Лариса Журенкова


Я проснулась в четыре утра от того, что напротив меня в красных вязаных штанишках сидела Дыделка и улыбалась. Потом голосом старшей дочери она изрекла:
- Мама, а напиши про Дыделку.
-Баранка, - сказала я, из Дыделки ты уже выросла.
- А ты для будущих внуков напиши,- не унималась дочь.
-Так дайте же мне этих внуков, - засмеялась я. – И как я буду читать им свои сказки, разве что по скайпу?
Но Дыделка уже испарилась, забрав с собой и мой сон.
Дыделка… Это имя придумала дочь. Мы приехали с мужем на место работы. Вещи еще не все распаковали. На второй или на третий день на одной из коробок я увидела смешную девочку, какую обычно рисуют малые дети: руки-крюки, палочки-ножки,платьице-треугольничек и смешная рожица с точками-глазками и улыбкой до ушей.
А это что еще такое?
Дочь ответила:
(Продолжить)
- Дыделка!
- А, Дыделка, - кивнулая головой, – тогда понятно.
…Моей Дыделке было полтора года, когда она сломала ножку. Я жарила рыбу, а она игралась со мной: то выглядывала, то пряталась за быльце кровати. А потом упала – и сломала ножку. В гипсе она лежала тихая, спокойная и какая-то святая.
Позже она ложила эту ножку на другую ножку, делала умную мордочку, глаза покрывались поволокой, и она глубомысленно изрекала:
-Со з… ( «Со з» означало «что же..»)

Далее следовала какая-то глубокомысленная тирада.
В раннем детстве Дыделку воспитывала прабабушка, бывшая партизанка. Поэтому боевой дух и закалка у Дыделки были еще те!
А я училась. И ждала пятницы, чтобы повидаться с Дыделкой. Иногда, срываясь с занятий, ловила машину-попутку (так быстрее!) и после семикилометрового пешего марафона от шоссе стучалась в окошко небольшого сельского домика своей бабушки. В окне загорался свет, беленькая занавесочка, та, что ближе к двери, приоткрывалась, вглядываясь в кромешную тьму позднего вечера,бабушка неодобрительно кивала головой и неизменно приговаривала:
- О, Боже! Ты опять ночами бродишь! Не могла дождаться, как все нормальные люди,завтра и приехать поездом!
Я отшучивалась, что по ночам бродит только призрак коммунизма, и то по Европе, целовала сначала бабушку, потом сонную Дыделку, а та хлопала в ладоши и кричала:
- Мама приехала!
Она пахла молочком, ребятенком и чем-то очень родным. Ради этого я бы еще прошла семь километров. Но таких жертв уже не требовалось.
После института нас с мужем занесло в сельскую школу – сеять разумное, доброе, вечное. Наконец-то мы с Дыделкой воссоединились.
Дыделка росла не по годам серьезной и очень любознательной. В четыре года она с удовольствием читала кучу детских книжек и «Учительскую газету». Бабушкина школа и «Учительская газета» укрепили в ней способность мыслить аналитически. Поэтому ее излюбленную фразу «Со з…» и жест ножку на ножку мы слышали и наблюдали все чаще.

И в этот раз она ей помогла. Дыделка любила сладости. Она трубила все, что под руку попадется. Однажды в магазине я купила с полкило ее любимых конфет «Ромашка». И в этот же вечер они «хутко зникли».
В надежде их отыскать я перерыла весь дом, но мои попытки оказались тщетными.«Дыделка!» - подумала я и посмотрела на дочь, та напустила на себя невозмутимый вид .Мое подозрение усилилось, когда после этого Дыделка произнесла свою коронную фразу: «Со з…»
- Дыделка!
- Да, мама!
- Дыделка, быстро говори, где конфеты!
Дочь широко развела руками:
- А нэма.
- Ты их съела?
- Нет.
- А где же они?
- В сумочке.
- А сумочка где?
- Сумочка в сеточке.
- А сеточка где?
- А нэма…
И так до бесконечности, пока мне стало неловко: «Пристала к ребенку…»

