Николай Алексеев

отрывок из романа


— Лёд тронулся! — в ужасе закричал великий комбинатор.— Лед тронулся, господа присяжные заседатели!
Он запрыгал по раздвигающимся льдинам, изо всех сил торопясь в страну, с которой так высокомерно прощался час тому назад. Туман поднимался важно и медлительно, открывая голую плавню.
Через десять минут на советский берег вышел странный человек без шапки и в одном сапоге. Ни к кому не обращаясь, он громко сказал:
— Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придется переквалифицироваться в управдомы.

Глава первая
ЗДРАВСТВУЙ, НЕ РИО, НО ЖЕМЧУЖИНА!

Изрядно избитый, промёрзший до мозга костей нарушитель советско-румынской границы на пределе сил и с упорством барана пробирался сквозь заросли оживающих кустов и деревьев. Голова отказывалась соображать, и только шум проходящих невдалеке автомобилей влёк его к теплу и людям. Наконец силы окончательно покинули устремлённого к цели человека, он упал навзничь и полностью погрузился в вязкую тьму – не чувствуя усталости, боли и причинённой обиды. Проезжавшая на конференцию в Одессу машина скорой медицинской помощи остановилась у одиноко лежащего человека рядом с придорожным щитом, надпись на котором кто-то старательно отредактировал мелом, несколько изменив смысл написанного:

ТОВАРИЩ! ЛЮБИ ПРИРОДУ ― ТВОЮ МАТЬ!

