоть меня, выуживая-объясняя прошлые мои грехи и приплетая настоящие. Анализируя моё поведение «незрелого мужчины», она выкраивает схему моего будущего – и ничего там хорошего не предвидится. Я сижу под маминой юбкой и выглядываю по команде. Изъясняюсь словами мамы и бабушки. У меня нет своего мнения. Я – «инфантильный мужлан и желоб», по словам родной, находящейся в стадии гневливости. Хотелось бы мне сходить в кино на новую картину с Джейсоном Стейтемом – «Гнев человеческий».
Конечно, что-то глубоко человеческое победоносно врывается в мою душу и затем в её, и мы разрушаем представление о нашем дальнейшем противоборстве, стараясь больше наладить отношения, чем продолжить войну, но этот резко силящийся между нами демон портит всё напрочь, паразит. И мы снова удаляемся, воздвигая психологический барьер. Да, я чувствую, как во мне, пенясь и переливаясь, нарастает волна радости, но сталкиваясь с равнодушием и противостоянием матери моей изумительных детей, я ниспадаю до ругани. А она поддерживает дурной тон, подливая горючее в огонь, и снова, пересказывая слова западного классика последнего столетия, – «мягкие сумерки, наконец, вытеснила беспросветная и злая мгла». 
Я досадую на некое стечение обстоятельств, потому что увидел на днях брошенную иголку почти у самого порога. И сынишка потом сообщил, что с мамой разговаривала какая-то женщина в яркой одежде. Она сидела на нашем диване, развалившись, как дома. И на миг моему сыну показалось, что она не человек, а плохой мультик, выпущенный на экран по ошибке. Да, мальчик у меня умён не по годам, языкат, он комментирует, разбирается в том, что смотрит и делает.
Хочется тихого, спокойного прибежища, как небольшого и негаснущего костра любви среди всей этой нескончаемой кутерьмы на работе или дома. А фиг тебе – получаешь разборки, анализ личностных качеств, направленных на «удобство и комфорт лишь для себя любимого». Получаешь иголку, загнанную под кожу насильственно. Комок нервов. Я склоняюсь вот к чему: я иногда смешон в своей нерешительной задумчивости! Я – ведомый человек и мне необходим механизм завода. 
Супруга (БЫВШАЯ, но не хочется её так называть) остаётся в первой нашей квартире. А я – во второй нашей квартире. Мы живём в одном доме, но в разных подъездах. Это скорее хорошо потому, что я вижу своих детей наяву, а не через мобильное устройство. Я одаряю их поцелуями.
Я один и никто (в том числе и сам я) не треплет нервы, но не могу расслабиться. Не радует ни просмотр новых кинокартин от матёрых режиссёров, ни прослушивание старых вдохновляющих меня песен. Слабое удовлетворение приносит мне чтение книг. Я люблю классику, хотя и современных авторов стараюсь читать по рекомендации уважаемых мной людей. Я волнуюсь, испытывая стресс, поэтому принимаю купленные мамой препараты: витамины и добавку для укрепления нервной системы. Надо сказать, что мама у меня молодчина, я её очень люблю. И люблю не за то, что она безропотно редактирует мои творческие вирши, а просто так. Она – первый человек, кому я могу довериться, как ангел-хранитель во плоти. 
Сижу, набиваю брюхо попкорном, смотрю «Обитель», по роману Захара Прилепина, ворочу физиономию, признаться. Бездарный сериал, а роман – намного хуже. Волнуюсь: как там родные без меня в первой квартире!? Идти или не идти к ним, звонить или не звонить – вот в чём вопрос, ребята-читатели-подписчики. Бодрит состояние свободы, мне не нужно бежать и гулять с детьми, выслушивая упрёки родимой, а могу залечь и поспать  в любое время. Могу поиграть в компьютерные игры, побродить со знакомыми и выпить пива, хорошенько закусить хоть где. Пожалуй, я готов уйти в богему, как мои любимые писатели: Генри Миллер, Джек Керуак или Эрих Мария Ремарк. Но… иголка… не даёт покоя. Сидит под рёбрами и накаляется. 
