Что это было?
Обычно поэзией интересуется довольно узкий круг людей, а тут, тут... Полные залы! Да что там залы - стадионы! Стадионы, жадно ловящие каждое слово. Такого не было никогда и, думаю, больше не будет.
Но это было! Тогда!
Началось в Политехническом музее (где любил читать свои стихи Маяковский), потом в Московском университете, потом выплеснулось на площадь к памятнику Маяковского и покатилось дальше, по всей стране. Продолжалось это лет пять - примерно с 1958 по1963 г. Это время назовут «оттепелью». Но назвать не означает понять! А понять это невозможно - это надо было пережить!
Умер «великий корифей», прошел Двадцатый съезд. Речь Хрущева (сначала засекреченную, но утаить оказалось немыслимо) читали на всех комсомольских собраниях. Рассказывают, что тогда одна начинающая поэтесса, студентка Литературного института (Юнна Мориц) сказала своей подруге: «Революция сдохла!». «Ну что ты, -возразила та,- революция заболела, ей надо помочь». Вторую студентку звали Беллой Ахмадулиной. Через пару лет они обе из института были исключены вместе с сокурсником Евгением Евтушенко. За что? За организацию диспута о романе Дудинцева «Не хлебом единым». Кто сейчас помнит этот роман? Там речь шла об изготовлении труб большого диаметра, о наивном изобретателе, желавшем принести пользу Родине и Революции, а оказавшемся в тюрьме. Кстати, эти трубы Газпром до сих пор покупает в Германии.
Но вот упомянутый разговор исчерпывает всю гамму наших ( естественно, я говорю только о моем поколении) тогдашних настроений : «сдохла» или «заболела и надо помочь».
Большинство было убеждено, что «надо помочь». Как? А вот просто: говорить правду!
На полях проталинки,
дышит воля вольная...
Полстраны -
этапники.
Полстраны -
конвойные.
Лаковые туфельки.
Бабушкины пряники...
Полстраны -
преступники.
Полстраны -
охранники.
Лейтенант в окно глядит.
Пьет - не остановится...
Полстраны
уже сидит.
Полстраны
готовится.
(Р. Рождественский)
Говорить правду и не бояться! Ну, это легко сказать... Говорить-то умеют не все, тем более - не бояться. А вот эти могут!
А значит -
«..Поэт в России больше, чем поэт!..»
и еще:
«... Только лучшие народ, остальные — населенье...»
( Е.Евтушенко)
Ну, это, конечно, про нас! Это мы — лучшие...
Есть русская интеллигенция.
Вы думали — нет? Есть.
Не масса индифферентная,
а совесть страны и честь.
(А.Вознесенский)
И это про нас. Это наше горячечное дыхание подтопило «вечную мерзлоту».
...А вы не понимаете откуда «оттепель»?
«Нет пороков в своем отечестве».
Не уважаю лесть.
Есть пороки в моем отечестве,
зато и пророки есть.»
(А.Вознесенский)
И вот они наши пророки - Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Роберт Рождесвенский и юная, нежная (она лет на пять младше остальных), красавица Белла Ахатовна Ахмадулина. Им по двадцать пять, а мне -двадцать!
Конечно, были и другие: поэты-фронтовики Слуцкий, Левитанский, Смеляков, и Твардовский был еще в полной силе, и начал выступать Окуджава. Но эти же были мои ровесники!
Ах, что это были за ребята! В парнях, хотя они были очень разные, гвоздём сидел Маяковский. Евтушенко воспринял митинговость Маяковского, хотя в самой поэзии был ближе, пожалуй, и к Кирсанову, и к Твардовскому.
От Кирсанова и у него , и у Вознесенского эта игра в рифмы, полурифмы, намеки на рифму и т. д. Мимо Кирсанова, самого верного оруженосца Маяковского и почти единственного из его учеников, с которым они могли встретиться, эти ребята, конечно, пройти не могли. Кстати, именно Кирсанов давал рекомендацию Евтушенко для вступления в Союз писателей.