От лежащего поднимался лёгкий пар, пиджак сверху уже покрылся испариной, которая тут–же превращалась в утренний иней. Медики спешно вышли из машины, предварительно согласовав свои действия с клятвой Гиппократу.
Они проверили дыхание, а попутно и карманы лежащего, изъяв два золотых червонца, в суматохе оставленные бдительными пограничниками.
На груди молодого атлета ощущалось что-то массивное, поэтому всё настойчивей осуществлялись попытки проникнуть к цели, но изломанный _____________________
*Отрывки и краткие описания заимствованы из книги И. Ильфа, Е. Петрова «Рассказы, фельетоны, статьи»
боями атлет открыл глаза и с укором погрозил пальцем обессилевшей руки – его оставили в покое. Тонко воспитанные врачи проявили чуткость, но вернуть червонцы – забыли. Находку занесли в машину, предварительно растерев замерзшее лицо и конечности уже тающим мартовским снегом. Спасённый от окружающей стихии понимал, что жив и среди людей, которые не дадут погибнуть. Сознание вновь покинуло его.
По приезду в город больному оказали необходимую медицинскую помощь и поместили в палату. Все вещи поступившего больного приняли по описи и сдали в больничную камеру хранения. Литого золотого барашка с золотой цепью с больного снять не смогли даже опытные санитары.
Утром больной очнулся в залитой солнцем палате с когда-то белым постельным бельем и устоявшимися больничными запахами. В голове стоял шум, как после бомбёжки, истерзанное тело ныло и болело, а обитатели палаты плотно сгрудились у постели нового больного, проявляя интерес зевак-ротозеев.
— Заседание продолжается, господа присяжные заседатели! — закашлявшись, промолвил больной. Настроение бодрое, идем ко дну! Я принёс вам солнце и весну, но мою душу терзают палачи-кровопийцы и всласть упиваются болью!
— Дорогой товарищ! Вы ошибаетесь – это не суд, а больница.
— Я много читал о вреде алкоголя и курения – решил бросить!
— Что бросить? Пить или курить?
— Читать, дорогой, читать!
Один из больных бубнил себе под нос о том, что при чтении медицинских справочников ощущает в себе все прочитанные болезни.
— Это ж надо! А ведь у меня тоже самое, только с Уголовным Кодексом! — с улыбкой подумал поступивший больной.
— А жена придёт вас проведать? — снова последовал вопрос.
— Повторяю, бросил всё – пить, курить и жену!
— А жену-то зачем?
— Недостойна она такого внимания и счастья!
Проявив умеренное чувство любопытства и такт, больные разошлись, оставив в покое уснувшего больного-оригинала.
Открыв глаза, Бендер увидел вблизи крупное добродушное лицо в белоснежном колпаке, которое произнесло какое-то заклинание:
— Будем лечить! Пусть живёт!
Произнесённую врачом фразу комбинатор услышал, но из-за грозного шума в голове понял её несколько превратно:
— Будем лечить? Или пусть живёт?
Перебрав в уме различные комбинации, Остап пришёл к мысли, что он неправильно понял, ведь видно, что это доктор, а у них есть закон – НЕ НАВРЕДИ!
Благодушный розовощёкий доктор в белом колпаке и халате, увидев, что глаза больного открылись, приветливо произнёс:
— Добро пожаловать в наш цветник!
Не задумываясь, великий комбинатор сходу ответил:
— Ваш цветник – больше смахивает на гербарий!
После осмотра, медсестра внимательно выслушала и записала указания врача по курсу лечения. На больных особенно бодряще действует присутствие медсестёр с ангельским голоском, локонами воздушных волос, ласкающим взор неописуемым румянцем и тонкой осиной талией.
— Доктор! Я уже в раю? — полюбопытствовал комбинатор и продолжил пытливым взглядом оценивать статную медсестру. Этот взгляд был чем-то сродни взгляду крокодила из мутной реки, ожидающего подарка от природы.
Перехватив этот жадный взгляд, доктор иронично заметил:
— Женщины в раю отделены от мужчин, иначе какой же это рай? Женатые живут дольше холостяков – это закон природы!
— Любезный доктор! — взглянув на окруживших больных, комбинатор выдал бесспорную истину: Горемычная жизнь всегда кажется им бесконечной и однообразной, как высохшая пустыня, хотя в ней цветут не только кактусы!
Больные закивали седыми головами с залысинами и проплешинами.
— Если мужикам не хватает блеска, то они седеют и лысеют! – заключил наблюдательный Бендер.
Весь лечебный курс должен выполняться беспрекословно и своевременно, иначе в нарушение этих требований уместно сказать:
— Поздно пить «Боржоми» — лёгкие отвалились!
Оценив и взвесив все «за» и «против», комбинатор решил – здоровья в кредит не купишь! Хотя снова ветер в карманах и нет покоя голове и ногам – должно лечить время! Особенно полезными и лечебными для здоровья были и остаются халявные продукты!
Умиротворённая спокойная обстановка, отсутствие стрессов, щадящий режим и беззаботность семимильными шагами подвигают к выздоровлению, особенно если организм молод и крепок. В голове комбинатора вперемешку с бездарными мыслями уживаются и полновесные, которые выделить и обдумать ещё трудно. Зачастую из роя всевозможных мыслей и воспоминаний всплывали пословицы, поговорки, истины, а одна из них буравила уставший мозг, как наглый червь буравит нежное яблоко – не давая ему ни минуты покоя:
— Красиво жить не запретишь! Чтобы красиво жить, не нужно забывать о черном входе и запасном выходе!
Поразмыслив над этой истиной, Остап решил, что вход и выход должны быть где-то рядом, иначе, если вовремя не найти выход, то красивая жизнь стройными ногами прошагает мимо, не удостоив даже взглядом ломящегося в открытые двери.
— Куда податься в спешащем, шумящем, густонаселённом городе с весёлыми жителями? – не давала покоя голове и напоминала о себе навязчивая мысль.
Командор ещё страдал амнезией, частичной потерей памяти – остаточными последствиями битвы за свободу при Днестре.