Депрессия!
Демон шприцом подаёт в кровь… депрессию. Яд расходится по телу неторопливо, заставляя меня двигаться и думать болезненно, горько размышлять о содеянном. По-моему, процентов так на 80 я виноват в том, что случилось! Но, знайте: не защищает ЕЁ моя родня – они наслушались и продолжают выслушивать… На днях у бабушки было расстройство желудка (понос) – бывшая объяснила, что «бабуля не домывает посуду из-за слепоты, бактерии берут своё». Летом моя мама регулярно уходит на дачу – «это чтобы внуками не заниматься». Устаю от цитат, но память мне не изменяет! Самый ленивый в нашей семье кто – дед, конечно, он никогда не предлагает подвезти сноху по делам, хотя сам таксист и много раз проезжает нужную точку на карте. 
Раньше родня меня ругала, как провинюсь перед снохой. Соберут в семейном кругу и перетирают с разных сторон. Виноват, виновен, редиска, потому что… да мало ли почему, коли супруга в обиде и жалуется!? А теперь – нет, становятся на мою защиту всецело. Горой за меня эти славные бойцы немолодой гвардии: мама, папа, бабушка!
Наработаешься в школе так, что видеть и слышать никого не можешь дома и на улице, не хочешь попросту конфликтовать. Но моё существо настойчиво воет, добиваясь ответа на вопросы: что будет дальше, что будет с моей семьёй? Видна на лицах моей родни прежняя благодать и доброта, зато бывшая супруга пробуждает во зле свои худшие качества, её лицо делается до безумия жалким, отчуждённым, потерянным. Моментами моя милая не похожа сама на себя. Она застревает на мысли, что прежние помощники и прочие – вокруг враги и лучше ей быть независимой. Исхудала дорогая так, что узнаешь её издали с трудом. И мои мысли стали мне врагами! Не дают разобраться в чувствах и сделать выводы хитросплетения ума и сердца, путая меня, размежёвывая, словно очумевшего от тоски и нервотрёпки. Эх, говорила мамина коллега в школе, мол, «эта штучка заявит о себе, попомните…». 
Свою женщину я люблю до сих пор, поймите, признаюсь вам, только я экономный человек и мне нужны гарантии, что семья будет восстановлена. Свои доводы и мысли я сопоставляю со своим же сладострастием, впадая в слепую, инстинктивную ярость. Мне нужно срочно разгружаться на женщину. А где она, дорогая? Всего-то на расстоянии десяти метров – в другом подъезде. Требует отдать всё, что я накопил за полтора года, требует совершить мужские поступки, причём гарантий никаких не даёт. Мама подкидывает идею взять с неё расписку, что семья будет восстановлена! Классная идея, не правда ли?

Секс с любимой женщиной для меня значит многое, а прежде всего – совершившееся таинство любви. О занятиях любовью, как о примирении, сегодня пишут не только известные авторы православной направленности, но рассуждали в прошлом мудрейшие старцы. Иногда, лёжа в кровати, я думаю, что в мире ничего не существовало ощутимей, кроме собственного вопля сексуального самоутверждения – так было и есть во все времена! Недаром основной инстинкт является самым сильным движущим механизмом жизни и прогресса в обществе. 
После оргазма с любимой женщиной, матерью моих детей, чувство глубокой благодарности наполняет меня и отдаётся в мозгу мощнейшей радостью человеческого существа. Говоря словами З. Фрейда, чья книга «Избранное» лежит у меня на полке, «нам удаётся сочетать грубую и узкую реальность полового акта с утончённым и грозным бытием неведомого и прекрасного состояния жизни». Я радуюсь тому, что могу запросто совершить поступок во имя всего светлого и потрясающего, правильного и надёжного. 