Вознесенский ещё многое воспринял и от Пастернака , но в основе был, конечно, Маяковский. Для Рождественского поэзия - это «маяковское» гражданственное служение. Он слегка заикался на согласных звуках и стихи писал так, чтобы их было легче читать самому. А Ахмадулина поэтически была одарена, по крайней мере, не меньше, чем её друзья. Она умела всё, но, пожалуй, больше тяготела к Серебряному веку, ахматовскому высокому слогу, политика в её стихах практически отсутствует. И это тоже было хорошо, революция революцией, но мы ведь тоже живые люди!
У них и биографии совершенно разные. Вознесенский и Ахмадулина принадлежали, так сказать, к элите. Отец Вознесенского — доктор наук, инженер-гидротехник, заслуженый деятель науки, строитель Братской ГЭС.
Отец Ахмадулиной - крупный чиновник таможенного ведомства, мать - переводчик по профессии, майор КГБ. Вся биография этих двоих - Москва, эвакуация, Москва. Вознесенский по настоянию отца, желавшего чтобы сын получил настоящую профессию, окончил Архитектурный, а Ахмадулина -Литературный (откуда хоть и исключалась, но через пару лет была восстановлена).
А вот ребята - сибиряки. Роберт Рождественский родился (1932 г.) в селе Косиха (Алтайский край).
Жил с матерью и бабушкой после развода родителей в Омске. Мать - директор начальной сельской школы и одновременно студентка мединститута. Закончила институт за три дня до начала войны и немедленно была призвана в армию. Роберт остался с бабушкой. Но в начале 1943 года бабушка умерла. А значит - детский дом.
В 1945 г. мать со свом новым мужем, однополчанином Иваном Ивановичем Рождественским, забрали его к себе в Кенигсберг. А потом (семья военного) были Каунас,Таганрог, Вена,Ленинград, Петрозаводск. Там, в Петрозаводске, опубликованы его первые стихи. В 1950 году в 18 лет пробовал поступить в Литературный институт в Москве, но получил отказ. Ну нет- так нет, год проучился в Петрозаводском университете, хотя, кажется, больше занимался спортом, чем учебой. По его выражению, «достукался» до первых разрядов по волейболу и баскетболу. А вот в следующем году мечта исполнилась, поступил в Литературный институт.
Евгений Евтушенко тоже из элиты, но, так сказать, своеобразной. Дед по матери, крупный советский военачальник (чин установить не удалось), был расстрелян в 38-м. Дед по отцу, математик, (в довоенных школах геометрию изучали по учебнику Гангнуса) был арестован в том же 38-м, осужден на пять лет, потом пять лет ссылки и т. д. Вот в семье с такими корнями в 1932 году родился мальчик Евгений Гангнус. Отец - Александр Рудольфович, из прибалтийских немцев, геолог по профессии и непечатающийся поэт по призванию. Мать, Зинаида Ермолаевна, тоже геолог, работала в геологических партиях и одновременно, стремясь получить высшее образование, училась в Москве. Евгений всегда утверждал, что родился на станции Зима, Иркутской области. Это не совсем так - родился он в Нижнеудинске. Это километров 250 от станции Зима, но, во-первых, это красивее для поэтической биографии, а, во-вторых, туда, к бабушке, он был перевезён во младенчестве.
Родители к этому времени развелись, но тесные отношения с отцом Евгений сохранял всю жизнь. Неожиданно на смотре студенческой самодеятельности Москвы Зинаида Ермолаевна заняла первое место. Это предопределило многое. С геологией было покончено, зато появилась актриса и певица театра им. Станиславского. В войну Евгений таки побывал в эвакуации — на той же станции Зима. Мать, выступавшая во фронтовых бригадах, в 1944 году забрала его обратно в Москву. К этому времени из-за всеобщей ненависти к немецким фамилиям он уже носил девичью фамилию матери - Евтушенко. Под чьим присмотром в эти годы находился будущий поэт неизвестно, поскольку мать моталась по фронтам. Кстати, для неё это плохо кончилось - заболела тифом и в результате потеряла голос.