Зимой этого года в Одессе комбинатор множил своё богатство, изредка, как ему казалось, нарушая кодекс гражданина СССР – этого настойчиво требовала жизнь. Где-то очень далеко, в розовой дымке, ещё рисовалась сказочная набережная города-мечты Рио-де-Жанейро. По ней степенно и вальяжно дефилировали молодые люди с красавицами, причём все они были одеты исключительно в белые штаны... Сметливый мозг в течение последних дней до попадания в больницу тяготился насыщенными воспоминаниями.
Молодой человек в полусне-полудрёме улыбался, увидев ликующие лица, которые радовались победам его цепкой памяти, будто он, наконец, решил извечную общечеловеческую проблему «Есть ли жизнь на Марсе?»
От шума одобрения выздоравливающий больной проснулся в палате, наполняемой через приоткрытое окно городской суетой, солнцем и свежим морским воздухом. Рядом протекала будничная реальность, соседствующая с неподкупной доброжелательностью. Посетительница, подкармливающая лысого, как лампочка Ильича, больного, нравоучительно наставляла:
— Сёма! Пей кефир, чтоб ты сдох! Тебе нужно поправляться!
Скользящему по стенам и потолку глазу не на чем было остановиться, только одиноко висящий отрывной календарь напоминал, что сегодня наступило 1 АПРЕЛЯ 1932 ГОДА, ПЯТНИЦА – праздник бескорыстных шуток, розыгрышей и обманов, подпитывающих людей после долгой зимы.
В палате все проснулись и весело балагурили, радуясь новому наступившему дню, прекрасной погоде, а проснувшийся комбинатор всё ещё находился под впечатлением дивного сна, изливавшего целительный бальзам на истосковавшуюся по свободе душу.
К реальности командора вернуло обращение врача:
— Нуте-с, господин хороший, сегодня выписываем! Вы, бесспорно, победили свой недуг!
— Розыгрыш с утра, доктор? Сегодня первое апреля и у вас белая не только спина, но и голова!
— Что вы? Что вы? Я не клоун, а просто врач. Теперь свой дух – поднимайте сами!
Доктор раздавал какие-то указания и распоряжения сопровождавшим его медикам, а Остап почувствовал свалившуюся на него свободу. Между лопатками чувствительно почёсывалось, как будто там пробивались крылья, на смятой больничной простыне валялись несколько мелких птичьих перьев – то ли выпавших из подушки, то ли оброненных с растущих крыльев. Остап увидел эту божественную картинку и весело решил:
— Нет! На таких закрылках – Боливар не попрёт!
Доктор знал, что у Остапа при приёмке в больницу денег не нашли, поэтому распорядился, чтобы при выписке его обязательно побрили и подстригли. По просьбе доктора, порядок в облике чернобородого молодого мужчины пришёл наводить старый и седой Аркадий, который трудился сразу в нескольких городских больницах и всячески веселил больных своими байками, рассказами, а порой и остроумными выдумками.
— Здравствуйте на вас! Парикмахер нужен? – сказал входящий цирюльник, картавя. – Я Аркадий Кац, поэтому всегда вам нужен!
— До свидания! Такой не нужен! – пошутил кто-то из больных.
Работник расчёски, ножниц и одеколона пропустил эту колкость мимо ушей. Увидев бородатого Остапа, он задал риторический вопрос:
— Брить или не брить? Вот в чём вопрос?
Скоро справляясь со своей работой, приводя в надлежащий порядок внешность комбинатора, старый Аркадий поведал обитателям палаты следующее:
— Жить счастливо, тяжело! Человек создан для счастья, как птица для работы, а зарплата сейчас больше похожа на сдачу! Вы знаете, что даже самый плохой выходной всегда распрекрасней любого хорошего рабочего дня, поэтому-то утром особенно завидуешь безработным и домохозяйкам. Утром, проходя мимо соседского балкона на работу, слышу:
— Сегодня же уйду от тебя к соседке, она добрая и никогда не орёт!
— Мотай, лентяй, отсюда! Лично я тебя за рога не держу!
А уже на трамвайной остановке увидел такую драму: тётка с узлом пыталась сесть в трамвай, ей помогал мужичок. Всю поклажу втащил в вагон, расставил, впихнул тётку, а она напоследок влепила ему звонкую и сочную оплеуху. Стоящий рядом мальчик спросил у него:
— Дядь, вам больно?
— Да не больно, обидно и досадно! За что???
— Это наша училка, она вредная. Пока вы её сажали в вагон, я её три раза успел ущипнуть за попку!
Спустя считанные секунды неразумный отрок спешно и бодро галопировал вдаль от остановки.
Уже в трамвае кондуктор не даёт покоя и орёт во всю глотку:
— Что вы столпились у меня в заднем проходе? Проходим-проходим вперёд! Скоренько!
В обувной лавке вообще навешали лозунгов:
— МЫ ОБУЕМ ВСЮ СТРАНУ!
— СОВЕТСКИЙ НАРОД – ВЕЧНЫЙ СТРОИТЕЛЬ КОММУНИЗМА!
Право, можно подумать, что они уже успели обуть, хотя бы часть одесситов. Ума не хватит для такого народа.
Тут же рядом какой-то идиот в частной лавке даёт идиотский совет:
— СОЧЕТАНИЕ АЛКОГОЛЯ И ВЫХОДНЫХ – ДАСТ НЕОЖИДАННЫЙ ЭФФЕКТ!
— ВАШ ВЕЧЕР УДАЛСЯ, ЕСЛИ УТРОМ НЕ СТЫДНО!
А следом, на поле этого плаката, мелкими буквами, следовала маленькая приписка:
— И НЕ ПОМНИШЬ ПЕРЕД КЕМ?
Да, это не Одесса, а Рио-де-Жанейро какой-то! Везде устроили карнавал! Когда закончат?
Жизнь – ежедневный сопромат – испытание на прочность! Ломают, ломают уже со школы и до самого конца – пока не поломают! Не зря Моисей водил сорок лет по пустыне! А сколько нас ещё будут водить?
— Слушайте, Аркадий! Пожалуйста, закройте рот – вдруг заболеете? – наслушавшись всякой всячины, попросил комбинатор.
— А чем же я могу заболеть? – поспешил узнать любопытный Аркадий.
— Вы можете простудить кишки в холодной камере! — пошутил предусмотрительный Остап, но тут же, обладая природным обаянием, извинился за выскользнувшую шутку и от души поблагодарил за интересные новости, приличное обслуживание, тем более что старый мастер вполне удовлетворил эстетические запросы великого комбинатора в облике, предугадав его вкусы.
Совсем скоро, выполнив необходимые формальности, торопливо попрощавшись с обитателями палаты, великий комбинатор поспешил покинуть больницу, окрылённый полученной свободой.

