Лопушной Вячеслав Михайлович
Родился в 1945, в Кемерове. Инженер-строитель. Литературным творчеством начал заниматься в 30 лет. Печатался в региональных, московских и зарубежных журналах. Заплечами 6-ти книг стихов и малой прозы, изданных в России и Германии. Автор слов многих песен и романсов.Член Союза писателей России.
Около десятка лет тому, после короткой эйфории от появления собственного сайта, я понял,
что редкая птица долетает до его середины. И не нашел ничего лучшего, чем
«эмигрировать» в паутину фэйсбука. Разумеется, кое-что тут может раздражать, как и в
любой другой соцсети. Зато твои публикации, называемые постами, кто-то постоянно
читает, комментирует, сам комментируешь других. Сегодня – это и самая объемная
аудитория, на суд которой выносится творчество («стихири», «избы» и пр. в сравнении
просто отдыхают). Это и род публичного дневника, да еще обратная связь с виртуальными
друзьями, заглянувшими на огонек. По ходу дела возлюбил «жанр для ленивых» – миниэссешки, рассказики на полстранички. Иногда в эти микро-сюжеты и стихи свои вставляю.
Вообще это удобный формат для фб. А френдов вовсе не коллекционирую. Но получилось,
что среди них много интересных собеседников, в т.ч. немало писателей – из разных
регионов России, и зарубежных тоже. И получаешь от них порой неожиданные сюрпризыподарки. Например, Слободанка Антич, знаменитая писательница из Сербии перевела на сербский несколько моих стихотворений. Я перевел на русский строки видной украинской поэтессы Тетяны Яковенко, она – мои на украинский. А мог ли предположить, что окажусьв личной переписке с Юнной Мориц, Катей Горбовской, Виктором Кирюшиным…Рад, что с моей подачи кузбасский читатель познакомился с творчеством друга, поэта и философа из Павловского Посада – Николая Кружкова: со стихами, пронизанными светящимся православием и эссе об иеромонахе Романе. К слову, нередко представляю на своей странице поэтов, которых люблю, которые мне интересны, и земляков, конечно, тоже. И вот подумалось, кое-что из этих постов может оказаться занятным для читателей «Огней».
Боюсь, правда, что из этих отрывков неизбежно получится некая окрошка. Ну, так сия
интеллектуальная сеть и есть окрошка из мнений, толкований, откровений… Итак, поехали:
БЕСЕДЫ С Л.ТОЛСТЫМ…
Чего-то кисловато на 8-м десятке. Может, потому что слишком серьезно стал воспринимать
тяготы жизни, события, мнения людей итд? Вспоминаю прочитанные когда-то дневники
Л.Толстого. Велик он был, спору нет, но до чего же серьезен! Не знаю, может, как говорили
в моей молодости, каждый понимает в меру своей испорченности, но, читая эти
архисерьезы, нет-нет улыбался. Кое-что осталось в памяти. За точность цитат не ручаюсь,
но будет очень близко: «Если вам есть что сказать, что-то волнует, выражайте свои мысли,
хотя бы и через печать. Но делать из этого профессию, всё равно, что женщине делать
профессию из таинства и процесса деторождения»… «Всю жизнь спускаю свое мнение о
женщинах. Но, оказывается, надобно еще спускать и спускать»… А вот это заняло более
всего: «Поэт вырывает всё лучшее из своей жизни и кладет в стихи. И потому стихи его
прекрасны, а жизнь дурна». Повеселило настолько, да простит меня классик, что охотно
улыбнулся над собой, адресовав четыре строчки любимой
женщине:
Меня вдруг осенило с бодуна:
Как повезло тебе, мой светоч ясный! –
Пускай не все стихи мои прекрасны,
Зато и жизнь не полностью дурна!
О СРЕДСТВАХ ВЫРАЖЕНИЯ…
Уж сколько перьев сломано на эту тему. Одни – за рафинадную чистоту нашего
литературного языка, другие – за то, чтобы использовать весь «словарь подворотни»: мол,
так народ говорит, чего стесняться-то… Вышло так, что не поддерживаю ни тех, ни других.
