Юрий Богомолов



Я ходил по грибы и забрел в незнакомые места.
Забрел и забрел. Ничего страшного. Не беда.
Везде мох, валежник, густой непроходимый кустарник. Какая-то птица ухает.
Достал я компас и определился. До дома далеко. Возвращаться прежней дорогой не хотелось, да и не нашел бы я эту прежнюю дорогу.
"А пойду-ка я через Иваново, – неожиданно пришло мне в голову. (Иваново – местное недальнее село)" – очень хорошо будет через Иваново.
Сказано – сделано. По компасу - строго на восток. Шел, шел, пока, наконец, впереди, не забрезжило.
Свободное пространство представляло собой то-ли хутор, то-ли дачи.
На нем десятка полтора недостроенных больших домов.
Была одна срединная дорога, по которой я и пошел. Ни души. В субботний день – ни души.
Улица была широкой грунтовой и ужасно разбитой. Разве, что трактор проехал бы по ней.
Участки огорожены высокими заборами.
Но дома без окон. Крыши не крыты. Участки пусты: ни деревьев, ни кустарников, ни цветов.
"Унылая картина! – подумал я.
Дорога стала забирать вверх, и я увидел село Иваново. Ориентиром для меня служила большая церковь, стоявшая на горе.
Поднявшись, дорога разделилась на три узких переулка. Куда идти? В одном из переулков я увидел изрядно поддатых мужиков. Они как-то странно глядели на меня и шушукались.
"Денег будут просить, – подумал я и быстро прошел мимо. Переулок был пуст и заканчивался глухой, белого кирпича, стеной. Я повернул назад.
"К церкви я здесь не пройду?"
"Нет, мил человек. Тута никуда не пройдешь. Иди вот здесь, – он показал направление худой загорелой рукой – поверни направо. Будет дорога. Иди по ней. К церкви и выйдешь"
Я сообразил, что возвел на мужиков напраслину. Не хотели они попрошайничать. А желали лишь предупредить меня о тупике. Не ходи, дескать, в тупик.
"Ай-ай-ай!- поругал я себя и покачал головой.
Вскоре я стоял у церковной ограды. Церковь была недавно покрашена. Но мне не показалась. "Не представляет исторической ценности, – так раньше говорили о подобных сооружениях.
Хотя за оградой было хорошо. Чисто, соразмерно. Цветочки посажены, дорожки проложены, деревца зеленеют в рядок.
Я подумал, что церковные люди живут аккуратно и размеренно, как в Европе.
Отдохнув минутку, я взял корзинку грибов, ягоды и через полчаса был уже дома.

На следующий день я возвращался из поселка, куда ходил за продуктами, домой. Путь пролегал через деревню Еськино. День был пасмурный, но мягкий. Деревня была веселенькой: добродушно тявкали за оградами собаки, бодро кудахтали на дороге куры, мужик в синей рубахе энергично рубил на лужайке дрова. Даже попадавшиеся старушки, и те были чистенькие и добродушные.
"Не купите козьего молочка? – обратилась ко мне одна из них. Я узнал женщину. Прежде мы брали у нее молоко для Никиты. Она постарела и выглядела больной.
"А, здравствуйте, улыбнулся я, – конечно, куплю. С удовольствием"
В сумке у меня лежало три литровых пакета магазинного молока.
"Ничего" – подумал я.
Мы прошли в сенцы, темные и прохладные, как погреб. Женщина взяла большую банку и стала переливать молоко. Видно было, что руки у нее дрожат.
"Давайте помогу"
Она держала марлечку, а я перелил молоко.
"Плохо себя чувствуете?"
"Гипертония,- равнодушно сказала она.
Я поблагодарил и вышел.
И в эту секунду что-то произошло. Я, поначалу, и не понял что. Будто кто-то схватил меня за плечо. Я обернулся. Никого не было. Случайно мой взгляд скользнул вдаль на тот берег Волги.
«Вот это да!» – замер я от удивления.
На той стороне реки, как раз и находилось село Иваново.
На взгорье стояла белая красавица-церковь. Она даже не стояла , а плыла сквозь низкие легкие облака.
Рельеф местности был очень живописен. Перед рекой – зеленый луг. А дальше – роща, скрывающая реку. А ещё дальше – лесок уже на том берегу. Там – темнее.
Природа и церковь составляли какое-то необыкновенно трогательное целое!
"Как же я не видел этого раньше? – поразился я.
Постояв некоторое время, я вдруг прошел влево. Посмотрел. И вправо так же. Посмотрел.
Церковь была везде хороша. Но только в одном месте она сражала наповал!
Я вздрогнул. Я все понял!
Двести лет назад он стоял здесь, именно в этом самом месте, неизвестный мастер, и смотрел вдаль. Напротив, было село. Он стоял, исполненный чувств и веры и представлял будущую церковь именно такой, какой я ее видел сейчас.
Я шел домой. И думал о людях хорошо. Я так истосковался думать о них хорошо...
Проходя мимо ручейка, я бросил в него шишку и смотрел, как быстро она уплывает в пенящемся потоке коричневой от торфа воды.
Мысли в голове были исключительно приятные.