Глава вторая
ЗДРАВСТВУЙ, СВОБОДА!

Покинув больницу, молодой здоровяк ощутил весеннее тепло, ласкающее прикосновение ветерка с запахом свежести, которые раньше терялись в больничных коридорах и палатах, насыщенных больничными запахами. Жизнь открыла чистую страницу, которая заполнится сюжетами, сопряжёнными с риском и приключениями.
Погрузившись в пучину мыслей и проблем, комбинатор уверенно шёл навстречу новой, ещё не ощущаемой, жизни.
На улице полноправно вступил в свои права апрель с надеждами на новое и доброе в жизни, солнце заботливо прогрело просторы и окраины города-жемчужины Одессы.
Командор одет со вкусом и изяществом. Его костюм представлял собой следующий гарнитур: поверх лёгкого светло-стального свитера надет серый чесучовый пиджак. Свитер заправлен в серые брюки, а на ногах командора красовались тёмно-серые туфли, такие же крепкие, как и сам Бендер. Туфли турецкоподданному купила медсестра, она же по его просьбе принесла из больничной камеры хранения шикарные серые брюки. Ночью в туалете он извлёк из пояса брюк, зашитые туда золотые пластинки-заколки для волос в виде рыбок с камнями вместо глаз. Утром командор вернул брюки и очень убедительно попросил купить ему туфли. Одна из заколок сменялась на туфли, а другую – золотой скиталец за оказанную услугу подарил медсестре. На груди под свитером вольготно и беспорядочно болтался орден Золотого Руна, который Бендер ранее переименовал в орден Золотого Телёнка. Это богатство, с боями отвоёванное у пограничников, спешно удалившихся с места схватки, дабы не создавать излишнего шума у священной границы, было теперь – главной ценностью комбинатора. Действия пограничников были излишне патриотичны, но с трудом отобранное у нарушителя границы было тут же поделено приспешниками капитализма, а о нарушении границы не напоминалось и всуе. Защитники границы твёрдо отстояли неприкосновенность границы, не пустили нарушителя внутрь страны.
Из цепкой задумчивости, респектабельного серого кардинала вывело назойливое похлопывание по плечу с повторяемым обращением:
— Позвольте, сударь, позвольте!
Остап повернулся и засиял розовым свежевыбритым лицом, как золотой червонец, – перед ним стоял человек с фотоаппаратом и штативом.
— Что? Я таки закрываю вам пейзаж? – поинтересовался оглушённый свободой и свежим воздухом комбинатор. Как любой одессит, фотограф тоже ответил вопросом на вопрос:
— Вы не окажете мне неоценимую услугу сняться для рекламы на фоне моря? У Вас несказанно фотогеничный вид!
— Слушайте, дражайший! Неоценимых услуг не бывает, а бесплатный сыр – только в мышеловке!
— Три рубля вас устроят?
— Конечно, нет. На четыре – согласен! Деньги вперёд – фото на память!
Договор оказался взаимовыгодным, после съёмки комбинатор получил деньги, но зайти через пару дней за фотографией напрочь отказался, ссылаясь на то, что завтра же он должен вернуться из командировки в город Н-ск, а представился сухо – Остапом.
Получив эту грошовую подачку, комбинатор решил пойти на рынок Привоз, где с жалостью и, скрипя фибрами души, собирался продать последнее достояние – орден Золотого Телёнка. Находясь в крайне тяжёлом финансовом положении, оставлять у себя такую ценность, золотой скиталец посчитал неприемлемой роскошью – оставалось только выгодно продать его.
По дороге на Привоз комбинатор быстро шёл, останавливался, вновь возвращался назад, снова шёл вперёд. Со стороны такие перемещения выглядели странно, поэтому его остановил встречный милиционер, который бодро представился:
— Командир взвода, Козлов!
— Каких козлов? – поинтересовался у милиционера занятый раздумьями Остап.
— У Вас что, проблемы? – в свою очередь поинтересовался офицер у озабоченного комбинатора.
— Да! Вспоминаю – выключил ли, уходя – утюг? – ответил Бендер, включившийся в окружающую реальность.
— Какие – сомнения? Если недалеко – бегите назад, будет нужно – окажу необходимую помощь!
Беда в хозяйстве Бендера не могла случиться, потому что в Одессе у командора не было не только дома, но и утюга. Приняв озабоченный, целеустремлённый вид, золотой скиталец поспешил удалиться к Привозу «для проверки утюга».