Кстати, уважающий себя простой народ порой умнее и тоньше писателей: у него в
запасниках пригоршни эвфемизмов – остроумных заменителей грязных сочетаний.
Ищущий да обрящет. Тем более, если речь о поэзии… Несколько лет назад мне довелось
выудить из рукописных тетрадок, набрать на мониторе и редактировать первый…ох,
боюсь, что и последний сборник стихов весьма немолодой жительницы нашего края.
Женщина, может быть, невеликого формального образования, но…самородок в поэзии.
Зовут ее Галина Суббота. Впрочем, как и подобает поэтессе, она оказалась особой с тонкой
душевной организацией, пишущей даже философскую лирику. Но сейчас хочу привести
истинно народные ее строчки:
Как живу я? – Переменно.
Но могла бы – получше́й.
Бедность – сукой непотребной –
Разве выгонишь взашей?
На дворе – лихие ветры
Эпохальных передряг.
А манда, лахудра эта,
Из барака - ни на шаг!
Так и маемся в обнимку.
Но порой как закричу:
Сдохни, курва! – Я поминки,
Краше свадьбы, закачу!
Можно не сомневаться: автор «и не так может»! Но ей хватает народных соленостей, чтобы
не пользовать уличную непотребщину. (За свободу оной в литературе публично и рьяно
выступал один отвязный кемеровский литератор). А лексика Галины здесь стала средством
поэтического выражения, горькой улыбкой над своим бытием…
БЫЛ ПЁС, А УМЕР, КАК ЧЕЛОВЕК…
Имя плодовитой советской поэтессы, сталинского лауреата Веры Инбер, если и слышал
кто-то из «генерации П», то благодаря едкому слововёрту в ее адрес, что приписывается
Маяковскому: «Ах у Инбер, ах у Инбер…всю-то ночку любовался на неё б». Сим
мадригалом В.В. якобы доказывал поэтессе, что невинные на печати строки могут оказаться
вовсе неприличными на слух, чем нельзя пренебрегать пишущему. Этот каламбур давно
вышел за пределы писательской среды. Но это к слову… Так вот. Глянул в википедию: у
Инбер издано около 30 книг! Что-то читал, что-то слышал. Но запомнились только ее
остроумно-фривольная песенка 20-х годов – «Девушка из Нагасаки», реанимированная в
моем студенчестве 60-х, и…«Сеттер Джек», над которым я плакал в детстве и какой
заканчивается словами, вынесенными в заголовок. Кто знает, может быть, «Сеттер» – эта
маленькая история жертвенной любви брата меньшего к человеку, эти непритязательные
стихи, написанные тоже в 20-е, перевешивают все ее тома?... У меня совсем плох 13-летний
пёс Тима. Больно смотреть. Понимаю, это мало, что значит по сравнению с несчастьями,
которые обрушиваются на людей. И всё же чувствую, что не зря очеловечил свою собаку.
Кто знает, может статься, этот отрывок тоже лучшее, что я написал:
…Но если, нервами стреножен,
Приду домой, горяч зело,
С моей – кирпич просящей – рожи
Ты мигом слизываешь зло.
Ты любишь так непостижимо,
В тебе такой любви запас,
Какой – до дней последних жизни –
Дай Боже каждому из нас.
НЕ ЗНАЮ НИКАКОЙ МОЕЙ ВИНЫ…
Впервые попал в пионерлагерь, когда во второй класс только перешёл… Понятно, что
входил в отряд таких же недопионеров. Помню, там считалось не то, чтобы нормальным,
но небольшим грешком – подворовывать помалу конфеты из тумбочек соотрядников. А
наш вожатый, студент-первокурсник и добрейший малый, «политбеседы» с нами на эту
тему проводил: мол, делиться надо, не ко всем же приезжают родители и привозят сладости.