До сих пор история с конфетами передается из уст в уста. Наверное, ее скоро услышат мои будущие внуки.
А еще наша Дыделка очень не любила быть в детском саду. Сидим мы с ней дома, и перед выходом, одевая ее, я провожу предварительную подготовку:
- Дыделка, ты же знаешь, что все мамы ходят на работу.
- Да, мама.
- А все детки ходят в садик.
- Да, мама.
- А в садике хорошие детки.
- Хорошие детки, - вторит Дыделя.
Потом мы выходим из дому. Я веду ее заручку. А чтобы веселее нам было, скандируем речевку:
- Раз-два! (Я)
- Азь-два! (Дыделка)
- Три –четыре! (Я)
- Ти-читыле (Д)
- Кто шагает дружно в ряд?( Я )
- Боевой отряд ибят! (Д)
- Мы шагаем в детский сад (вместе).
Но вот Дыделка видит издалека детский сад. Тут она начинает истошно вопить:
- Мама, но я не хочу в садик! Мама, садик плохой!
Полкилометра я не только спиной, но и всеми фибрами моей кающейся души слышу этот страшный плач, который сначала переходит в крик, а потом стает сродн игудкам паровоза.
На другой день сценарий повторяется в геометрической прогрессии: от оптимистического «Азь-два!» до крика жертвы перед снятием скальпа дюжиной аппачей.
Но время шло, даже бежало, росла и Дыделка. Уже с юного возраста она вояжировала по стране (то родители, то бабушки возили ее на море). Ей было тогда шесть, когда наш папа с облегчением вздохнул - мы с Дыделкой уехали в Гагры на долгих три недели.
Бабушка и прабабушка Дыделки, провожая нас, давали нам кучу важных советов, тискали Дыделку, а моя мама приговаривала уже мне:
- Ты там смотри, рот раскроешь, я тебя знаю, а ребенка грузины украдут! Держи ее постоянно за руку!
Мне было смешно. Дыделка тоже в душе посмеивалась: она что, вещь какая-то, что ее можно потерять?
Но когда мы приехали в Абхазию, я поняла, что мамины страхи имеют основания, поскольку быстро напиталась разными историями о похищениях молодых женщин резвыми грузинами. О детях такого не говорили, ну, да чем черт не шутит! Поэтому мы с Дыделкой ходили,дружно взявшись за руки.
Вскоре мы нанесли визит в местный Гум. А тогда, если вы помните, в СССР, и в Украине в частности, выбор продуктов в магазинах был невелик. В моде были дефициты. Это сейчас нас удивляет, как можно было обійтись без туалетной бумаги, кофе, хорошого чая. Мы бегали по магазинам. Стяли в длиннющих очередях за чем-то, а потом узнавали, что это что-то нам вроде как бы и не нужно, но можно же это кому-то продать или обменять.
Так вот, зашли мы в местный магазин и глазам своим не поверили: здесь было все, за чем у нас толпились люди. И продавалось не насемечки или из-под полы, а за прилавком. Людей, правда, было много, бродили такие же туристы-бедолаги, как и мы.
Я покрепче схватила свою Дыделку и ринулась вглубь магазина - шопинговать, как говорят сейчас. И вдруг меня как током стукнуло: «Береги ребенка - грузины украдут!» И хотя руку-то я ощущала, но проверить было нужно. Каково же было мое изумление, а потом дикий ужас: вместо моей Дыделки я обнатужила маленького грузинчика! Я держала за руку чужого ребенка! С минуту мы испуганно смотрели друг на друга (а я же чувствовала, что Дыделка пытается вырваться,но еще сильне сжимала ее руку в толпе!). В моей голове пробежала тисяча тараканов:
- Украли! Выкуп! Шантаж!
А когда немного попустило,я вдруг увидела свою Дыделку в голубом платьице и с белым бантом на голове, которая тщательно осматривала товар отдела бижутерии на противоположной стороне магазина. Я отбросила руку испуганного грузинского мальчика и мигом порысила к Дыделке. О моих слезах, Дыделкиных соплях и ее философском коронном «Со з…» писать не буду.

Дыделка, ох, эта Дыделка… В какой-то период она плавно превратилась в Баранку ( Ярославка – Славка – Овен - Баран – Баранка).
Сейчас моя Дыделка-Баранка летит самолетом с Абу-Даби, точнее, с Дубаи, в Стокгольм.Она уже взрослая девочка. Но иногда в ней просыпается Дыделка. И тога она начинает надувать щеки и глубокомысленно изрекать: «Со з…»
- А где здесь Вареники-пати? – спросите вы. И правильно сделаете. Так вот, в прошлом году заявилась эта Дыделка с Абу-Даби и сразу с порога:
- Мама, свари мне вареников с творогом.
После тщательной сервировки стола в национальном стиле, она, как хомяк, набила в рот вареников, и начала командовать:
- Мама, ну фоткай же меня быстрее, пока вареники еще остались, я выложу в Интернет. Будет у меня подборка «Вареники-пати».
- А что такое «пати»? – спросила я.
- Ну, вечеринка, что ли. Вот только что ребята с Эмиратов сбросили мне фотки «Барбекю-пати», а у меня будет «Вареники-пати!»
Дыделка! Ты вернулась! Через двадцятьлет! Надо же! А может, я уже созрела стать бабушкой?