Анна Драй

Как-то летом Николай встретил Валю Зотову на своей улице. Она ходила и внимательно приглядывалась к усадьбам.
Они вместе учились в техникуме, некоторое время дружили, даже испытывали друг к другу, что-то вроде любви, но потом их дороги разошлись. Он знал, что она была замужем, имела дочь. Потом что-то у неё случилось. Подробностей не знал, так как долго её не видел, и встретить её здесь было полной неожиданностью. В семье, в которой она жила, дочь выросла, а внучка недавно родилась.
Девчонкой Валя была вся светлая, круглолицая, улыбающаяся с ямочками на щеках, наивными и широко распахнутыми глазами. Жизнь мало изменила её. Она и сейчас была вся ясная, светлая, как мечта, с теми же ямочками на щеках, с той же любовью и восторженностью к жизни. Немного раздобрела, но ей это очень шло. В её глазах светилась доброта. Когда она заговорила, её голубые глаза распахнулись как озёра, и он снова потонул в них.
Оказывается, она присматривала себе небольшой домик. Когда они разговорились, она восторженно и мечтательно заговорила:
– Хочется выйти утром и ступить прямо на землю, на свою землю. Вдохнуть свежий воздух сразу, здесь, а не ехать за ним за десятки километров на дачу. Или выйти ночью на порог и увидеть своё небо, которое всегда будет сиять надо мной лунным светом и его детьми во вселенной – звёздами. Вдоль забора – ипомея, или как мы её называли в детстве «паутель», а в конце каждой грядки неожиданно возникнет кустик чернобрывцев.
– Дочь выросла, – продолжала она с азартом, – и в квартире стало временами скучно и тоскливо. Не сидеть же, право, на лавочке под домом. Квартиру я свою люблю, хоть и пятый этаж, но зато какие закаты по вечерам видны из окна!
Но оказалось этого мало. Ей хотелось свой, пусть небольшой домик, пусть не больше её квартиры, но обязательно с землёй.
Валя мечтала:
– Проснусь ночью и выйду во двор. И ковш Большой Медведицы будет всегда над моей крышей. Я увижу примеченные мною три звёздочки в ряд. Это мои дети и внучка, которая тоже как мой ребёнок, и я одна напротив как стрела у лука.
– Одна?
– Да, жаль, но одна. Так сложилось. Ищу домик, хотя понимаю, что какой же дом без хозяина. Дому нужна забота, хозяин. Её глаза увлажнились от нахлынувших чувств, но потом снова азартно и вдохновенно заблестели:
– А какие цветы я посажу! Под окном – удивительную лиану – клематисы, когда–то так поразившие меня огромными красивыми цветами на тоненьком стебельке, и которые будут заглядывать ко мне в окно. А у их ног в предвечерье и ночами будут расточать в вечерний воздух свой аромат матиолла – ночная фиалка и душистый табак. Ночные бабочки прилетят на их запах. Ведь это для них и для меня они будут так благоухать. И обязательно гортензия! Эта королева цветов. Я посажу её перед окном спальни, и она всё лето, начиная с мая месяца, будет меня радовать пенной роскошью своих цветов. А осенью будут пламенеть своим разноцветьем, астры
– Разве в жизни главное – солнце и цветы? – спросил Николай.
– Нет, конечно, главное это дети и дело. И ещё главное то, чего нет. На разных этапах жизни, были разные цели и задачи. А вот теперь я хочу свой дом, и это для меня сейчас главное.
– Разве же одними цветами обойдёшься?
– Нет, конечно. Цветы – это мечта, поэзия. А овощи и фрукты – это еда, проза.
– Разве же без прозы проживёшь? – опять проговорил Николай.
– Нет, конечно. Вдоль дорожки я посажу белый виноград, непременно белый – «Краса Дона» и вырастут огромные кусты, и зацветёт он, и нальются грозди густым сладким соком, и ягоды будут гореть на солнце своим янтарным блеском. А какой у меня будут абрикос! Ведь абрикос зацветает первым. И обязательно –самый большой подсолнух, дитя солнца, солнцеворот, как его называют в народе, который будет для меня вторым солнышком на земле. Он, конечно, будет больше смотреть на солнце, чем на меня, но я ему это прощу. Пусть смотрят и за меня. Ведь человеку не дано взглянуть солнцу в глаза. Может быть, солнце и есть Бог?
– Конечно, не обойдусь и без огурчиков и помидорчиков... Окна дома я покрашу, обязательно, голубой краской. Это любимый цвет моего детства. И обязательно будет кошечка. Коты ленивые… Она будет каждую весну приводить котят. А я буду наблюдать как они, тыкаясь своими ещё слепыми мордашками будут искать материнские соски с молочком. Я буду выносить их на ласковое солнышко, а они будут греться и подрастать.