А вот в биографии Евгения Евтушенко с этого времени начинаются особенности. Его школьное образование ограничилось семью классами (как и у Бродского, кстати). Евтушенко был исключен из школы якобы за поджог классных журналов. (Ну сгорели двойки, кому от этого плохо!? ) Периодически работает (видимо, папа помогал) в геологических экспедициях, как и Бродский, кстати. Пишет стихи - видимо, и здесь без папы не обошлось. Первое стихотворение с подписью Е.Евтушенко появились в 1948 году в газете «Советский спорт». Это все ладно, но как его в 1952 г. с семиклассным образованием приняли в Литинститут? Загадка! Правда, его тогда же приняли и в Союз писателей. Поэтому он не слишком горевал об исключении из института. Диплом об окончании удосужился получить лишь в 2001 году.
Поэты-фронтовики поначалу осторожно присматривались к этой шумной компании (Э. Неизвестный однажды их припечатал «взбесившимися пионерами»), иногда помогали. Евтушенко своим учителем неоднократно называл Бориса Слуцкого. А Слуцкий так рассказывал об их первой встрече: - Пришел Евтушенко. Минут двадцать читал какую-то дребедень и вдруг «О свадьбы в дни военные - обманчивый уют...». Послушайте, так он же действительно поэт!
Это стихотворение я тоже отлично помню. Евтушенко читал его в переполненном зале клуба Военной Академии в Харькове в 1959 г. Именно с тех пор, раз и навсегда, Харьков полюбил его. И самого Евтушенко, и его стихи.
Вот и пора перейти к стихам. Правда, лексика с тех времен довольно сильно переменилась. Например, слова «стиляги», «мещане» перестали считаться ругательными ,а «большинство» уже перестало быть равным «божеству». Всякие «шараги», «кореши» сейчас не слишком в ходу, вместо них появились другие словесные перлы.
Хочу сразу предупредить, некоторые строки я привожу не в «каноническом виде», а так как я их слышал от авторов.
И еще - в этом стихотворении говорится о мальчике 10-12 лет, пляшущем на деревенских свадьбах. Было такое в действительности или нет - неважно. («Это было с бойцами или страной, или в сердце было моем» В.Маяковский.) Важно, какие стихи получились.
О, свадьбы в дни военные!
Обманчивый уют,
слова неоткровенные
о том, что не убьют...
Дорогой зимней, снежною,
сквозь ветер, бьющий зло,
лечу на свадьбу спешную
в соседнее село.
Походочкой расслабленной,
с челочкой на лбу
вхожу,
плясун прославленный,
в гудящую избу.
Наряженный,
взволнованный,
среди друзей,
родных,
сидит мобилизованный
растерянный жених.
Сидит
с невестой - Верою.
А через пару дней
шинель наденет серую,
на фронт поедет в ней...
...В стакане брага пенная,
но пить ее невмочь.
Быть может, ночь их первая -
последняя их ночь.
Глядит он опечаленно
и - болью всей души
мне через стол отчаянно:
"А ну давай, пляши!"
Забыли все о выпитом,
все смотрят на меня,
и вот иду я с вывертом,
подковками звеня.
То выдам дробь,
то по полу
носки проволоку.
Свищу,
в ладоши хлопаю,
взлетаю к потолку...
….Ступни как деревянные,
когда вернусь домой,
но с новой свадьбы
пьяные
являются за мной.
Едва отпущен матерью,
на свадьбы вновь гляжу
и вновь у самой скатерти
вприсядочку хожу.
Невесте горько плачется,
стоят в слезах друзья.