Но однажды экстренно собрали вселагерную линейку. На повестке дня – воровство одной
девочки, по виду – пятиклассницы. Старшая пионервожатая произнесла короткую
обличающую речь: девчонка стащила часы, вроде бы поносить, покрасоваться. Однако
пощады ей не было: исключение из пионеров. Несчастная покорно стояла, пока на ней под
сотнями взглядов развязывали галстук, но глаза ее были вызывающе сухи. Рядом стоял
невероятно грозный начальник лагеря, не вмешиваясь, но готовый пресечь попытку
сопротивления. На дворе был 53-й год, и в тот момент мне казалось, что с человеком не
может произойти ничего страшнее, чем такая гражданская казнь, хоть я и не знал тогда
этого словосочетания…Конечно, не знаю, как сложилась судьба той отроковицы. Но
почему-то кажется, что не очень хорошо: боюсь, она потом мстила за свое унижение...Так
вышло, что годы спустя, меня, новоиспеченного инженера, угораздило попасть в другой
лагерь: мастерил, отбывая срок молодого спеца на ударной комсомольской стройке в…зоне
строгого режима. В один из актированных жуткоморозных дней разговорился с
бригадиром-матерым рецидивистом, неслабого, кстати, интеллекта. От тюрьмы, от
сумы…Во всяком случае, выяснилось, что поэзию он знал гораздо лучше меня. Так вот, я
услышал похожую историю из его школьной жизни... А ту девчушку жаль до сих пор, так
и вижу боль, застрявшую в ее глазах. Как у Твардовского: «Не знаю никакой моей вины…но
всё же, всё же, всё же…»
МУЗЫКАЛЬНАЯ ПАМЯТЬ
Сколько еще надо лет, чтобы определиться - душегуб Сталин или кормчий, оставивший нам
великую страну? Споры не утихают… Большинство здравствующих моих земляков-поэтов,
так вышло, чуть младше меня: всего-то на тройку-семерку лет. Вроде бы, разницы никакой,
когда нам за 60. Но порой кажется: тот, кто видел и запомнил похороны "вождя народов"
ощущает себя старше означенных на целое поколение! Вообще, по-моему, взгляды
человеков формируют случайности. К примеру, я, наверное, должен был стать
сталинистом: отец был таковым, воевал, выжил, и никто из моей родни, к счастью, не
пострадал от репрессий. Но я оказался всё-таки ближе к «антикам», пусть и не
ортодоксальным.. И произошло это не потому, что кого-то начитался или наслушался.
Просто случайно, семилетним пацаном, в день прощания с вождём пережил потрясение,
которое меня «состарило» лет, наверное, на пять как минимум. И носил его в себе еще 30
лет, пока оно не преломилось в стих:
Багрово-черным наш барак расцвечен.
В просторной кухне – чуть не весь народ.
Тарелка на стене: то плачи-речи,
То грустные мелодии даёт.
Какой же дьявол рот открыть подмог –
Мне, первоклашке? Звонко и невинно,
Я, показав на радио, изрёк:
Да выключите эту говорильню!..
Всю коммуналку, будто поперхнуло,
И стал седым отец мой на глазах!
Мне в спину, словно стужею пальнуло!
А музыка вослед струила страх…
Мне нет причин на прошлое пенять
И на судьбу пожаловаться нынче.
Но включат «Итальянское каприччо»,
И...ноги отнимаются опять!
1983
ЕСЛИ БОГ ВСЕМОГУЩ...
Странно, читать и писать каракулями научился очень рано, но в островках воспоминаний
из нежного детства почему-то не сохранилось ни единого эпизода, где меня учили бы
алфавиту, чтению. Сразу вижу себя выводящим на открытке пляшущими буквами какое-то
поздравление маме. Не знаю, может, в утробе нечаянно обучился? А если серьезно, то,
конечно, ничего в этом нет особо удивительного: на полочках памяти очень мало
проявляется из происходившего до того, как ты начал-таки себя крепко помнить. Какие-то
яркие моменты с сильными эмоциями близких…. Но вот хорошо уже помню, что в пять лет
вдруг начал донимать свою матушку дурацким вопросом: а сколько лет я проживу? Она,
конечно, не знала, что ответить, отнекивалась. Но я не отставал. Наконец, неосторожно
уронила: ну, не знаю, лет 80... Так случилось, что мои бабушки-дедушки прожили
несравненно меньше: я никого из них не застал на этом свете. И, наверное, мама – ей,
прошедшей войну, было под сорок – решила, что эта цифра меня вполне устроит. А я разве
что не заплакал: почему ж так мало? Тем более, что брат – он на девять лет старше – как раз сообщил мне сногсшибательную новость: окружающее нас пространство бесконечно, как и количество миров, в нём летящих!… Лучше бы он этого не говорил. Как же так? Вселенная
и жизнь в ней вечна, а я – нет?!.. Стал донимать брата: а вот если улететь дальше звезд на
небе, что там? Пустота, – отвечал он. А за ней? Скорее всего, другие звезды. А за ними?...