 Глаз. Случай на даче

Я возвращался из леса. Обе корзинки были полны молодыми подберезовиками и отменными белыми. Я забрался в такую глушь, что даже в воскресенье (а сегодня, как никак, было воскресенье) никого не встретил.
"Ау?", "Эге-гей!", "Маня, иди сюда!" – ничего этого не было. Потому, что забрел я в болото.
А приличный человек, как известно, в болото не лезет.
Лето было жаркое, болото пересохло, мне не грозило утонуть. Но пробираться через густые заросли кустарника и завалы было тяжело. Не дай бог напороться на торчащую ветку! Я наклонялся, увертывался, оттягивал тугие кусты и вдруг почувствовал боль в левом глазу.
"А, ладно" – подумалось мне,- какое дело!" И зря подумалось. Придя домой, я обнаружил, что глаз весь, кроме зрачка, затек кровью. Как у вампира. Или у монстра. Может, я ошибаюсь, но мне кажется, именно, у них был красный глаз. "Страх божий"! – подумал я, испугавшись самого себя. Надя тоже заохала! "Ох, – сказала она, – вот это, да!" "Кто бы спорил,- согласился я.
"Надо скорую помощь вызывать"
"Да?" – с горечью спросил я.
"А что? – спросила она.
"А, то ! – ответил я довольно грубо.- сегодня ведь воскресенье. Сама подумай. Приедет какая-нибудь фельдшерица. Что она понимает в глазах?"
"Все ты мудришь! Приедет скорая и скажут, что нужно делать.- поясняла Надя. "Они знают – добавила она. Впрочем, без особой уверенности в голосе.
Стали думать. Стали звонить. Не в скорую. Стали звонить друзьям-знакомым.
И, ведь, дозвонились! Недаром говорят: "Язык до Киева доведет". До Киева он нас не довел, а довел до Гельмгольца. Если говорить понятным языком, выяснилось, что есть в Москве институт глазных заболеваний им. Гельмгольца. А в нем отделение экстренной помощи. И отделение это работает круглосуточно семь дней в неделю. И придти туда может любой человек. Будь он из Москвы, из Казани или даже, положим, из тропического города Сан Диего. В Сан Диего живет моя одноклассница, с которой я переписываюсь по электронной почте. Так вот. Если бы ей вдруг надумалось приехать ко мне в гости. А я бы пригласил ее на дачу. А она бы уговорила меня взять ее по грибы. И, не дай бог, конечно, напоролась бы в лесу на ветку, то и ее, тоже бы приняли. И помогли бы.
"Ай да Гельмгольц! Ай, да молодец! – восхищенно подумал я о неизвестном мне, но, безусловно, достойном человеке. Вот все бы так!- добавил я про себя.
Адрес у меня был. Институт я нашел быстро (всего три раза спросил). Во дворике увидел бюст незнакомого человека. Это не мог быть ни кто иной, как сам Гельмгольц. Внушительное старинное здание не оставляло сомнений в том, что здесь находятся серьезные люди. Впрочем, людей, как раз я и не увидел. Более того и институт, и институтский дворик
находились за высокой резной оградой. Двери и ворота при входе были закрыты на замок.
Вы думаете, я расстроился, стал нервничать и переживать?
Отнюдь. У меня хорошие друзья. А, главное, они хорошо информированные. Поэтому я спокойно обогнул институтскую территорию и взял вправо в Фурманов переулок. Как мне и объяснили . Указатели в переулке подтвердили их компетентность.
Через пять минут я уже сидел в маленьком кабинете и давал показания пожилой сухопарой женщине, совершенно седой, с необыкновенно умным и волевым лицом. "Наверное, профессор, – подумал я.
"Ох, уж эти мне грибники – заметила она на мой рассказ.
На столе между нами стоял оптический прибор. Подошедшая сестра, капнула в глаз обезболивающее лекарство, а профессор нужным образом поставила на прибор мою голову. Руки у нее были крепкими и уверенными. Было очевидно, что она может разрезать и сшить в глазу все, что угодно. Она взяла пинцет, недовольно поправила мою голову, и я ощутил сильный световой пучок, который ослепил меня. Затем что-то кольнуло неприятно.
"Пиши, - сказала профессор сестре, – инородное тело. Повреждение слизистой глаза"
И ушла.
"А как же инородное тело?- спросил я у сестры.
"Все хорошо. Удалили. Будете капать капли. Вот рецепт. Через неделю к своему окулисту. Наблюдаться"
Я поблагодарил и вышел. Прошло всего десять минут, как я вошел в здание. И вот я свободен и здоров.
Слава тебе, дорогой Гельмгольц! И тебе, товарищ, профессор! И тебе, милая сестричка!