Глава третья
ВОЛШЕБСТВО ПАМЯТИ

По дороге всплывали картинные сцены домашнего уюта с белоснежной, ароматной постелью, горячей вкусной пищей, которые заставляли работать мозг на пределе сил. Вот тут-то и вспомнилось, что на непредвиденный случай неудачного перехода государственной границы в портмоне у комбинатора спрятаны доллары, по случаю купленные вместе с портмоне у какого-то малоазиатского моряка. Человеческая память – похожа на корень старого дерева со множеством ответвлений, чтобы вытащить её за тончайшую ниточку на белый свет. А уж вытащив нужные воспоминания из работающего мозга – использовать их в полной мере с наибольшей отдачей. Остап вспомнил, что он оставил у квартирной хозяйки зашитый в белую материю портмоне, пояснив ей, что здесь находятся чертежи фуникулёра для Потёмкинской лестницы, а зайдёт за ними он после согласования их в Москве.
На вырученные у фотографа деньги, серый кардинал купил достойный букет весенних цветов и интуитивно направился по узнаваемому с зимы пути. Теперь в дороге вспомнился дом, хозяйка, а ноги сами привели к нужному подъезду. Он постучал в дверь квартиры и двери маленького рая отворились. Открыла их пожилая женщина домашнего вида, которую звали Надеждой Викторовной – да, именно Надежда и Победа! Она добродушно улыбнулась и радостно приветствовала вернувшегося Остапа:
― Добро пожаловать – заходите! Вы, наверное, за чертежами? Сейчас верну – они в полной сохранности!
― Это вам, Надежда Викторовна! – сказал комбинатор, протягивая букет весенних цветов, часто переминаясь с ноги на ногу от нетерпения.
― Покорнейше благодарю за внимание и подарок! А Вы ещё будете с проектом в Одессе?
Этот вопрос она задала неспроста, потому, что была советской учительницей на пенсии, которой за милое содержание командор щедро платил.
― Именно так и поступлю! – неопределённо ответил золотой скиталец.
― Добро пожаловать, милости просим!
Просила, конечно, пожилая хозяйка не милости, а такой же щедрой оплаты, как и в былые дни. Одинокой женщине великой радостью было от души поговорить хоть с самим нечистым, скрасить быт и одиночество, но золотой скиталец настоятельно напомнил, что оставленная бандероль нужна ему именно сейчас, потому что чертежи необходимо срочно нести в комиссию. Бандероль незамедлительно вручена пританцовывающему от нетерпения Остапу, и он поспешил удалиться, попрощавшись до вечера.
Шеренги часов в золотых корпусах, когорты колец и кулонов, легионы серег, эскадры портсигаров и армады лучезарных ожерелий встретили своего фельдмаршала молчаливым сиянием. Вновь исполнилась мечта идиота, и он наконец-то попал в свой Рио.
Выйдя из подъезда, комбинатор завернул за угол соседнего дома, с остервенением разодрал обшивку бандероли, как когда-то нетерпеливый Киса вспарывал очередной подвернувшийся стул.
От испуга улетели городские голуби, давно привыкшие к ревущим автомобилям и гремящим трамваям, оставив Бендера наедине с тайной. Эхо разрываемой ткани, многократно усиленное жилыми массивами, ещё долго металось в кирпичных лабиринтах домов, разбудило задремавших собак и заставило их громко брехать и лаять во всю собачью глотку. Собаки совсем нецензурно ругались на окружающий город, не забывая проклинать свою собачью долю.

Глава четвертая
ЛУЧШЕ СИНИЦА В РУКАХ, ЧЕМ УТКА ПОД КРОВАТЬЮ

Город и окрестности озарило золотое сияние, а в руках комбинатора, обливаясь багряным жаром, полыхал портмоне из крокодильей кожи. Внутри заветного схрона лежали две пачки двадцатидолларовых купюр и пять золотых крестиков с цепочками. Вокруг неистово носился и буйствовал дух праздника, всё дальше оттесняя невольных свидетелей – городских голубей.
Фортуна улыбалась во весь рот, её широкая улыбка обнажала жемчужно-белые, изумительно-красивые зубы:
― Лёд тронулся, господа присяжные заседатели!
Советских денег у Бендера не было даже на проезд в трамвае, но карман приятно оттягивал спасительный портмоне и на груди в такт сердцебиению постукивал массивный орден Золотого Телёнка. Всё богатство командор решил перевести в советские деньги – рубли в советской стране были надёжнее, чем доллары в далёкой загранице.
― Лучше синица в руках, чем журавль в небе! – вспомнил Бендер народную поговорку.
Если посмотреть на улыбку Фортуны, то можно увидеть её обозлённой, рассерженной. Стремясь только вперёд, комбинатор тихо нашёптывал под нос:
ОСЯ! КРЕПЧЕ ДЕРЖИТЕ ФОРТУНУ ЗА ЖАБРЫ!
ПУСТЬ ОНА НАПЬЁТСЯ РАДОСТИ! ЖИЗНИ!

Глава пятая
ЗЕМЛЯ КРУГЛАЯ – ОНА ВЕРТИТСЯ!