Собак в квартире не люблю, но в своём доме – это ведь
совсем другое дело. Это будет мой звоночек и мой друг, и мой сторож. У него будет служба. Он будет сторожить и рассказывать мне о том, что происходит во дворе в моё отсутствие, что проклюнулось, и что подросло. Кто заглядывал через забор, и не пробегала ли здесь чужая кошка. Мы будем друзьями. Ведь кошка привыкает к дому, а собака к человеку.
Николай слушал её с восторгом. Ведь он сам за это же любил свой дом, а Валя как бы утверждала и подтверждала это. Она всегда ему нравилась, он даже когда-то был в неё влюблён. Теперь он жил с больной, умирающей мамой и пока не мог Вале ничего предложить, но и терять её не хотел. Он пока не мог привести её в дом, но запущенный сад показал. Они обменялись телефонами и на время расстались. Но не надолго. Вскоре мама умерла. Он растерялся, и ему нужна была помощь. Надо было помочь, и Валя всё взяла в свои руки. Ей всё удавалось. Организовала поминки. И не только организовала. Дома сама приготовила обед, наняла такси и привезла готовое. Вкусно приготовила. Привезла всю свою посуду, красиво накрыла. Чтобы посуда, стаканы стояли все ровно, как солдатики, друг против друга, и на них по пирожку. Конфеты, печенье в отдельную салфетку. Сделала всё, как принято, как положено, как заведено. Хотя кем положено? Людьми, наверное.
Валя часами выслушивала хронику жизни, болезни и смерти его мамы. Его сожаления: вот если бы я купил вон то лекарство, мама была бы жива, вот если бы, вот если бы… Мама ещё долго держала и не отпускала, а Валя вытирала слёзы и слюни постаревшего взрослого сына, входила, впитывала, вникала, выслушивала и принимала боль на себя.
Умерла мама и он, повзрослевший и постаревший сын, очень страдал. Страдал по родному и близкому человеку. Страдал так, как редко страдают сыновья. И это было нормально, потому что она была его половинкой. Ненормально было только то, что не женщина любимая, а мама была его половинкой. И вот теперь, встретив Валю, он понял, что ещё можно всё начать сначала. Когда-то он был женат, но не более года. Есть сын. Невестка не понравилась маме, а мама была главным человеком в его жизни. Вот так он расстался с женой и больше не женился.
Теперь, оставшись один в доме, доставшемся ему от родителей, Николай скучал в одиночестве. Одиночество… Об этом много грустного можно рассказать. Но, прежде всего это, когда твою жизнь никто не разделяет. Одиночество может быть и вдвоём, когда ничего не совпадает. А тут такое совпадение! И мама простит его.
Валя утешала его как могла. Но то, что казалось на первых порах благородной памятью о матери, переросло в навязчивость, хотя Валя верила и надеялась, что всё образуется. Вскоре Николай сделал Вале предложение:
– Валя, вот мой дом. Выходи за меня замуж, будь моей хозяйкой, и будет так, как ты мечтаешь. Сад поможет нам.
– Твоей хозяйкой? Женой и хозяйкой дома – да, а быть хозяином другого человека никто не может.
Валя переехала и внесла в жизнь Николая новизну, сделала его жизнь совсем другой, наполненной достатком и энергией действия. Началась другая жизнь, так мало похожая на прежнюю. Николаю она иногда казалась чужой, нереальной.Мешала непривычность чувств, страстей, ситуации. Они лежали вместе, и долго не могли уснуть. Но вместе с тем было так хорошо, ново, спокойно и уютно. Ждали весны, чтобы начать работы в саду и в огороде всё «под шнурочек», как хотелось Вале.
Мама была стара и долго болела. Дом был запущен и требовал ухода. Валя взяла инициативу в свои руки, и ему это понравилось. Она сделала ремонт, и дом засиял чистотой. Вымытые окна засверкали как зеркала. Она купила и повесила модные занавески, перевезла свою большую белую кровать, принесла пачки нового белья, от которого у него глаза поехали в разные стороны. Он такого, отродясь, не видел. И хотя им было под пятьдесят, показалось, что жизнь только начинается, всё возможно и всё впереди. Валя на время осталась без работы, но у женщин всегда больше обязанностей в жизни, и поэтому она не торопилась найти новую работу.