Неудачная поездка

История, которую я вам расскажу, произошла давно. Аж, в середине шестидесятых годов.
Я закончил девятый класс, и лето у меня было свободным.
Мой брат, Володя, учился в Москве, в энергетическом институте. Он только, что сдал сессию и собирался ехать на заработки со студенческим строительным отрядом.
Строительным - отряд назывался без всякого на то основания. Поскольку ехать предстояло в Астраханскую область на сбор арбузов. Вряд ли такую работу можно назвать строительством.
Ну, да это, к слову.
Я упросил Володю взять в стройотряд и меня. Предполагалось, что я выдам себя за студента, а документы мои никто спрашивать не будет. Вполне достаточно было внести фамилию в список, и я бы поехал зарабатывать деньги. Желающих поработать набралось огромное количество. И всех, кто желал, записывали. Никому бы не пришло в голову меня разоблачать.
Так и получилось. В середине июля я уже ехал из Москвы по направлению к Астрахани.
Поезд был веселый. Молодые ребята, девушки. В настоящих стройотрядах, девушек не было.
А у нас были. Их присутствие придавало атмосфере приподнятость и праздничность. Ребята шутили. Рассказывали анекдоты. Пели песни под гитару.
"Опять стою в вагоне у окна
Передо мной чужая сторона-а-а-а-
И вспоминаю я твои глаза
Хорошая, любимая моя..."
Или еще.
"Эта девушка. Увижу и неме-е-ю..."
И дальше что-то про кукушку. Дескать, автор не верит ни гадалкам, ни кукушкам. Одним словом, замечательная была песня. Душевная.
Студенческое общество мне очень нравилось. Время летело быстро. Сами не заметили, как приехали в Волгоград. Но, в Волгограде вдруг выяснилось, что там, куда мы едем, арбузы еще не созрели. И наших мозолистых рук не требовалось.
В верхах быстро произошли невидимые нами переговоры и вместо Астрахани нас повезли в
Волгоградскую область на сбор не арбузов, а помидоров.
Студенческий народ выразил недоумение, но деваться было некуда. Поехали, куда повезли.
В совхозе нас явно не ждали. Всех надо было разместить, накормить и загрузить работой.
На время расквартировались в сельской школе. Переночевали. Стройотрядовские бойцы томились без дела. С каждым часом недовольство возрастало. Судьба наша оставалась неизвестной и вызывала опасения. Кто-то дознался, что работа по сбору помидоров чрезвычайно мало оплачиваемая. Недовольство перешло в ропот и к вечеру несколько человек собрали пожитки и своим ходом устремились назад, в Москву.
Мы оказались предоставлены сами себе.
"Надо и нам уезжать,- сказал Володя на следующее утро, когда две студенческие компании
уже без песен покинули место дислокации. Так и решили.
Совхоз находился в ста двадцати километрах от Волгограда. И в тридцати километрах от
города Волжска. А нам надо было добраться до Грязей( Грязи- наш родной город, который,
как всем известно, находится в Липецкой области). Что ни говори- далековато! Денег у нас мало. Сколько именно- я не знаю. Деньги у Володи ,а он держит денежный вопрос в строгом секрете.
Дорога на Волгоград рядом с селом. В пять утра мы быстро собрались и вышли. Пошли пешком. Шли два часа, как вдруг увидели, что нас обгоняет бортовая машина, а в ней ребята из нашего стройотряда. Они нас узнали, замахали руками. Машина остановилась. Довольные и радостные перемахнули мы через борт и вскоре уже были в городе Волжске. Машина
ехала именно туда. Все дали водителю какие-то деньги. И Володя тоже дал. От его денег,
тот слегка поморщился, но ничего не сказал (вероятно, денег было мало).