Что случилось собственно? С какого момента жена становится чужим человеком? С того, наверное, когда надо мной царствует чисто потребительское отношение. Из открытого и такого знакомого сада её личности она вдруг попала в область неясного мне и враждебного – как будто демон захватил её в плен. Её загипнотизировали, укололи, а меня начал мучить призрак непонятности и непредсказуемости нашего будущего.
Ругались мы, ругались. В итоге начали видеть друг друга как одушевлённые предметы, не вызывающие субъективного ощущения. Теперь мы видимся, можем прикоснуться, но не чувствуем притяжения. Демон раздора похабно вмешивается в нашу жизнь и  разъединяет нас. Было такое впечатление, что она говорит со мной самыми последними, ещё сохранившимися атомами любящей женщины. Представляете, она приподнимается с дивана и с прежним выражением мертвенного интереса в тусклых глазах проходит мимо меня, хотя всё моё существо ревёт, мне нужно с ней общаться и обнять её. Обменяться теплом и зарядиться любовью. Мы оба стали тогда оглушёнными своим истеричным миром, сдвинулись в своей покинутости. И ушли, как старые люди, в тягучий и беспросветный маразм. Каждый по своим коробкам, со своими обидами и гордостью-предубеждением. Не было того абсолютного чувственного единства между любимым и тем, кто любит – эти чувства остались словно за каким-то занавесом.
Слава Богу, что я на днях поцеловал её в щёку – аж два раза. Она позволила прильнуть к ней губами, закрыла глаза. А потом как упала на диван, отвернувшись к стенке, лежала ко мне боком долгое время. В закрытых глазах стояли слёзы. Она повторяла как жалобное заклинание, мол, начнём сначала: просиживать в «Вконтакте», показывать затылок, писать статьи-рассказы-повести, мало времени уделять семье. Её ноздри чувственно дрожали, когда я целовал в щёку.
– Не, я стараться буду, миленькая моя, я – семейный! – пообещал ласково, погладил её по спине и рукам, поцеловал в шею. От крашенных чёрным волос приятно пахло шампунем.
– Да-да, можно подумать, – ответила она будто нараспев. – Иди к детям, Вить.
Я встал и пошёл, чуть пошатываясь. На следующий день эти «возлияния» улеглись, казалось, в мягкие провалы памяти. Мы снова начали с прошлых обид и убеждений.
Забегая вперёд, я скажу, что моему душевному равновесию в этом мире давно помогает мысль, что я смогу написать нечто замечательное – это изменит суть окружающих вещей, и человек на чуточку станет лучше. А с чего нам ещё меняться и менять восприятие остальных – с помощью благостной информации, с помощью художественного произведения, не так ли?
Время идёт, мало что меняется в наших отношениях. Не обнимает меня любимая, сама не целует – упрекает лишь ежедневно, находя ошибки-просчёты, неверные движения-утверждения-поступки. Я гуляю с детьми регулярно, плачу алименты. Прижимаю, конечно, затраты на дополнительные расходы, типа «защитное стекло на телефоне потрескалось» или «не мог бы я закинуть на мобильный телефон хоть рублей пятьсот…». Пустые расходы, я поймите, подвергаю сомнению. Ну, прижимистый я немного, однако добрый и отзывчивый при этом – где таких найдёшь в трудную минуту?
Идём на днях в кино с бывшей женой – родной, как называю теперь, вы поняли по наитию. В центр города едем. Трачу я там полторы тысячи, даже больше. Вип-зал обходится треть суммы, остальное – отсидка в кафе и такси обратно на Старую Московку. Я переживаю, что не накоплю – мечтаю отправиться в двухнедельное путешествие. По России, затем по Европе или в Китай, на худой конец рвануть.
Поедая пиццу-пепперони с двойным сыром и томатами «черри», запивая апельсиновым соком, родная делает мне замечание, что я набрасываюсь на еду, как с голодного края. Я действительно перед выходом не покушал.