По пути на Привоз потомок янычар встретил бывшего иподиакона кафедрального собора, у которого он зимой скупал крестики, цепочки, иконки и даже купил большой напёрсный крест. До сих пор с горькой обидой вспоминается волнующая тяжесть напёрсного креста, вынырнул из памяти и сам иподиакон Самооблаженский.
Похлопав идущего впереди по плечу, комбинатор как бы невзначай произнёс:
― Сегодня тремя сотрудниками милиции, переодетыми в штатское, задержаны трое преступников, переодетых в милицейскую форму!
При напоминании о милиции бывший служитель церкви попытался ускорить шаг, но был остановлен сильным рывком за рукав.
― Так это ты, ягодка волчья? – произнёс Остап.
― Извините, уважаемый, не имею чести знать! – ответил преследуемый и попытался продолжить свой путь. Такое пренебрежение задело Остапа, его закрутило и понесло. Как заведенная юла, комбинатор наносил уколы при каждом повороте:
― Слушай, христопродавец! От такой лжи даже у святых на иконах глаза опускаются! Ты и колечко носишь – женился? Интересно, по любви или из-за денег? Впрочем, жену, вероятно, ты взял из-за денег, а деньги – по любви. Послушай! Я тебе сейчас дам – так ты будешь иметь!
Остап разжал ладонь, в которой жарко блестели сбившиеся в кучку крестики и нолики золотых цепочек.
― Купи реликвии церкви! – предложил Бендер. Не уподобляйся дерматологу, чтобы содрать три шкуры – номер не пройдёт!
Многоопытный, бывший иподиакон вспомнил словоохотливого и проворного скупщика, который без торгов скупал всё ценное, поэтому решил, что можно нормально договориться.
Независимо от сознанья в мире под луной живёт и здравствует закон постоянства и сохранения:
― Бог дал – бог взял! – иначе ему нечего было бы давать послушникам. Хотя господь бог многое дал иподиакону, но забрать у него ничего не смог бы – даже при сильном желании.
Всё всегда начинается с малого – тайно сбываются по сходной цене пасхи, свечи, просвиры, затем очередь доходит до церковной утвари, а уж потом к умелым рукам прилипают пожертвования верующих. Церковь – отделена от государства, в стране наступили смутные времена, поэтому православные покидают страну, оставшихся - преследуют за веру в царя, поддержку и желание восстановить старый строй, а иным навешивают ярлык «враг народа» со всеми вытекающими последствиями. Вообще-то неудобных для преследования нет, а если человек живёт вразрез с существующим строем, то его любыми средствами и методами ставят на место. Многие крепко верят в святость церкви, оставляя свои пожертвования для борьбы с богоотступниками и смутой, но богоотступники, как щитом, прикрывались святостью церкви и верой в бога – ловко проникли в лоно церкви. Когда царя не стало, все разбежались – остались только те, кто был, как говорится, «без царя в голове». Они-то и правили бал в эти смутные времена.
Незаметно в церковной кладовой тают запасы тягучего кагора, голова всё больше туманится от безнаказанности. Не украсть – уже нельзя, это стало жизненной потребностью, нормой, человек привык к такой жизни.
Именно такого человека, бывшего иподиакона, и встретил комбинатор. Соперники были достойны друг друга – оба с большим жизненным опытом, лишних вопросов не задавали, потому точно знали: краткость – сестра таланта!
Блиц-торг прошёл под знаком единства и борьбы противоположностей, где каждый тянул одеяло на себя, оставляя сопернику лишь то, что прикроет наготу. Золотые цепочки и крестики перекочевали в карман бывшего священнослужителя, а удовлетворённый Бендер положил в портмоне новые советские купюры.
Рядом дух праздника радостно закружил по мостовой брошенные бумажки, окурки, прочий хлам.
Мимо проходили люди, зачастую с улыбкой на устах, все куда-то спешили, а воздух вокруг был крепко насыщен шутками и смехом жителей Одессы. Среди плотной, движущейся массы людей лица прохожих беспрестанно менялись, создавалось впечатление, что на общую прогулку вышли все жители города.
Из массы живого потока выделилась фигурка юнца в спортивной майке с яркой надписью на груди «Я ДУРАК!». Волна раскатов смеха накрыла зевак с головой. Все оглядывались на проходящего чудака – и снова раздавался оглушительный хохот, потому что на спине красовалась другая нескучная надпись – «ТЫ ТОЖЕ ДУРАК!».
Бендер протянул руку, чтобы поблагодарить Самооблаженного за удачную сделку, тот, с искрящимся от смеха лицом, пожал её и отрекомендовался:
− Василий.
− Блаженный! – автоматически вылетела кличка из уст Бендера.
– Остап Бендер-Задунайский! – в свою очередь представился он. – Слушай, Василий! А сколько жителей сейчас в Одессе?
− Около полумиллиона с небольшим, скромно и сердито! – ответил Василий.
− А евреев сколько?
− Ты щё? Зовсим глухый? – произнёс проходящий мимо одессит.
Весеннее настроение в этот солнечный день поднималось подобно живой хлебной опаре. Вскоре появилась лёгкая испарина.
− А не сбрызнуть ли нам удачную сделку? – предложил комбинатор.
Василий, большой любитель крепких напитков, казалось, только и ждал этого предложения, хотя был, как губка, напитан церковным кагором и более крепкими напитками.
Обед уже прошёл, близился полдник, и приятели отправились на поиски подходящего заведения, где бы их накормили и напоили.