Мне страшно.
Мне не пляшется,
но не плясать -
нельзя.
(Е. Евтушенко)
Да, вот какие это были ребята! Но разве только в них дело ? А мы? Что бы они делали без нас? Это МЫ ждали ИХ! Сейчас, через пятьдесят лет, при строгом взгляде заметна и неряшливость стиха, и спешка. Ну да, и мы, и они очень спешили:
«Сегодня не скажешь, а завтра уже
не поправить.
Вечная память.»
(А. Вознесенский)
А стихи...Попытка разобраться в стране и в себе. В том, что происходит рядом.
...Бдительный,
полуголодный,
молодой,
знакомый мне, –
он живёт в стране свободной,
самой радостной стране!
Любит детство вспоминать.
Каждый день ему –
награда.
Знает то, что надо знать.
Ровно столько,
сколько надо.
С ходу он вступает в спор.
как-то сразу сатанея.
Даже
собственным сомненьям
он готов давать отпор.
Жить он хочет не напрасно,
он поклялся
жить в борьбе.
Всё ему предельно ясно.
В этом мире
и в себе.
Проклял он
врагов народа.
Верит, что вокруг друзья.
Счастлив!..
...А ведь это я–
пятьдесят второго года.
(Р. Рождественский )
"Я разный -я натруженный и праздный,
Я целе - и нецелесообразный.
Я весь несовместимый, неудобный,
Застенчивый и наглый, злой и добрый".
(Е.Евтушенко)
А это задумчивая пророчица Ахмадулина:
По улице моей который год
звучат шаги - мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден...
...Ну что ж, ну что ж, да не разбудит власть
вас беззащитных среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.
О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным...
...Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы,
и - мудрая - я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы...
...И вот тогда - из слез, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.
(Б. Ахмадулина)
А такое:
Ты спрашивала шопотом
-А что потом? А что потом?
Постель была расстелена
И ты была растеряна..
(Е. Евтушенко)
Что? Можно писать и об ЭТОМ?
Или об этом?
Бьют женщину. Блестит белок.
В машине копоть и жара.
И бьются ноги в потолок,
как белые прожектора!....
….Подонок, как он бил подробно,
стиляга, Чайльд-Гарольд, битюг!
Вонзался в дышащие рёбра
ботинок узкий, как утюг.
(А.Вознесенский)
Когда ему кто-то сказал, что стихи-то хорошие, но ведь это все-таки бьют женщину, Вознесенский немедленно написал следующее:
В чьем ресторане,
в чьей стране —
не вспомнишь,
но в полночь
есть шесть мужчин, есть стол, есть Новый год,
и женщина разгневанная — бьет!...
...За что — неважно. Значит, им положено —
пошла по рожам, как белье полощут.
(А. Вознесенский)
Как рождаются такие стихи, он и сам не мог объяснить:
Включаешь себя,
как в розетку штепсель,
иначинается
сумасшествие...
( А.Вознесенский)
Тут не только, откуда берутся стихи, тут (повторяю) в себе бы самом разобраться.
Вот такую лавину судьба обрушила тогда на наши слабые головы и души.
И, конечно, еще одна тема. Назовем ее условно «Бабий яр».
Над толпой откуда-то сбоку
бабий визг взлетел и пропал.
Образ многострадального Бога
тащит непротрезвевший амбал.
Я не слышал, о чём говорили…
…Только плыл над сопеньем рядов
лик еврейки Девы Марии
рядом с лозунгом:
«Бей жидов!»
( Роберт Рождественский),
А вот Андрей Вознесенский:
"Певзнер 1903, Сергеев 1934,
Лебедев 1916, Бирман 1938,
Бирман 1941, Дробот 1907...
Наши кеды как приморозило.
Тишина.
Гетто в озере. Гетто в озере.
Три гектара живого дна.
Отставник в пиджачке гороховом
зазывает на славный клев,
только кровь
на крючке его крохотном,
кровь!
