Владимир Казаков

"Жди меня"
Есть очень тихое событие, малозаметное, но по моему мнению, существенно повлиявшее на ход Великой Отечественной войны. Это не какая-либо героическая битва или успешная операция в тылу врага, нет. В 1942 году, сначала на третьей полосе газеты «Правда», а потом и в поэтическом сборнике «С тобой и без тебя» появилось стихотворение Константина Симонова «Жди меня».
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: - Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

Это стихотворение потрясло людей. Не было, наверное, ни одного человека в огромной стране, кто не знал бы его наизусть. Его повторяли как молитву, как заклинание о возвращении близких домой, а значит, неминуемой победе над врагом. История написания этого шедевра связана с тяжелейшими первыми днями войны. С Белоруссией. Вот что пишет Симонов в автобиографии 1978-ого года.
«24 июня 1941 года был призван из запаса и с предписанием Политуправления Красной Армии выехал для работы в газете «Боевое знамя» Третьей армии в район Гродно. В связи со сложившейся на фронте обстановкой до места назначения не добрался и был назначен в редакцию газеты Западного фронта «Красноармейская правда». Работал там до 20 июля 1941 года. Одновременно как нештатный корреспондент посылал военные корреспонденции в «Известия».
Первый месяц войны. Жестокий, трагический. Отступление, неразбериха, невозможность многими осознать масштабы трагедии навалившейся на страну. Позже в мемуарах фронтовой корреспондент Константин Симонов напишет так о первой своей фронтовой командировке:
«…Середина поля. Могилев. С восточного берега на западный перекинут единственный деревянный мост. На нем не было ни одной пушки, ни одного зенитного пулемета.
Мы переехали на западный берег, в полк, оборонявший Могилев. В этот день был тяжелый, кровопролитный бой. Полк разбил сорок немецких танков, но и сам истек кровью. Вечером мы говорили с командиром полка полковником Кутеповым… На его обросшем, небритом и усталом, смертельно усталом лице в самые тяжелые мгновения вдруг проявлялась неожиданно мягкая, детская улыбка.
Мы сказали ему про мост. Там нет ни одного зенитного пулемета, если немцы разбомбят мост, то он с полком будет отрезан здесь, за Днепром.
– Ну и что ж, – Кутепов вдруг улыбнулся своей детской улыбкой. – Ну и что ж, – повторил он мягко и тихо, как будто говоря о чем-то самом обычном. – Пусть бомбят. Если другие отступят, мы решили тут остаться и умереть, всем полком решили. Мы уж говорили об этом…».
Через двадцать лет в романе «Живые и мертвые» полковник Кутепов превратится в генерала Серпилина. В кинофильме с тем же названием его пронзительно сыграет великий русский актер, фронтовик Анатолий Дмитриевич Папанов. А тогда в июне-июле 1941происходило так.
Константин Симонов с фотографом П. Трошкиным выехали на линию фронта к Могилёву. Для Константина это была первая военная командировка. Они узнают, что на подступах к городу на Буйничском поле во время ожесточенного 14-часового боя 12 июля 1941 года защитники города подбили 39 фашистских танков! Это было огромное событие. Особенно для первых, суматошных дней войны. Это говорило о том, что армия жива, сражается, что дух ее не сломлен. Что победа неизбежна. Еще ни разу с начала войны в газетах не было фотографий уничтоженной фашистской технике.
А тут, такая возможность сделать грандиозные кадры, которых ждала вся страна. Для прикрытия на время съемки им дали взвод автоматчиков, они реально рисковали жизнями, но под пулями выполнили свой профессиональный долг. Впервые с начала войны были получены фотографии поверженной немецкой техники! Теперь нужно было как можно скорее доставить в Москву ценнейшую на тот момент информацию.
На стареньком пикапе военкоры чудом вырвались из кольца окружения Могилева, и уже 20 июля вышла газета «Известия» с фотографиями десятков подбитых вражеских танков и статьей Симонова. У уличных газетных стендов в те дни собиралисьтолпы ликующих людей.

А что же знакомый Симонова полковник Кутепов, оставшийся на передовой? Под его руководством была создана глубоко эшелонированная оборона: две линии окопов полного профиля, соединенных траншеями, перед передним краем – сплошные противотанковые минные поля и проволочные заграждения в два ряда. Полк зарылся в землю и отступать не собирался.
Эти герои, сумели остановить наступление гитлеровских войск среди царившей паники и неразберихи, на 23 дня приковав к себе целый армейский корпус гитлеровской армии.навсегда стали для Симонова не просто однополчанами. Уже был взят Смоленск, гитлеровская машина катилась вперед, а под Могилевом, на Буйничском поле гремели бои.
Почти все бойцы 388-го стрелкового полка 172 стрелковой дивизии, работники милиции, курсанты школы НКВД, ополченцы Могилёва, все кто почти на месяц, ценой своей жизни, полковник Кутепов с товарищами погиб там же, задержали фашистскую армаду. Они стали для Константина Симонова, не просто однополчанами, он же был в эти страшные дни с ними, но и символом его поколения. Олицетворением мужественности и жертвенности советского народа. Он писал потом:
«Я не был солдатом, был всего только корреспондентом, однако у меня есть кусочек земли, который мне век не забыть, – поле под Могилевом».