– Веди себя прилично, Витя, – просит она, возбуждённая походом. 
Я думаю о своём, сытый, подглядывая в плазменный монитор на стене – идут старые серии «Тома и Джерри», а родная-любимая предлагает нарядить её соответствующим образом, по случаю выпускного у ребёнка – детский садик позади. Впрочем, надо нарядить сына и дочурку вскоре. Я ведь хочу в семью. Конечно. А быстро «пришить» меня в семью, похоже, не получится. Потерпеть придётся, как врачи успокаивали в детстве.
Что не сделаешь ради детей и родной женщины, матери моих детей? Помню, как отказался от модного сенсорного телефона, приобретя новую трубку прежней марки от Nokia – за полторы тысячи. Он работает отлично, заряда хватает надолго, но нельзя выйти в интернет и сфотографировать. Я – блоггер, поймите, писатель, журналист, наблюдатель, как я подписываюсь, выходя в крупных группах «Вконтакте». Мне нужен серьёзный и дорогой мобильный телефон. Так дорогая заставляет меня удалить аккаунты: в социальных сетях, а также избавиться от канала на «Ютюбе». Я годами копил контент, представляете? У меня набрались и набираются подписчики. А быть может, они мне и не нужны, в том числе и аккаунты? Буду уделять внимания чисто семье: жене и детям. Слава Богу, что хоть писать-публиковаться родная мне не запрещает пока что – автору «Красного лотоса», путевых заметок в США «По ту сторону неба» и прочего. Я лауреат молодёжной литературной премии им. Ф.М. Достоевского, помните? Читали автобиографическую заметку обо мне?
Мама только что сделала влажную уборку в квартире. Я встаю из-за компьютера (кое-что закончил гонорарное на тему православия), направляюсь на кухню плотно поужинать, не то по рассеянности шаркаю домашними тапочками по линолеуму в коридоре и – нахожу иголку. Обыкновенную иголку, длинную и тёмную. Показываю бабушке, поскольку она находится ближе в этот момент. Она ойкает, хватаясь за голову,  призывая в помощь Бога.
– Кто нам это наделал!? – сетует бабуся. – Вот откуда беды, супруга сдвинулась, соль поджечь надо, поносить по дому, может, батюшку пригласим, пусть очистит хату от скверны? 
Минуту погодя возвращается отец, он спрашивает, мол, не находили ли мы пару иголок на тумбочке при входе. Он потерял их. Точнее смахнул рукой или прочим скарбом, когда собирался на работу… или мы это сделали?.. Одна иголка всё-таки не найдена. Мама ругается, она расстроена – плюс конец недели, стрессы накопились, нервы оголены. Дети ведь ползают-балуются, а младшенькая вообще – ложится на пол и гребёт всеми четырьмя лапками, милашка-ангел. Иголка залезет под кожу – это не шутка.
– Ну всё – расстрелять меня! – даёт заключение отец, пребывая в расстроенных чувствах. – Я слышал по новостям, что по роману «Обитель» Захара Прилепина вышел сериал, раскритикованный в пух и прах, про лагерь на Соловках. Туда меня можете отправить! Сколько даёшь за провинность, прокурор? Три года!
– Прощаем, – вдруг жалеет его мама. – Один уже замаливает прощение.
Поздно. Спать пора. Ругаться нет смысла. Начинается рабочая неделя. 
А я работаю с одной мыслью, чтобы помериться с родной и любимой, матерью моих детей. У меня огромная нагрузка в школе и до окончания учебного года остаётся считанное время. Расслабляться нельзя. Я слышал, что наш директор состоял в браке аж три раза, оттого, наверное, он бывает злым как голодная собака. Не хотелось бы вдруг обозлиться на жизнь и на окружающих людей. Большой капитал мне ни к чему, если семья пропадает в нужде. Схожу в церковь, поставлю свечки, как это сделала пару месяцев назад моя мама, глядишь, отношения и наладятся.