"Не могу,- говорит Володька,-
а по рылу -говорит- могу,”
это вроде как
не укладывается в мозгу!
Я живою водой умоюсь,
может, чью-то жизнь расплещу.
Может, Машеньку или Мойшу
я размазываю по лицу.
Ты не трожь воды плоскодонкой,
уважаемый инвалид,
ты пощупай ее ладонью -
болит!
Может, так же не чьи-то давние,
а ладони моей жены,
плечи, волосы, ожидание
будут кем-то растворены?...
..."Не могу,- говорит Володька,-
лишь зажмурюсь -
в чугунных ночах,
точно рыбы на сковородках,
пляшут женщины и кричат!"
Третью ночь Костров пьет.
И ночами зовет с обрыва.
И к нему
Является
Рыба
Чудо-юдо озерных вод!...
...Рива тебя звали,
Ривка, либо как-нибудь еще,
с обрывком
колючей проволоки
или рыболовным крючком...
в верхней губе, рыба,
...Тихо.
Озеро приграничное.Три сосны.
Изумленнейшее хранилище
жизни, облака, вышины.
Лебедев 1916, Бирман 1941,
Румер 1902, Бойко оба 1933.»
(А. Вознесенский)
Ну и, конечно, Евтушенко:
Над Бабьим яром памятников нет...
Тут есть одна загвоздка — пару лет назад вдова умершего Юрия Влодова, человека сложной и пестрой судьбы, начала говорить, что эти стихи написаны её покойным мужем. Готов поверить, что Евтушенко мог видеть какие-то строки, написанные Влодовым. Готов поверить и в то, что тогда Евтушенко мог сказать: - «Тебе все равно сидеть! А я это пущу в дело». Важно, что из этого вышло:
Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.
Мне кажется сейчас —
я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне — следы гвоздей...
...Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно,
по-судейски.
Все молча здесь кричит,
и, шапку сняв,
я чувствую,
как медленно седею.
И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я —
каждый здесь расстрелянный старик.
Я —
каждый здесь расстрелянный ребенок.
Ничто во мне
про это не забудет!
«Интернационал»
пусть прогремит,
когда навеки похоронен будет
последний на земле антисемит.
(Е.Евтушенко)
Все это окончилось в марте 1963 г. Совещание представителей творческой интеллигенции с руководителями Партии и Правительства. На трибуне бледный Вознесенский, и разгорячившийся Хрущев кричит ему: - «Вам нравится запад? Завтра паспорт в зубы и убирайтесь к чертовой матери к своим хозяевам!» А по рассказам, министр культуры Фурцева в это время сжимает под столом колено сидящего рядом Э.Неизвестного (ему там тоже досталось) и шепчет: - «Только тихо, только тихо! Только успокойся, всё будет хорошо, всё будет хорошо!»
Тогда всё действительно кончилось сравнительно хорошо, если это можно назвать «хорошо». Уж больно любима народом была эта шумная четверка. И за границами они уже побывали. Скандал обещал быть слишком громким. Поэтому, так кажется, было решено - этих обласкать, время от времени пугая, а вот впредь... Уже в 1964 г. отправляется в ссылку Бродский, затем Даниэль, Синявский и т. д.
Здесь бы можно было и расстаться с героями сегодняшнего рассказа. Они и в дальнейшем ничем себя особенно не опозорили. Кого предавали? Да, в основном, самих себя. Собрали все возможные звания и премии, стали людьми, по советским меркам, богатыми. Вознесенский рассказывал: -«Когда я написал, а Пугачева спела «Миллион алых роз», я проснулся от шороха. Это шуршали ассигнации. Я заталкивал их в матрас». Оказалось, что песни приносят очень даже приличный доход, если они беспрерывно звучат по радио и телевидению. Да и песни были хороши. «Не думай о секундах свысока» - это Рождественский, а «Хотят ли русские войны» - это Евтушенко. Но это все, как говорится, уже совсем другая история.