Но, хотя, если представить, что есть конец всех россыпей звёзд, то что-то же должно быть
и за тем концом! Возможно ли это постичь?... Наверное, не случайно потом, среди первых
моих стихов оказались вот эти строки – фрагмент из «На катке»:
…Вплавленность всего земного в этот
Ниоткуда в Никуда полёт…
И тогда внезапно стихнет ветер,
А дорожка под коньком – замрёт…
И становится безумно грустно –
Зябко ощущать, как никогда,
Найденность мерцающего чувства
В Хаосе Нетающего Льда…
Безутешен я до сих пор. И не из-за приближения возраста, названного мамой, который мне
совсем уже не кажется недостаточным. Но по-прежнему верю и не верю в означенную
бесконечность. Видимо, потому, что мозг ограничен черепной коробкой, и какое бы в нем
не было великое множество клеток, он безнадежно конечен. И как же конечное может
примириться с беспредельностью? Средневековые схоласты задавались вопросом: Если
Бог всемогущ, то может ли он создать такой камень, какой сам не сможет поднять? А
здесь… Неужели Бог создал Нечто Такое, чего сам не может охватить? Или Вселенная это
и есть Бог? Всемогущий, посылающий нам малые толики своего необъятного мыслящего
чувства!
ЗАКОН НЬЮТОНА-ЛОПУШНОГО…
С физикой (предметом) у меня всегда были теплые отношения. Когда-то в своей эссешке,
надеюсь, доказал, что основные постулаты теории относительности открыл и первым
обнародовал вовсе не Эйнштейн, а Александр Блок – в стихе, конечно. Кому любопытно,
тот найдет эту эссешку – «Ночью я позвонил Александру Блоку» - на моем сайте… А сейчас
хочу замахнуться на Исаака, сами понимаете, Ньютона… В далекой юности внутри его 1-
го Закона, я открыл свой Закон. Боже упаси, не собирался спорить с Исаак Исаакычем и
отбирать у него приоритет. Только взаимодействие физических тел распространил на
живые души. Очеловечил. Мой одушевлённый Закон зазвучал так:
«Каждая душа пребывает в состоянии относительного покоя или безмятежного прямолинейного движения, пока другая душа не побудит ее изменить это состояние».
Престарелую физичку не очень впечатлило мое прозрение. А русачке вообще показывать
не стал. Что она могла мне сказать, кроме: «Ты лучше правила назубок учи, и к сочинению
готовься – «Онегин – умная ненужность». Не любил то и другое… Разумеется, мне в то
время и в голову не приходило запатентовать Закон. Ну, какой там? – 9-й класс, 61-й год. И
лишь в 90-х у меня случились вот эти строчки, непостижимо связанные с моим открытием:
…И сединою убелённому,
нести мне до последних дней
нечаянно приобретённую
тревогу на душе моей!
Нет, не случайно пришел сей образ. Это звучало, как напоминание... Что ж, думаю, и теперь
еще не поздно предъявить свои авторские права! Начну с фэйсбука, поскольку о защите
таковых всего, что публикую на своей странице, объявлял здесь ранее.
Итак, настоящим заявляю, что вместе Исааком Ньютоном являюсь соавтором Закона
Ньютона-Лопушного. Формулировка приведена выше. С подлинным верно!