Решили венчаться. Хотелось благословения своего супружества, перед Богом дать обещание в супружеской верности и обоюдной заботе. Девятнадцать веков христианский мир верил в брак как в таинство, признавая его обязательную силу. Гражданского брака и в помине не было. Но на дворе 21 век. И никаких укоров и угрызений совести. К событию готовились. Себе Валя специально костюм не шила, белый костюм был, зять привёз из Индии потрясающий белый шарф на голову. Николаю Валя купила новый костюм и сорочку. Всё его было изношено. Долго выбирали день венчания. Были свои сложности. Православная церковь запрещала венчание во время постов, кроме того, нельзя венчаться во вторник, четверг, субботу и дни накануне великих и храмовых церковных праздников. Но всё-таки выбрали день. Валя оплатила все расходы, а это теперь, ой как дорого. Собственно, все расходы оплачивал, сам того не зная, её зять, богатый «новый украинец». Получили напутствие: «заботиться друг о друге, как о себе самом, любить неизменно до конца жизни. Жене должно быть присуще повиновение, а мужу давалась власть, не как преимущество, а как долг, и не для унижения жены, не для господства и владычества над нею, а для разумного управления домом».
Но на самом деле всё получилось наоборот. Его домом стала управлять она.
Всё было хорошо и даже слишком. Мама, по-видимому, и оттуда заботилась о сыне, послав ему Валю. А Валя истосковалась по мужчине, дому, заботе, что так присуще славянской женщине. Она идеально убирала дом и готовила хорошую еду. Он не спрашивал, сколько это стоит. Так удобней. Спрашивать, значит знать, а знать, значит реагировать, поступать. А как он мог поступать, если он мало получал, но еще и привык всю жизнь экономить, жёстко экономить. Немного даже откладывать, а если отложено, то, ни под каким предлогом не может быть взято. Копеечка к копеечке. Не брать, только класть. Даже на лекарство, не говоря уже о каких–то развлечениях или удовольствиях и тратах даже на любимую женщину. Никаких цветов, никаких гостей. В гости они тоже не ходили, да первое время было не до того.
Валя много говорила, но много и делала. Она привнесла в его жизнь другое качество жизни – достаток. Когда всего достаточно.
И Николай привык к спокойной размеренной жизни. Завод плохо работал и плохо платил. Но он не искал другого, а пережидал и ежедневно ходил на работу, службу. Не пил, не курил, не изменял. Он выходил рано утром и как заводная игрушка во дворе делал зарядку, обливался водой. А она ждала завтракать. Позавтракав, он убегал на работу, а она снова чистила его дом. Он потреблял, и сначала всё это нравилось. Николай ласково смотрел на Валю, соглашался, подчинялся и пользовался. Приятно было получать и любовь, и заботу. Но всё это обязывало. Обязывало раньше вставать, подчиняться её желаниям и режиму. Разговаривать и слушать. Она захватила его. Её орудием захвата была забота и нежность. Но разве же это плохо? Нет, но ей хотелось отдачи. Её забота стала Николая раздражать, и он замыкался. Валя это почувствовала, но вначале ничего не могла понять.
– Ты эгоист, – заявила как-то она.
– Да, я эгоист. А что тут плохого?
– Как, что? Ты пользуешься чужой любовью, трудом, деньгами. Ты потребляешь и ничего не отдаёшь взамен. Это снижает надёжность человека. Когда мне будет нужна помощь, ты не станешь не только рисковать, но не захочешь лишиться даже малейших удобств. Ты даже не спрашиваешь, откуда деньги.
–А что тебе нужно? У нас всё есть,– проговорил Николай.
–Мне нужно внимание, хоть иногда цветы, мне нужна забота. Обо мне забота. Я же замужем. За му-жем.
–Он немного помолчал и, не выдержав, в сердцах сказал:
– А что ты всё: « Коля, надо, Коля, надо». Мне надоело твоё «надо». Мне ничего не надо. Это тебе надо, а я сам себе хозяин.
Она решила уйти, но как скажешь, если венчанный брак. Это не печать в ЗАГСе. Но разрешилось само собой. Как-то Николай пошутил, что год в браке можно приравнять к пяти годам строгого режима. Валя обиделась и ушла. Обоюдности не получилось, и она считала себя свободной от обязательств данных перед ним, собой и даже перед Богом.
Он так и не позвонил ей и не позвал обратно. Он слишком долго был один и привык к этому. Мама заботилась и ничего не ждала взамен. Чрезмерная забота стала раздражать его. Он стал несвободен, и это угнетало. Он ничего больше не хотел. Он хотел покоя и одиночества.
– Ничего и никого не надо. Я сам себе хозяин, – решил он.

г. Луганск, 2005 г.