Из мемуаров Мир-Хайдарова О Сергее Поликарпове

Перечислю их поименно, хотя и этот список, к сожалению, заметно поредел: Вознесенский, Рождественский, Евтушенко, Окуджава, Ахмадуллина, Казакова. Они все, кроме Окуджавы, были молоды, ровесники Сергея Поликарпова. Имена этих, безусловно, талантливых людей уже были на слуху, но знаменитыми они стали после тех вечеров в хрущевскую оттепель, особенно после выхода фильма. Их узнала вся страна, такая реклама выпала поэтам только раз за всю историю СССР. Фильм постоянно находился в прокате, потом на десятилетия перекочевал на телевидение, успех фильма обеспечила именно документальная вставка о поэтических вечерах. Помню, многие далекие от литературы люди думали, что такие ажиотажные поэтические вечера происходят сами по себе ежегодно. Но вернемся на сам вечер, а точнее — вечера. Почти всех встречали доброжелательно, никого не освистывали, случается и освистывают на поэтических вечерах. Успех выпал каждому из перечисленных мною, их хорошо принимали, громко аплодировали, некоторых не отпускали со сцены.

Настал черед и нашего героя. Он был молод, заканчивал Литинститут, несмотря на крепко сбитую фигуру, выглядел стройным, как гимнаст, в армии он успешно занимался этим видом спорта. Русоволосый, волевое лицо с глубоким шрамом на губе, как у гладиаторов, и мощным, почти оперным баритоном. Хрипота у него появится позже, однажды он серьезно застудит горло и чуть не потеряет голос совсем.

И начал читать. Прочитав два первых стихотворения, он сделал, как актеры-трагики, паузу, решил проверить зал, как он воспримет столь дерзкие стихи у незнакомого поэта. Сергей Поликарпов уже имел опыт выступлений в больших аудиториях, знал цену себе и своим стихам, потому он читал свободно, страстно.

***

Деревня пьёт напропалую —
Всё до последнего кола,
Как будто бы тоску былую
Россия снова обрела.

Первач течёт по трубам потным,
Стоят над банями дымки…
— Сгорайте в зелье приворотном,
скупые страдные деньки!

Зови, надсаживаясь, в поле,
Тоскуй по закромам, зерно.
Мы все досужны поневоле,
Мы все осуждены давно.

Своей бедою неизбытной —
Крестьянской жилой дармовой.
Нам и в ответе также сытно
За рослой стражною стеной…

Под Первомай, под аллилуйя
И просто, в святцы не смотря,
Россия пьёт напропалую,
Аж навзничь падает заря!..

***

Едва над входом гробовым
Вчерашнего всея владыки
Рассеется кадильниц дым
И плакальщиц замолкнут клики,

Как восприемлющие власть,
Как будто бы кутьёй медовой,
Обносят милостями всласть
Круг приживальщицкий дворцовый,

А прочим —
Вторят старый сказ,
Что бедам прошлым не вернуться…
Меняется иконостас,
А гимны прежние поются.

Зал застыл в гробовом молчании, переваривая немыслимые откровения, убежденность поэта и вдруг, и, словно взрыв мощной бомбы, взорвался аплодисментами, кричали – Молодец! Еще, еще! Браво! Браво! И он, шагнув к краю сцены, читал и читал, а его все не хотели отпускать. Помощники режиссера шипели сзади – хватит, хватит. Но Сергей понимал, что это его звездный час, он далеко обставил всех поэтов, уже упивавшихся своим успехом, оттого и не обращал внимания на окрики снимавши

Читал он одним из последних в тот вечер, видел и понимал разницу, как принимали его и других. Да, аплодировали многим, но взрыв аплодисментов, шквал одобряющих выкриков не достался тем, всем вместе взятым, в таком объеме и мощи. В этот день он раздал сотни автографов, толпа поклонников провожала его до метро, как оперного тенора, такой успех бывал только у Козловского и Лемешева. Если сравнить успех вступления Поликарпова по-одесски с обозначенным мною списком, они там все и рядом с Сергеем не стояли. Столь ошеломительный триумф казалось не забыть никогда. Надеюсь, вы понимаете, как Сергей ждал выхода фильма, с ним студент связывал большие надежды, был уверен, что перед ним откроются двери издательств, заметят в СП, газетах, журналах, на радио. Литинститут гудел, признавая его победу. Выступления поэтов в Политехническом кто-то назвал турниром, где определяют короля поэтов. И вспоминали Игоря Северянина, избранного в узком кругу таким королем поэтов. Но шутливое определение у Северянина осталось не только на всю жизнь, оно вошло и в историю. Доброжелатели в Литинституте, бывшие на тех вечерах, так и трактовали успех своего коллеги.