Глава шестая
ПОТЁМКИНСКАЯ ЛЕСТНИЦА И ЕЁ ОКРЕСТ
Парадным входом на Приморский бульвар была и остаётся Потёмкинская лестница – гордость Одессы. Одесситы охотно приводят сюда своих гостей и знакомых, показывая лестницу с разных точек бульвара или с улицы Приморской, на которую спускается Приморский бульвар. Ступеньки лестницы разрушены годами, но она по-прежнему гостеприимно приглашает подняться к шумным улицам города. В нескольких метрах от лестницы стоит памятник основателю и первому градоначальнику Одессы – Дюку де Ришелье. Приезжающие туристы видят его со всех сторон.
Приятели начали подниматься по залитой солнцем лестнице, попутно читая ироничные объявления, расклеенные веселым одесситом для жителей города и приезжих:
«Утерянный кошелёк с деньгами считать недействительным!»
«Прошу за вознаграждение вернуть овчарку. Особые приметы: левая нога сломана, правая – ампутирована, глаз отсутствует. Отзывается на кличку «Счастливчик»».
«Обиваем двери кожей заказчика!»
«Общество глухонемых предлагает услуги по хранению секретов».
«Пропала собака-водолаз. Окрас чёрный, акваланг – синий».
« Могу давать уроки немецкого, французского, но не хочу!»
«Предсказываю будущее и прочие неприятности».
«Недорого! Продаётся напиток завтрашнего дня. Рассол – отпускается оптом и в розницу в любую тару».
«Обучаю хорошим манерам, деньги – вперёд!»
«Срочно продаю квартиру, торопитесь – скоро вернутся хозяева!»
« Утеряна сумка с салом, кто найдёт – пусть подавится!»
«Второй городской трест столовых предлагает меню следующих блюд на заказ:

« Алкоголь в малых дозах безвреден в любых количествах».1

«Одесская пищевкусовая фабрика реализует населению новые духи «Запахи детства».
«Ввиду отсутствия уборщицы городская больница № ... преобразуется в грязелечебницу!»

Сверху спускались двое друзей, ведущих беседу:
− Как живёшь?
− И хорошо, и плохо.
− Как это?
− Когда плохо – приезжает скорая!
− А когда хорошо?
− Тогда – милиция!
Следом степенно шла пожилая семейная чета, где жена – именно та вторая половина, которая непременно хочет стать первой.
− Исаак! Купи мне цветов.
− Зачем они тебе? Ты же ещё жива!
− Исаак! А тебе на работе выдают молоко?
− Зачем, Софа?
− Как это зачем? За вредность!
− Ты же знаешь, Софа, что интеллигентный человек всегда поймёт тонкий намёк, но может дать в глаз за это!
До слуха Бендера и Самооблаженного донеслась последняя фраза проходящих мимо молодых подруг:
− Самое позорное для мужика – не поместиться в шкаф!
Тут их обогнал папаша, мирно беседуя с сыном:
− Пап, я хочу пирожок или чебурек!
− Я тоже хочу, сынок, но денег у нас хватает только на водку! – ответил отец, заспешив вверх, будто и впрямь хотел купить сыну желанный пирожок.
Двое солидных мужчин вели беседу, не обращая внимания на прохожих:
− Боря! Ты знаешь, где живёт Мойша?
− А то нет? Напротив тюрьмы.
− Ошибаешься, Боря! Он уже живёт напротив своего дома!
Приятели - компаньоны закончили свой подъём на Потёмкинскую лестницу. Наверху их встретил, по всей видимости, бывший извозчик – мужчина в потёртом кожаном плаще, заросший густой щетиной, который настойчиво предлагал купить подкову на счастье. Взмокший и разгорячённый Бендер резко ответил надоедливому типу:
− Слушай, ты, Ёжик! На кой мне подкова? Я и так себя чувствую как загнанный конь! − переводя дух, ответил комбинатор. Отвяжись!
Настойчивый продавец усердно хотел сбыть свою ценность, глаза его блестели надеждой, тогда комбинатор грозно изрёк:
− Ёж – птица гордая, пока не пнёшь – не полетит!
Быстро поняв скрытый смысл фразы и, оценив фигуры Бендера и Самооблаженного, торговец счастьем уступил дорогу изрядно вспотевшим компаньонам.
Полуциркульные здания бульвара, напоминающие вежливо раскрытые ладони, приняли приятелей в свои объятия. Приятели, окинули подъём и увидели копошащиеся мелкие фигуры людей.
– Забравшись на самый верх – всегда хочется плюнуть вниз! – произнёс Бендер. Освежающий ветерок шевелил их волосы и мысли, даря долгожданную прохладу, позволяя остыть разгорячённому телу.
Взглянув на памятник Дюку, комбинатор и иподиакон ехидно захихикали. Они знали один маленький нюанс, известный коренным одесситам. Если хотите узнать этот нюанс, тонко подмеченный местными жителями, то приезжайте в Одессу в гости. Вы узнаете много нового и интересного о городе-жемчужине и весёлых одесситах, только не слушайте всех и вся, иначе у вас может сложиться навязанное мнение.
При движении по бульвару и прилегающим улицам, словно грибы в лесу, попадались всевозможные мелкие магазинчики, крошечные лавчонки, всевозможные салоны, густо пестрящие вывесками, рекламой и объявлениями, призывающими воспользоваться самыми последними достижениями человечества, отменным и высококачественным товаром, который, по словам Бендера, весь изготавливается на Малой Арнаутской.

НЕ ДАЙТЕ ОБМАНУТЬ СЕБЯ В ДРУГОМ МЕСТЕ!
ПОКУПАЙТЕ ТОЛЬКО У НАС!

Здесь двигался людской поток, также куда-то все спешили, вокруг чрезвычайно ругательно чирикали вечные свидетели происходящего – взъерошенные воробьи. Всё спешило, ехало, галопировало. Один из практикующих врачей с рекламного транспаранта настойчиво напоминал: самое дорогое в жизни – это здоровье. Его слова подтверждала краткая и лаконичная надпись у входа в салон:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! ВРАЧ – ДРУГ ДО ГРОБА!

Все спешили посетить бульвар и его окрестности, после долгой зимней спячки в тёплых домах и квартирах хотелось вдоволь надышаться свежим весенним воздухом.
Знакомый окликнул Василия и мимоходом что-то спросил, но, изнывающий от жажды, не разобравший смысла вопроса, духовник ответил тем, что его волновало на данный момент:
− Мои друзья идут по жизни маршем и останавливаются только у пивных ларьков!

Глава седьмая
ВСТРЕЧА В «ПРИМОРСКОМ БРИЗЕ»
Проходя мимо таверны, называемой в народе «шалманом», утомлённые южным солнцем компаньоны прочли зазывную вывеску, гласившую:

ХОТИТЕ БЫТЬ, КАК ОГУРЧИК? ЗАХОДИТЕ!
3 – 4 ПИВА УБЕРУТ ВАШИ МОРЩИНЫ!