Вырвавшись чуть не единственным, тогда из окружения, Симонов, попав в Москву, пишет стихи. Как отзвук увиденному там, на белорусском Буйничское поле. Совсем вроде бы не военные строки, а щемящую лирику. Он вспоминает:
«…я вдруг за один присест написал «Жди меня»… Я ночевал на даче у Льва Кассиля в Переделкине и утром остался там, никуда не поехал. Сидел на даче один и писал стихи. Кругом были высокие сосны, много земляники, зеленая трава. Был жаркий летний день. И тишина. …На несколько часов даже захотелось забыть, что на свете есть война. …наверно, в тот день больше, чем в другие, я думал не столько о войне, сколько о своей собственной судьбе на ней. И вообще война, когда писались эти стихи, уже предчувствовалась долгой. «...Жди, когда снега метут...» в тот жаркий июльский день было написано не для рифмы. Рифма, наверно, нашлась бы и другая...».
В начале 1942 года Симонов делает попытку напечатать стихотворение.
«...Я предлагал его вместе с другим стихотворением  - «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины», Ортенбергу (главный редактор газеты - В.К.) для «Красной звезды». «Ты помнишь, Алеша...» Ортенбергу понравилось, а со «Жди меня» поколебался и вернул мне, сказав, что эти стихи, пожалуй, не для военной газеты, мол, нечего растравлять душу солдата - разлука и так горька!
Наша «Красная звезда» помещалась тогда в том же самом здании, что и «Правда» и «Комсомолка». … я встретился в редакционном коридоре с редактором «Правды» (главным редактором. – В.К.). И он повел меня к себе в кабинет попить чаю. Посетовав, что за последнее время в «Правде» маловато стихов, Поспелов спросил, нет ли у меня чего-нибудь подходящего. Я сначала ответил, что нет.
- А мне товарищи говорили, будто вы недавно тут что-то читали.
- Вообще-то есть, - сказал я. - Но это стихи не для газеты. И уж во всяком случае, не для «Правды».
- А почему не для «Правды»? Может быть, как раз для «Правды».
И я, немножко поколебавшись, прочел Поспелову не взятое в «Красную звезду» «Жди меня». Когда я дочитал до конца, Поспелов вскочил с кресла, глубоко засунул руки в карманы синего ватника и забегал взад и вперед по своему холодному кабинету.
- А что? По-моему, хорошие стихи, - сказал он. - Давайте напечатаем в «Правде». Почему бы нет? Только вот у вас там есть строчка «желтые дожди»... Ну-ка, повторите мне эту строчку.
Я повторил:
- «Жди, когда наводят грусть, Желтые дожди...»
- Почему «желтые»? — спросил Поспелов.
Мне было трудно логически объяснить ему, почему «желтые». Наверное, хотел выразить этим словом свою тоску.
Поспелов еще немножко походил взад и вперед по кабинету и позвонил Ярославскому ( член ЦК КПСС, один из идеологов того времени. -  В.К.). Пришел седоусый Емельян Михайлович Ярославский в зябко накинутой на плечи шубе.
- Прочитайте, пожалуйста, стихи Емельяну Михайловичу, - сказал Поспелов.
Я еще раз прочел свое «Жди меня», теперь уже им обоим.
Ярославский выслушал стихи и сказал:
- По-моему, хорошо.
- А вот как вам кажется, Емельян Михайлович, эти «желтые дожди»... Почему они желтые? — спросил Поспелов.
- А очень просто, - сказал Ярославский. - Разве вы не замечали, что дожди бывают разного цвета? Бывают и желтые, когда почвы желтые...

