Анна Солодкая

В аллеях городского парка сентябрьский ветерок метёт листву. Чувствуется дыхание осени.
Кроны деревьев с каждым днём становятся всё краше, всё больше в них меди, охры и багрянца.
А в волосах Екатерины Михайловны – седины. Когда увядает природа, все ликуют: «Боже! Как красиво!» А когда увядает женщина, все говорят: «Помните, как хороша она была раньше?»

Екатерину Михайловну часто можно видеть здесь, на лавочке, под густой липой, с вязанием или книгой. Невзначай опустел ее дом. У сына удачно сложился бизнес. Теперь он с семьей живет в Киеве. Хоть и не велика Украина, а часто в гости не наездишься! Приходится терпеливо ждать телефонных звонков и довольствоваться только отпуском. Примостившись на солнечной стороне, она вяжет сыну свитер, вплетая материнскую любовь в каждую петельку. «Лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная», – чуть слышно шепчут ее губы. Здесь, в парке, привольно, дома же всё напоминает о детях. Как ей жить одной, на склоне лет? Ни пить, ни есть не хочется. Коротает день до вечера. А дни – длинны, вечера – холодны, бессонные ночи – жестоки.

Она, искусная мастерица, бывало, всю семью одаривала элегантными вещами, подбирая нужный цвет, чтобы внучата и невестка выглядели красиво. Помнила слова бабушки, которая говорила, что вязать надо с любовью, тогда изделие будет излучать особую ауру и беречь от бед. И тот, кто его наденет, обязательно почувствует это! И вправду, в её варежках руки никогда не мёрзли! Свято веря в волшебную магию, Екатерина Михайловна мысленно желала сыну здоровья. Только, что ж он всё не едет и не едет? Она думала о своём Володе, как о самом лучшем на свете, не заметив, что время давным-давно изменило его! В особенности, когда в карман потекли несчётные «бабки».

А в это самое время в роскошной киевской квартире сын ее, всей семьей, собирался в Ялту. Прислуге раздавались последние указания. Жена медленно прошлась по дому, чтобы ничего не забыть.

– Слушай, Вов, – вдруг сказала она, – давай на денёк-другой, заедем к матери, а потом – на море? Дети по ней соскучились.
– Нет, Лен, мы это сделаем позже, а сейчас только солнечные дни потеряем! Вода с каждым днём всё холодней!
Тут каждая минута дорога, а ты такой крюк предлагаешь сделать!

Несмотря на приличное финансовое состояние, супруги предпочитали отдыхать в Крыму, считая, что наши приморские города ничуть не хуже заграничных! В них особая, родная прелесть. А осенью они становятся ещё краше! Удивительные оттенки цветовой гаммы превращают всё вокруг в сказку. Синева слепит глаза. И не понять, где кончается море и начинается небо. А воздух?! А шум прибоя?! «Бархатный» сезон – одним словом. Днем нежишься на горячей гальке, плаваешь в бирюзовых волнах, а вечером дефилируешь по бульвару -- разумеется, во всём самом модном, или пьешь коктейль в каком-нибудь уютном кафе на берегу моря. Да мало ли чего душа пожелает во время отпуска! На курорте позволен любой каприз! Одно печалит - время летит быстро!

… Екатерина Михайловна оглядела вязание:
– Не широко ли будет? Вдруг сын похудел? Не виделись-то сколько! И что теперь за работа такая у людей? – рассуждала она, – невозможно в отпуск вырваться! Вот и лето окончилось. Наверное, уже и не приедут в этом году! Придётся свитер отослать почтой, чтобы успеть до холодов. Уж в нём-то Володенька мой не замёрзнет!

Сын помогал ей материально, считая, что это лучше всяких телячьих нежностей. Матери хватало и на питание, и на лекарство. Он уважал себя, полагая, что сыновний долг исполняет достойно. Но, поскольку время – деньги, не любил тратить его зря, не упускал возможности приумножить капитал. «А к матери ехать – скука смертная! Да еще и убыток понесу изрядный!» – думал он. И про то, что каждый год  отдыхают на море, никогда ей не говорил. Зачем травмировать?

         Люди стыдятся нежности, жалеют добрых слов, особенно для родителей, считая, что и так всё ясно. Сегодня погасили в душе огонёк, завтра... Сердце стариков постепенно привыкает к равнодушию, остывает и настаёт день, когда им уже ничего и не нужно… Ни ласки, ни денег. На что их тратить на старости лет? Помнится, еще в былые времена, когда все они жили вместе, Екатерина Михайловна иногда пыталась обнять сына, но тот всё уклонялся: «Ну, что ты, мам! Что я маленький?!» – говорил строго, отводя её руки. И она, будто провинившись, шла в кухню что-нибудь приготовить. Только внуки, эти трогательные существа, цеплялись за юбку, просясь на колени. Они очень любили бабушку. Сколько радости ощущала она в их нежных ручонках, обвивающих шею!

       … Морское побережье было полным–полно отдыхающих. В глазах рябило от пёстрых купальников, мячей и шапочек. Здесь, среди шума и гама, счастливая семья Владимира плескалась в прозрачных волнах. Бойко нырял отчаянный Андрюшка, орошая всех брызгами. Рядом с ним визжала от удовольствия белокурая Маришка.
– Как хорошо загорели малыши! – отметила довольная Лена, -- и сын, наконец, научился плавать!
– Молодец, парень! Знать, пошло дело на лад! Приедем – запишем его в спортивную секцию, -- подзадоривал мальчишку отец.