Автор вывески напрочь отказался точно сказать, 3-4 бокала или 3-4 литра пива уберут эти злополучные морщины.
Название таверны было незамысловатым. Днём – оно призывало зайти освежиться от жары, а вечером – остыть от бешеной суеты дня, вдохнуть свежего вечернего воздуха. Над входом висела броская вывеска, написанная ярко-красными буквами:

ПРИМОРСКИЙ БРИЗ

Бриз, по природе своей – лёгкий ветерок, возникающий над гладью моря и бесследно исчезающий в необъятных морских просторах, оставляя после себя приятные воспоминания.
При входе в арку «шалмана» приятелям пришлось низко пригнуть головы, чтобы не удариться о карниз потолка. Это было полуподвальное помещение, ранее использовавшееся как склады, которые, как и многие дома города, располагались над многоэтажными катакомбами под городом, в которых жители прятали контрабанду и сокровенные секреты.
В помещении стоял неразборчивый гул, невозможно ни слова, однако после двух-трёх минутного пребывания здесь, уши привыкали к шуму. Сюда стекались местные новости, свежие сплетни и анекдоты, сопровождающиеся громогласным хохотом. Здесь всегда весело, сюда приходили отвлечься от будничной жизни и неприятностей. Появившийся свежий анекдот ещё долго повторяющимся эхом гулял по закоулкам, вызывая улыбки. Воздух был сизым от табачного дыма, даже включённые днём лампочки не могли рассеять дымный туман. В углу, возле высоких входных ступеней, трудились женщины-иллюзионистки, они разливали в бокалы пенное пиво и отпускали закуски. В зале стояло шесть столиков для ускоренного наполнения пивом, поэтому его называли – забегаловкой. Посетители здесь сменялись так быстро, что не успевала осесть пена в бокале. Налитые под завязку мужики вскоре материализовались возле своих покинутых на прогулке семейств. Совсем скоро – они вновь исчезали, но уже для изучения прилегающих глухих окрестностей...
Другой зал был отделён от первого стеной с дверным проёмом напротив стойки, поэтому был непроходным, более тихим и уютным. Сюда приносили не только игристое пиво. В дальнем углу возле полуподвальных окошек в деревянной кадке стояла грязная, как портянка, пальма. После обеда через мутные окошки в помещение проникало солнце и безжалостно громило любителей напитков. Очередь возле туалета всегда росла быстрее, чем отрастал хвост у ящерицы. Из клозета мужики вылетали – пулей, словно их ошпарили кипятком или собрались пытать.
Женщин в пивнушке не было, поэтому здесь царила беспредельная свобода. Изредка отсюда выносили товарищей с подмоченной репутацией.
По исконно русской традиции посетители здесь напивались по-разному: плотники – в доску, стекольщики – вдребезги, извозчики – в дугу, сапожники – в стельку, портные – в лоскуты, пожарные – в дымину, гробовщики – в у смерть, свинари – до поросячьего визга, охотник – просто в дупель, шофёров – корежило в баранку, железнодорожники – в дрезину, электрики – в отключку, медики – дозировано напивались до потери пульса, а физики – до потери сопротивления, химики – нередко выпадали в осадок, писатели – доходили до ручки, и только астрофизики делали это весьма красиво – до звёзд из глаз!!! Многим посетителям было непонятно – зачем напиваться? Выпил литр, ну два..., три, но напиваться-то зачем?
Спустившись вниз, Остап и Василий окунулись в дымчато-гудящий мирок таверны. Здесь, как привидения, ходили индейцы неизвестного племени, раскрашенные в боевые рисунки латиноамериканских индейцев. Прежде всего, здесь как на Аляске, нужно застолбить участок, а ещё лучше втиснуться вглубь самой Аляски, где царит относительный покой. С помощью мощного плеча и кулаков Василий вскоре достиг стойки. В очередь – бывший иподиакон вклинился по всем законам военного времени – свиньёй! На нём уже появилась боевая раскраска индейцев племени апачи – теперь он не отличался от местных индейцев. Израсходовав уйму энергии, это подобие паровоза братьев Черепановых остывало, мерно испуская пары. Кто-то рядом пытался обосновать своё обязательное здесь присутствие:
– Вчера недоперепил!
– Как это???
– Да так. Выпил больше, чем смог, но меньше, чем хотел!
Немного поодаль в стороне под нарочито громкое бульканье наливаемой жидкости кто-то любопытствует:
– Куме! А сколько градусов твой напиток?
– По градусам не скажу, но для драки трёх дюжих мужиков бутылки хватает!
За спиной посетитель тихим басом рассказывает свою историю:
– На свадьбе тамада объявил конкурс на самую страшную рожу. Гости долго старались что-то изобразить, в конце тамада объявил:
– В конкурсе победила невеста!
– А я и не участвовала в вашем конкурсе! – попыталась отказаться невеста, но приз таки отдали ей.
Стоящий впереди очереди интеллигент услышал вопрос продавщицы:
– Что брать будете?
Немного смутившись, он сказал:
– Я бы хотел почитать меню.
– Меню не подаём, хочешь читать – иди в библиотеку! Следующий!!!
Интеллигент оказался настойчивым и снова спросил:
– А чем фарширована рыба? Мне вот дали кусочек попробовать – такой специфический вкус!
– Ничем – там всё было!
– Скажите, литр пива – это много?
– Смотря какой по счёту! – ответили из очереди.
Не в меру любопытного интеллигента удалили из очереди, как попавшую в глаз мошку, чтобы не отнимал времени у жаждущих. Наверно, он всё-таки пошёл в библиотеку.
У стойки советовались друзья:
– По сколько брать?
– По два и хватит.
– А может, ещё по сто пятьдесят – прицепом?
– Ну, уж нет! От ерша у меня сон пропадает, а в голове – рой мыслей.
– Так тогда пей касторку! И голова будет чистая, мысль будет только одна!
Остап, слушая сборную солянку, решил осмотреть другой зал, с большим трудом он стал протискиваться туда, показывая недовольным угол красной расчёски и медленно, но верно продвигаясь по намеченному маршруту. Действительно, земля круглая – она вертится!
В следующем зале командор увидел то, что хотел увидеть. В самом дальнем углу под замызганной пальмой в гордом одиночестве, не спеша, потягивая пиво, смакуя деликатесы, восседал председатель Одесской бубличной артели «Московские баранки», сам господин Кислярский. А где же ему быть, как не здесь???
Пухленький гурман ещё не подозревал, какая чёрная туча сгущается над его головой в этот весенний, солнечный день. Комбинатор подошёл к стулу, положил руку на плечо Кислярского и тихим, металлически твёрдым голосом, промолвил:
– Вас приветствует в городе-жемчужине тайный союз Меча и Орала! Вы не прячетесь в одесских катакомбах, значит, добровольно идёте с нами на контакт? Ведь это так?
– Да, да, да – именно так! – дрожащим от волнения голосом подтвердил трясущийся, как мышь на морозе, господин Кислярский.
Фортуна, широко улыбаясь, обнажила жемчужные зубы...
Как хамелеон при угрозе извне, Кислярский стал серо-голубого цвета. Трясущимися губами он бормотал что-то об отлучившихся племянниках, затем неожиданно спросил:
– А где же Ипполит Матвеевич, что с ним?
– Погиб при выполнении ответственного поручения! Это – секретная информация, потому разглашение её наказуемо! За лишнюю болтовню – вам заштопают рот чёрными нитками!
Кислярский стал чем-то походить на калейдоскоп – из серо-голубого он стал тёмно-бордовым, затем зелёным и, наконец, пожелтел, как перезревший лимон. Все изменения происходили с удивительной скоростью и повторялись по замкнутому кругу. Клиент весь в движении, согласно диалектике – он прогрессировал и развивался.
– Вот и пришло ваше время действовать, в центре всё согласовано и решено – выбор пал на вас, остаётся выполнить скорбную миссию, наберитесь смелости, действуйте! Точное исполнение возложенных обязанностей при непредвиденных обстоятельствах – тоже подвиг!
Дальше комбинатор пустил мысли и фантазии в свободный полёт:
– Я привёз вам ящик патронов и обещанный парабеллум со списками приговорённых! Возможно, вас после выполнения задания посмертно наградят, а тело, поместят в Московский мавзолей! Молчите, молчите! Знаю, как тяжело уйти в полном расцвете сил, когда жизнь вокруг так прекрасна. Тайный союз Меча и Орала – не дворовая девка, посему решений своих не меняет – обратной дороги нет! Рубикон перейдён!
Так жертву может поражать только молния-убийца, поэтому уже плачущий председатель бубличной артели только и смог выдавить:
– Мне безумно страшно! Я жить хочу!
– Погодите, погодите! Что ж, в самой что ни на и есть верхушке этого союза у меня есть отлично законспирированные тайные агенты! Я, конечно, могу попытаться их убедить, заменить вас другим исполнителем приговора, но они так просто не согласятся!
– А как же быть теперь?! Как быть?! – рыдая взахлёб и вытирая слёзы галстуком, спрашивал уничтоженный Кислярский, с доверчивой надеждой заглядывая в глаза скучающего комбинатора.
– Как быть, как быть? Сматываться надо!
Кислярский, как дикий мустанг, рванулся бежать, но был схвачен железной рукой комбинатора и силой посажен на стул.
– Вы необдуманно рискуете своей и моей жизнями. У них – длинные руки!
Опустошённый, председатель заплакал навзрыд. Разгулявшаяся за соседним столиком компания настороженно притихла, увидев рыдающего мужчину. Остап повернулся к гулякам и выразительно постучал пальцем по горлу, затем покрутил у виска – без слов объяснив происходящее. Мужики хмыкнули, и вернулись к приятному времяпрепровождению.
Остап принялся добивать Кислярского.
– Тайное всевидящее око Ордена видит всех и всё, везде и всегда, поэтому не спешите делать глупости! Есть один верный выход – дайте полторы тысячи на подкуп председателя, остальное - я улажу сам. Тогда можете пить кефир на побережье Чёрного моря!
– А это не слишком много? – робко, боясь поднять глаза, попытался возразить Кислярский.
– Меньше сволочь не возьмёт – не того полёта птица! Уж я-то знаю!
Кислярский закрыл руками глаза, ему показалось, что вокруг началась беспорядочная стрельба, и сизый пороховой туман плотно окутал пивную. Поняв, безнадёжность своего положения, толстячок начал вынимать из немыслимых мест портмоне, кошельки, платочки, завязанные узелком, блокнот с вложенными купюрами и прочие хранилища дензнаков, он напоминал хомяка во время приготовления запасов.
– Умоляю вас, Остап Ибрагимович! Возьмите отступные!
Отказываться от настойчиво предлагаемых денег было не в характере Бендера. Выхода не было – пришлось брать!
Всё ещё всхлипывая и вытирая ручьи слёз, полным отчаяния голосом Кислярский произнёс:
– До полной суммы здесь не хватает двадцати рублей. Что же делать?
– Ну, что вы? Ничего не нужно делать! Что же – я, не выручу товарища в беде? Доложу с собственного кармана – из командировочных, выданных союзом! А вот – как расплатиться за угощения и не брать денег из отступных – ума нет приложу!
– Не беспокойтесь, товарищ Бендер, столик уже оплачен, а мне нужно срочно уйти и добыть где-нибудь валерьянку. Сердце что-то жмёт!
– Я вам советую! Берите лошадь и вечером в Пекин, там вас никто не найдёт!
В мгновение ока Кислярский испарился из зала, растворился, как дым на ветру, оставив после себя ломящийся от разнообразной вкуснейшей еды стол. Домой бубличник добирался пешком, понемногу отходя от перенесённых треволнений, размышляя, продавать или не продавать артель «Московские баранки», а если продать и уехать, то, может быть, действительно, скрыться в далёком Китае?