На работе меня зовёт в столовую коллега – тоже учитель иностранного языка. Молодая девушка. И вдруг уточняет, а правда ли, что я в разводе. Она регулярно стала видеть мою супругу одну с двумя детьми в храме – обычно мы туда ходим вместе. Да плюс одна старая сплетница, тоже коллега, на полной серьёзе сказала, что я развёлся с женой и был замечен на сайте знакомств под чужим именем.
– Нет, Маш, не может быть, я человек правильный и православный, развод не для меня! – отвечаю я напугано, меня прошибает холодным потом. – Никому не верь, тем более сплетницам! 
– Ух, Слава Богу, – кивает она успокоено, в глазах появляется огонёк. – Я уж думала, пропал семейный человек и писатель Виктор Власов!
Я задумываюсь: откуда коллеги узнали? А-а, припоминаю: я ж писал о своей боли-беде, опубликовал рассказ на нескольких ресурсах в интернете, решил, что Святой Дух тоже заступится, прочитав материал. В итоге: прихожанка храма узнала от коллег… Занятно и… страшно! Сколько человек знает об этом? Быть может, треплется бухгалтер, который отчисляет алименты? Постараться узнать – неблагодарное дело. Не стоит!
Раздумья-раздумья – где от них укрыться? Дома? Но дома я сам не свой – после рассказа отца особенно. Он подвозил одну женщину средних лет и обмолвился о проблеме, которая успела стать общей. Папа ни с кем не делился из нас, он тоже переживает, оказывается. В прошлом году мы были в Крыму вместе – «нашим большим семейством», как он любит повторять, а в этом году – неужели каждый отправится в свою сторону? 
– Женщина рассказала, Вить, – сбивчиво делится папа. Рассказчик с него так себе – волнуется, путая слова. – Это кризис среднего возраста. Надо потерпеть, тем более вас многое связывает. Дети… Живёте очень близко друг от друга. Обычно мужики уходят, сил терпеть у них не хватает. Быстро заводят новых детей, уходят в другую семью! А когда женщина одумывается, пытаясь вернуться на круги своя – поздно!.. Потерпеть надо, помогать родным. Не бояться подколок, иголок…
Историй о разводах и плачевных последствиях я наслушался достаточно. Эти рассказы больно колют в сердце, поэтому я, по доброй воле, никогда бы не взял подобные сюжеты в разработку. Во вред подчёркивать всю иллюзорность нашей жизни, не оставляя шанса на благоприятное стечение обстоятельств, – это верх глупости и путь наименьшего сопротивления. Неужели я, здоровый и работающий человек, не способен восстановить добрые отношения и договориться с матерью моих же детей? Являясь по натуре человеком покладистым, я смогу сделать это, изжив амбиции, лишившись, наконец, накопленной суммы денег.
Семья – это последний оплот, как не устаёт повторять знакомый настоятель православного храма. Родных сердцу людей нужно подпитывать своим вниманием и заботой. Иголок на пути бояться не следует.
Аккаунты удалю. Или прикрою на некоторое время – они отвлекают от действительно насущных дел. Нечего распыляться. Семья – превыше всего!   
P.S.: Не поверите, милые люди-читатели! Вторая иголка впилась мне в ступню, когда я опустил ноги с кровати на пол. Иголка притаилась в пушистом ворсе ковра, колдовским образом перекочевав из коридора в комнату. Я прошипел как змей и вытащил «зануду». Испугался, мол, вдруг приключится заражение крови. Охая-ахая, бабушка достала йод и залечила рану, предложив её перебинтовать на всякий случай. От бинта я отказался сразу, а прожиг йодом вытерпел мужественно. Напряжение спало, и через некоторое время я радостно подумал: как это здорово, что иголка впилась в меня, а не в детей.