Но была еще одна запомнившаяся мне встреча. Через несколько лет Ю. Любимов в «Театре на Таганке» поставил спектакль «Антимиры» по стихам Вознесенского. И вот так уж посчастливилось... Странное дело - там участвовал и Высоцкий, который мне тогда почти не запомнился - его время было ещё впереди. Но вот спектакль уже закончился, а искушённая публика уходить не спешила, продолжая аплодировать. И тогда с первого ряда поднялся Андрей Вознесенский и прочел: «Прощание с Политехническим»
В Политехнический!
В Политехнический!
По снегу фары шипят яичницей.
Милиционеры свистят панически.
Кому там хнычется?!
в Политехнический!...
...Ура, галерка! Как шашлыки,
дымятся джемперы, пиджаки.
Тысячерукий как бог языческий
Твое Величество —
Политехнический!
Ура, эстрада! Но гасят бра.
И что-то траурно звучит «ура».
12 скоро. Пора уматывать.
Как ваши лица струятся матово.
В них проступают, как сквозь экраны,
все ваши радости, досады, раны....
….Придут другие — еще лиричнее,
но это будут не вы —
другие.
Мои ботинки черны как гири.
Мы расстаемся, Политехнический!
Нам жить не долго. Суть не в овациях.
Мы растворяемся в людских количествах
в твоих просторах,
Политехнический.
Невыносимо нам расставаться....
...ты очень бережен и добр, как бог,
лишь Маяковского не уберег...
(А.Вознесенский)
А потом стихи читала Ахмадулина:
Когда моих товарищей корят,
я понимаю слов закономерность,
но нежности моей закаменелость
мешает слушать мне, как их корят.
Я горестно упрекам этим внемлю,
я головой киваю: слаб Андрей!
Он держится за рифму, как Антей
держался за спасительную землю.
За ним я знаю недостаток злой:
кощунственно венчать "гараж" с "геранью",
и все-таки о том судить Гераклу,
поднявшему Антея над землей...
...И я его корю: зачем ты лих?
Зачем ты воздух детским лбом таранишь?
Все это так. Но все ж он мой товарищ.
А я люблю товарищей моих.
И что-то в нем, хвали или кори,
есть от пророка, есть от скомороха,
и мир ему — горяч, как сковородка,
сжигающая руки до крови...
(Б. Ахмадулина)
Потом были ещё встречи, но это, как уже было сказано, совсем другая история.
А эту закончим, давайте, еще одним стихотворением Вознесенского:
Нас много. Нас может быть четверо.
Несемся в машине как черти.
Оранжеволоса шоферша.
И куртка по локоть - для форса...
...Что нам впереди предначертано?
Мы мчимся -а ты божество...
Нас мало. Нас может быть четверо.
И все-таки мы – большинство!
(А.Вознесенский)
P.S.
Несколько лет назад по Первому каналу русского телевидения прошел сериал «Таинственная страсть», посвященный героям нашего сегодняшнего рассказа. Что об этом сказать? Подобраны хорошие и похожие на прототипов актеры, звучат хорошие стихи. Но...Но большинству моих сверстников фильм не понравился.
Тут есть два обстоятельства:
Это к любимой женщине надо подходить как можно ближе, тогда уже не видны недостатки и кругом одни достоинства. А в рассказе о поэтах нужна некая дистанция, ибо главное, что они ПОЭТЫ, а не то, как они кушают, выпивают и кто с кем спит.
И второе, связанное с первым - это фильм о людях (хороших, плохих или «так себе», как вам больше понравится). А ведь главное не в этом. Главное - появление этой четверки было СОБЫТИЕМ. Тем событием, о котором я попытался рассказать выше. А это событие было невозможно без НАС. Так вот, эти самые «МЫ» в фильме полностью отсутствуют.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.