Вот и Волгоград! Мы-то ехали на попутках, то шли пешком и, наконец, к вечеру добрались.
Волга! Мы стоим по щиколотку в воде и смотрим вдаль.
"Вот это, да! - говорит Володя.
"Ух, ты! – говорю я.
Противоположный берег еле виден. По Волге плывут огромные баржи, груженные лесом, песком и углем. Разные пароходы, и большие, и меньше. На пароходах видны смеющиеся люди в летних костюмах и развевающихся платьях. Слышится рев, гудки, свистки. Но все звуки смягчены и приглушены.
Жара спала. Солнце клонится к закату. Приятная прохлада. Вода журчит у наших ног.
Мы долго купаемся, смывая налипшие за день пыль и пот. Плаваем. Ныряем. Казалось, сил у нас нет. Но, откуда-то они берутся. И мы вновь и вновь ныряем в теплую, чистую, волжскую воду. Потом выходим на берег. Мы голодные. Хочется есть. Но ужин наш скуден: большой батон белого хлеба и кулек самых дешевых конфет "подушечек". Все это мы запиваем водой из кружек. Волжской водой.
Поужинав, устраиваем «Совет в Филях»». Все вы, наверняка, знаете, что такое "Совет в Филях". А, если забыли, я напомню. В Отечественную войну двенадцатого года Кутузов в деревне "Фили" устроил совещание со своими товарищами. На нем решался вопрос: как сражаться с французами дальше. Мы сражаться не собираемся, но положение наше серьезное.
" Ты знаешь, что нужно делать? – спрашивает Володя.
"Нет," – отвечаю я.
К счастью, у Володи уже есть план. Когда он его придумал, не знаю. Важно только то, что план есть. План нашей летней кампании. Он подробно растолковывает, где мы будем ночевать, а также, где и как мы будем работать. И сколько заработаем. Мы купим билеты на поезд.
И уедем из красивого, но чужого города в маленький, но родной и близкий. Он – Кутузов.
Я ему верю. Во всяком случае, хочу верить. Я киваю. План принимается. Единогласно.

Глубокая ночь. Мы дремлем и во сне крутимся на жестких сиденьях. Нам зябко и неудобно, но у нас над головой крыша. Мы сидим в комнатке с громким названием- зал ожидания. Хотя сейчас здесь никто и никого не ожидает. Мы на пристани, на которой иногда останавливаются маленькие пароходики.
Прежде, чем попасть сюда, мы прошли три пристани по берегу Волги и всюду нас прогоняли.
Стояла кромешная тьма, когда нам, наконец, повезло. Старушка уборщица, которая припозднилась за мытьем полов, сжалилась над нами и пропустила в зал. Мы вытерли ноги о тряпку и бочком, чтобы не пачкать свежевымытых полов, проскользнули наверх и устроились на откидных сиденьях, вроде тех, что бывают в кинотеатрах. Внизу чуть слышно плещется вода и убаюкивает нас. Хорошо. Спасибо тебе, добрая старушка!

Солнце жарит все сильнее. Мы стоим во внутреннем дворике продуктового магазина. Здесь - склады и подвалы. Сюда подъезжают разгружаться машины с продуктами. Я уже не помню, какой по счету это магазин. В предыдущих, нам отказывали без разговора. Кудрявая продавщица, лет тридцати, в белом грязном халате озабоченно курит папиросу. Появляется важный толстяк в светлых штанах и в белой с коротким рукавом рубашке. На нем тонкие мягкие ботинки. Наверное, дорогие.
Он скучающе подходит к продавщице. Ему жарко. Он достает платок и вытирает красное лицо и почти лысую голову. Продавщица энергично что-то втолковывает ему. Он смотрит на нас оценивающе и с сомнением качает головой. Продавщица еще энергичней втолковывает ему.
Я понимаю: решается наша судьба. Наконец, он кивает головой и уходит.