Фильм вышел. Но принес жестокое разочарование Сергею, в фильме не было ни одного кадра с ним, ни одного. Более того, снятый крупным планом зал во время его долгого выступления, тот взрыв аплодисментов, рев приветствий, обращений к нему примонтировали к совсем другим поэтам, список я уже назвал.

Разве можно забыть такую подлость? Как пережить, когда твою победу украли и по кускам раздали другим? Он-то хорошо помнит зал, помнит лица знакомых и друзей, их восторг и благодарность, их восхищение адресовалось только ему, студенту Поликарпову, мальчишке, уцелевшему в оккупации.

Турнир, если так назвать выступления поэтов, Поликарпов выиграл у всех в честном соревновании, и тому свидетелем стал весь восхищенный зал, который аплодировал ему стоя, когда он покидал сцену. Об этом историческом выступлении поэтов помнят до сих пор, но мало кто знает правду. Уже 50 лет удачливые поэты, чья карьера, успех состоялись отчасти благодаря тому выступлению в Политехническом, написали сотни статей, воспоминаний, многократно выступали на телевидении и в публичных местах, но никто из них не признал, что результаты того открытого соревнования поэтов перевернуты в кино с ног на голову, победитель остался вне истории, и они ни разу нигде не упомянули Сергея Поликарпова. А ведь он жил рядом, писал по-прежнему достойные стихи. Предлагаю вашему вниманию стихотворение о военном детстве, которое я уже анонсировал.

ДЕТСТВО

Меня давно зовут мальчишки дядей.
А может, мне сейчас всего нужней,
Ни на кого с опаскою не глядя,
Водить на свисте в небе голубей.
А может, мне нужней, рубаху скинув,
Прямой, как гвоздь,
забить в ворота мяч
И, оседлав лихую хворостину,
По мураве витой пуститься вскачь.
И дать в галопе сердцу разгореться,
Чтоб встречный ветер память
взворошил…
Страна незабываемая, детство,
Я никогда в ней, сказочной, не жил.
Житейскими заботами навьючен,
Её прошёл я наскоро и зло.
Позёмкой переменчивой и жгучей
Следы мои на тропах замело.
Плывут в куге с забытых лодок вёсла.
На луг мальчишки выкатили мяч…
А я такой непоправимо взрослый,
Такой средь них непоправимо взрослый
Хоть плачь…

Многих из небожителей, которых я упоминал, часто называли совестью, честью эпохи, страны, что они грудью вставали за достойных в литературе. Может и стояли, но ни один из них не признал, что они утаили и присвоили победу Сергея, вплоть до предназначенных только ему аплодисментов. Не вмешались в монтаж фильма Марлена Хуциева, не закрыли фильм до выхода на широкий экран, хотя видели его в закрытом показе в Доме кино, опять же, для избранных, куда Сергей не смог попасть. В блатной лексике есть удивительное по емкости слово, четко определяющее неблаговидный поступок, тут оно явно к месту, все наши упоминавшиеся поэты и Марлен Хуциев поступили по отношению к Сергею Поликарпову – «западло». Наверное, можно чуть-чуть снисходительнее отнестись лишь к Андрею Вознесенскому. Я видел у Сергея подаренную им книгу с теплейшими словами и признанием его огромного таланта. Хотя, на мой взгляд, можно было тут же, запоздало, повиниться перед ним, но чего не было, того не было. Сергей, при своем богатырском здоровьи, прожил недолгую жизнь, и она вся была отдана поэзии. Однажды летом, в начале 80-х, я встретил его на улице Горького, он куда-то спешил с очень счастливым лицом, таким я не видел его никогда. Я окликнул его. Мы обнялись, и он радостно достал из кейса сигнальный экземпляр однотомника, выходившего в «Художественной литературе». Что такое издаться в «Художественной литературе» знают только писатели. Это высочайшая оценка труда писателя, и редко кто может похвалиться, что издавался там. Слава богу, хоть тут не закрыли ему дорогу, поступили с ним справедливо.

Судьбина Сергея Поликарпова