НЕСУСВЕТНАЯ ГЛУПОСТЬ МОЯ… (строчка из песни Вл. Высоцкого)
Дату отмечаю. 40 лет тому меня, только что перешагнувшего тридцатник главинженера
стройуправы, угораздило пуститься на несусветную глупость, то бишь, на дебют стихами –
да еще дуплетом – в краевом литжурнале и областной газете. В те времена, наш народ, не
измождённый борьбой за выживание, а потому слишком добрый, оченно уважал любого
индивида, способного ладно скроить пару десятков строк. А уж напечатавшегося да по
радиву прочитанного – без меры… Многие звонили, поздравляли: где ж ты, старичок,
раньше был!... Но это народ. А вот мой верхний шеф (газеты он, понятно, читал) на
планерке поглядел на меня с каким-то подозрением. Наверное, подумал: Не слишком ли
много свободного времени у энтого главинжа, чтобы заниматься глупостями, когда
объекты надо сдавать? И уж вовсе «невыразимая печаль открыла два огромных глаза» моей
юной, но не по годам мудрой жены. До этого она, вероятно, думала, как матушка Сергея
Лександрыча, что где-то впереди светит мне «с таким умом пост председателя
волисполкома». А тут вдруг нутром поняла: что-то завидное из этой запоздалой авантюры
вряд ли выйдет. Но с такими тараканами в голове, ни с того, ни с сего расплодившимися,
мужу не то, что кресло начглавка, но и кабинет управстройтреста не замаячит. Супруга
оказалась права. А что же вышло? Четверть века спустя, один наш журналюга-язвослов
представил меня публике примерно так: «самый выдающийся поэт России…среди
директоров по строительству». Не скрою, я немного напрягся в первый момент, но тут же
нашел, как отшутиться: в конце концов, Тютчев был самым выдающимся российским
поэтом среди дипломатов, Фет – среди мировых судей, а Некрасов – среди…
преферансистов. Это не шутка. Последний, в отличие от неудачника в картах -
Достоевского, был гениальным игроком и зарабатывал картами не менее 100 тыс. руб. в год
– сумасшедшие по тем временам деньги… И всё-таки свезло мне. Ведь почти полвека
провел на стройке или в тесном соприкосновении с оной…в свободное от стихов время.
Грешен, где-то манкировал своими обязанностями, мог запереться в кабинете и что-то
кропать, а в разгар самого, что ни на есть, cурьезного собрания…воспарить и
в облако укутаться. Но всё сходило везунчику с седых крыл. Ни разу не уволили с работы,
как персонажа платоновского «Котлована» - «по причине задумчивости среди общего
темпа труда». А моя ненаглядная даже и к начальнику главка не ушла…
УСТАМИ РЕБЕНКА…
Аринка, семилетняя внучка, стойко выдержала мой юбилейный вечер на 70 лет. А после
забросала каверзными вопросами:
Деда, ты – настоящий русский поэт? – (Смеюсь) Настоящий: любой может потрогать.
И тебя весь мир знает? – Ну, что ты, мир большой. (Улыбаюсь) Боюсь, что в Австралии,
Африке и Южной Америке никто и не слыхивал. В Индии и Китае – тоже. Видишь, уже
больше полглобуса – мимо. Но кое-где и в России, и за рубежом знают, печатают.
А в нашем городе? – (Вопрос на засыпку, но честно отвечаю) Те, кто интересуется поэзией.
Если же встать на улице и у прохожих спрашивать, то припомнят немногие.
А есть поэты, кого все-все знают? – (Задумываюсь.И вдруг понимаю). Есть! Все наши
города и сёла, улицы и даже подворотни знают Пушкина, Лермонтова и Есенина. Каждый,
хоть что-то, да слышал о них и пусть какую-то малость да читал!
А сколько у нас поэтов? – Никто не считал. В сетях интернета, говорят, уже больше
миллиона сейчас выставляют свои стихи. Наверное, несколько тысяч из них пишут очень
хорошо.
А зачем они все пишут, если только трех знают? – (Не сразу нахожусь) Просто им хочется
свои чувства выразить, вот и пишут… (В сторону): И правда, зачем пишут, если народу
троих – за глаза? Сколько времени даром уходит! А если бы все эти часы да на благо семей!
Глядишь, и Россия бы процветала. Ох, не знаю, не знаю...
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.