Мы едем на продуктовой машине под завязку забитой ящиками с вином. Вино хорошее. Кажется, крымский мускат. Володя достает бутылку и внимательно ее осматривает. Бутылка вполне удовлетворяет его. Я вижу на его лице задумчивое выражение. Его лицо для меня – открытая книга. Он думает, не прихватить ли незаметно пару бутылок и не спрыгнуть ли на повороте из машины. После секундного размышления он со вздохом ставит бутылку назад.
Разгружать тяжелее, чем загружать. Ящики по двадцать бутылок. Тяжелые. Килограммов по двадцать. Не так много. Но, и не мало. Особенно после часа работы. Последние ящики ношу через силу. Боюсь, что кисти разожмутся, ящик упадет и... Но все заканчивается благополучно. Без происшествий. Нас везут на другой склад.
Вот это да! Мешки! Огромные мешки с сахарным песком! По пятьдесят килограммов! Как же я буду их носить?! Поначалу Володя помогает взваливать мешок на плечо. Потом я управляюсь сам. На последних мешках меня качает из стороны в сторону.

Обессиленный, привалившись к стенке, я смотрю, как поодаль пузатый директор рассчитывается с Володей. Я вижу, что они спорят. Потом директор что-то тихо говорит и Володя замолкает.
Я вижу деньги- пять рублей. Пятерка. Таков наш заработок.

Я стою на железнодорожном мосту и с тревогой смотрю вниз, на здание вокзала. Володи не видно. Он строго настрого наказал мне стоять на середине моста и ждать. И быть готовым.
Билетов в кассах нет. Но можно перед отходом, если повезет, купить билет на проходящий поезд. На какую платформу подойдет поезд- неизвестно. Я слоняюсь по мосту туда-сюда. Вдруг – крик." Что ты стоишь! Поезд сейчас отходит!" Я вздрагиваю и вижу пробегающего мимо брата. Бегу и я. Мост – высокий. Состав дернулся и стал медленно отходить от перрона. Володя уже вскочил в вагон и ждет меня. "Быстрее!- кричит он. Я прыгаю через ступеньки. До перрона остается семь ступенек. Я делаю отчаянный прыжок и чувствую резкую боль в левой ноге. До вагона, из которого Володя тянет мне навстречу руки, метров десять.
Не взирая на боль, я пробегаю эти метры. Володя втягивает меня внутрь.
Вагон – общий. С редкими для того времени мягкими сидячими местами. Как в нынешних электричках. Нога быстро распухла и сильно болит. Меня сажают к окну и случайные попутчики, сочувственно покачивая головами, стараются мне помочь. Кто-то приносит из вагона-ресторана лед. Лед ослабляет боль. Хотя бы на время. Брат садится напротив меня, и я кладу ногу ему на колени. Так легче. Билет у нас не до Грязей. На билеты до Грязей не хватило денег. Хватило – до Поворино. Это только половина пути. По счастью, билеты не проверяют, и мы едем до нашей станции. Мы едем двенадцать часов. В конце дороги я уже не понимаю, что у меня сильнее: желание спать или боль.

Я лежу в чистой постели на белоснежных простынях. Мне кажется, что на таких простынях
я никогда в жизни не спал. Утро. Яркое солнце освещает кровать и слепит мне глаза. Рядом со мной табуретка. На ней два больших спелых яблока из нашего сада. Мне хорошо и немного больно. Но, хорошо в гораздо большей степени, чем больно. Мне хочется отдохнуть, и я имею право отдыхать столько, сколько заблагорассудится. Ко мне заходит одноклассник, который по случайности оказался в городе и я с подробностями и преувеличениями рассказываю ему свою эпопею. Он смотрит на меня серьезно и уважительно.
"Выходит, поездка твоя не удалась,- подводит он итог. "Не удалась?, – задумываюсь я на секунду. Потом говорю твердо:- Очень даже удалась. Замечательная была поездка!"