Истратив на курорте «круглую» сумму, супруги вернулись домой, с грустью вспоминая былые деньки. Владимиру пришлось сразу же заняться просмотром почты, гора которой накопилась за это время. Вдруг ему на глаза попалось маленькое уведомление.
– Странно, – подумал он, – посылка. Интересно, от кого?
Повертев его в руках, увидел, что от матери.
– Ах, матушка, матушка! Что же ты надумала прислать на этот раз? – буркнул он, небрежно отложив квитанцию в сторону, а сам с головой погрузился в чтение документов.

Он вспомнил об уведомлении только через неделю, когда бумажку случайно сдул ветер. Пришлось курьера послать на почту. Вскоре посылка была дома. Кроме гостинцев детям, в большой коробке лежал замечательный пуховый свитер -- точно под цвет его глаз. Владимир снисходительно улыбнулся: «Ну, и зачем было вязать? Куда я в нём пойду?» Шифоньер его ломился от дорогих костюмов, которые служили и повседневной одеждой, и были последним писком моды. В них он ходил не только на работу, но и в такие места, где в простой одежде и появиться-то было нельзя! Конечно же, он позвонил матери и поблагодарил. Сказал, что подарок очень понравился, а сам, зачем-то, сунул свитер в старый дипломат, даже не примерив.

Один за другим стали раздаваться телефонные звонки. Его срочно вызывали в офис. Мигом собравшись, Владимир выскочил из дома, на ходу ослабляя нещадно давивший галстук. «Чёрт побери! – выругался он, – я опять располнел!»

Рабочий день походил на кошмар. Вопросов накопилось – уйма! Не удалось даже присесть! Но глаза его, тем не менее, постоянно поглядывали в окно, словно искали кого-то.

Напротив офиса находился сквер с большим кафе. Там постоянно отирался пожилой человек, за мизерную плату выполнявший самую грязную работу. Официально он нигде не числился. Его бессовестно эксплуатировали, не давая умереть с голоду. «Всё ж лучше кормить человека, чем собаку», – считала владелица заведения, отдавая деду объедки. У Петровича не было ни семьи, ни дома. Похоже, он и жил где-то здесь, ютясь в каком-то заброшенном уголке. Завсегдатаи этих мест частенько оставляли ему с полбутылочки пивка и хвостик рыбки, за что тот был очень благодарен. За ним-то и наблюдал Владимир Дмитриевич! А когда окончился рабочий день, изменяя давней традиции сразу ехать домой, поспешил в парк, где работал этот старик. Там он, не закрывая дверцы автомобиля, вышел, прихватив с собой какой-то предмет.

А деревья уже успели сбросить листву. И только изредка, кое-где, с ветки срывался крохотный сухой парашютик и, кружась в медленном вальсе, слетал под ноги. Душу пронизывал холодный ветер. Природа остывала, смирившись с наступлением дождей и первого снега. Эту печальную картину оживлял быстро идущий Владимир. Издалека завидев бомжа, он громко крикнул: «Эй, мужик! Возьми-ка это, зимой пригодится!» И что-то поставил на лавочку рядом с урной.

Петрович почтительно кивнул, таща за собой мешок с опавшими листьями, а когда подошел ближе, благодетеля уже не было. Он лихо умчался на своём авто. Заглянув внутрь дипломата, нищий опешил. Там лежал тёплый пуховый свитер – совсем новый! Такого у него не было никогда в жизни! Похожий на этот он видел однажды в витрине какого-то элитного магазина.

– Он что, сумасшедший, этот бизнесмен? – подумал старик, – или, может, что-то перепутал? Ну, конечно же, перепутал! Это ж такая дорогая вещь! – с ужасом повторял он, опускаясь на лавку, – наверное, сейчас вернётся за ней! Как бы еще неприятности какой не вышло! Не буду трогать грязными руками, чтобы не выпачкать! А то греха не оберешься!

          Он стал напряженно ждать, озираясь по сторонам. Проходили минуты, часы, но за свитером так никто и не приходил! Уже стемнело, а Петрович всё сидел в нерешительности, боясь присвоить нежданно - негаданно свалившийся дар. Он и представить себе не мог, что тот, кого он так упорно ожидает, уже и думать об этом забыл, принимая вечернюю ванну с упоительным хвойным ароматом!
                   (А где-то далеко, за много километров отсюда, в своем чисто убранном доме, седая женщина закрывала шторки, глядя на пустынную улицу, в надежде увидеть родной силуэт).
                ... В ночном сквере, устав от бесполезного ожидания, шероховатой ладонью бездомный гладил добротный пуховый ворс:
– Вот повезло, так повезло! – как дитя, радовался он. – Что мне теперь зима?! Мне теперь никакие холода не страшны!

               Город постепенно зажигал огни. Мимо старика проходили люди. Наверное, их дома кто-то ждал. Так хорошо, когда дома кто-то ждет! Но человеку на лавочке некуда было спешить. Он все крепче прижимал к груди бесценную вещь. Его охватило неизъяснимое чувство радости. Бог весть откуда, нахлынули нежность и любовь, каких Петрович не знал уже много-много лет. Вспомнилось детство, ласковые мамины руки, грустный взгляд ее преданных глаз. И… родной дом.

               Из-за свинцовой тучи кое-где проглядывало звездное небо. Прохожих становилось все меньше. А в пустом сквере на лавочке неподвижно сидел одинокий человек.
– За что мне Господь послал такое счастье? – думал он. И, не найдя ответ, судорожно прижал свитер к лицу. Душа его разрыдалась.
А ветер всё мёл и мёл опавшую листву...