Он сам был живописцем-любителем и, наверное, поэтому нашел для моих желтых дождей еще один довод, более логический и убедивший Поспелова больше, чем мои собственные объяснения.
Потом оба они попросили меня в третий раз прочесть стихи. Я прочел и оставил их Поспелову, сказавшему: «Будем печатать». А через несколько дней, вернувшись из-под не взятого еще, вопреки ожиданиям, Можайска, увидел свое «Жди меня»напечатанным на третьей полосе «Правды».
Это случилось 14 января 1942 года. Через пару месяцев вышел номер «Нового мира» с этим стихотворением. Потом появился сборник стихов с ним же. Очень известный критик В. Александров тогда писал:
« «Жди меня» - самое о б щ е е из стихотворений Симонова. Это стихотворение не нужно цитировать. Его знают все. Говорят, семнадцать композиторов изъявили желание написать на него песню. В истории советской поэзии вряд ли было другое произведение, имевшее такой массовый отклик. Это стихотворение искали, вырезали из газет, переписывали, носили с собой, посылали друг другу, заучивали наизусть - на фронте и в тылу.
У нас есть консультации, дающие советы по многим важным вопросам. Но ни врач, ни агроном, ни юрист, ни психотехник не посоветуют, как поступать, как думать и чувствовать во многих трудных случаях личной жизни, в том числе таких важных, как этот. Нет такой специальности. Это одна из задач поэзии. Написать эти стихи нужно было именно с такими заклинательными повторениями.Та сила, навстречу которой шли стихи, была верой. Даже если бы она была суеверием, трудно было бы ее осудить. Но это была правильная вера».
Эти стихи имели конкретного адресата. Им была - любовь всей жизни поэта актриса Валентина Серова.
Но как бывает с воистину великими произведениями искусства, этим адресатом стали миллионы людей воюющей страны. Солдаты читали его перед боем, и клали у сердца вместе с письмами из дома. Почерневшие от горя жены и любимые повторяли его про себя, в надежде на чудо. Иногда оно происходило и их мужчины возвращались домой. Но очень часто – нет. Константин Симонов потом писал так:
«За долгие годы я получил многие сотни, если не тысячи писем и от тех, к кому вернулись, и от тех, к кому не вернулись. И одно из них недавно еще раз подтвердило мне всю неразрешимость этого противоречия.
“...Уже три недели, как я не работаю - стала пенсионеркой. Не знаю, знаете ли Вы в полной мере, чем для нас, молодых «солдаток» Отечественной войны, было Ваше стихотворение «Жди меня»? Ведь в Бога мы не верили, молитв не знали, молиться не умели, а была такая необходимость взывать к кому-то «убереги, не дай погибнуть».
И вот появилось Ваше «Жди меня». Его посылали с тыла на фронт и с фронта в тыл. Оно вселяло надежду и в тех, кто верил, что их ждут, и в тех, кто ждал... В декабре 1943 года я получила письмо, написанное мужем 1 ноября в двенадцать часов ночи, в котором он писал: «Когда получишь мое письмо, мы уже будем по ту сторону Днепра». Это было последнее письмо. Прошли декабрь, январь и почти весь февраль. Я ежедневно многократно заглядывала в почтовый ящик и шептала, как молитву, «жди меня, и я вернусь всем смертям назло...» и добавляла: «Да, родной, я буду ждать, я умею».
23 февраля я узнала, что я, видимо, не умела ждать, «как никто другой», что мне не дано дождаться. Он был смертельно ранен, через десять часов после того, как написал мне письмо. Я не хотела этому поверить даже после встречи с друзьями, присутствовавшими на похоронах. Стыдно об этом писать, но я, насмотревшись фильмов и начитавшись книг о разведчиках, по ночам фантазировала, что его заслали в разведку, в тыл врага, а для большей конспиративности разыграли его похороны.
Мне и сейчас, на старости лет, часто снится, что он вернулся после длительной разлуки. Все годы я переписываюсь с пионерами, шефствующими над могилой. В день 25-летия Победы я была там. Все эти годы мои мысли многократно возвращались к вам - автору «Жди меня» - вроде вы в чем-то передо мной виноваты. Вот я и хочу вас попросить от имени всех тех, кто «ждал, как никто другой», но увы... не дождался. Реабилитируйте нас. Напишите что-то в наше оправдание, а то ведь последние восемь строк вашего стихотворения звучат для нас, не дождавшихся, как укор, упрек, обвинение...”
Но что я могу написать в ответ на это письмо? И о каких оправданиях может идти речь? Беспощадная мясорубка войны делала свое дело, не желая разбираться в человеческих судьбах. И вышло так, что я, написавший эти стихи, кого ждали, быть может, с куда меньшей верой и силой, чем других, вернулся, а те, другие, не вернулись.И что теперь можно с этим поделать? Какие стихи писать вдогонку к тем, которые я продолжаю читать и с чувством невольной вины, и с сознанием неразрешимости этого противоречия...».
Константин Симонов умер 28 августа 1978 года. Он завещал похоронить себя на Буйничском поле, там же где лежит полковник Кутепов и остальные его товарищи, погибшие в далеком и кровавом 1941 году. После бюрократической волокиты, ведь знаменитого писателя должны были похоронить на престижном Новодевичьем кладбище, родственники получили урну с прахом поэта и отправились, никому не говоря, зачем выполнять последняя волю Симонова.
Как пишет его сын Алексей:
«Ехали Лариса Алексеевна – вдова Константина Михайловича, я, сестры, еще несколько человек, словом, родственники и те, кто фактически был членом семьи».
Никто не знал, где находится нужное, то самое Буйничское поле под Могилевом. Через военкомат, местных краеведов нашли. Помогли сотрудница Могилёвского краеведческого музея Т.Ф. Положенцева, директор Кричевского музея М.Ф. Мельников, бывший могилёвский облвоенком полковник Н.А. Тихонов и ветеран-белорус В.А. Пятков, воевавший в 388-м полку полковника Кутепова.
Никто не знал, зачем приехала семья Симонова. В.А. Пятков точно указал место, где проходил передний край обороны. Тогда родственники писателя достали урну с прахом и на глазах ошеломленных ветеранов развеяли прах Константина Симонова над легендарным полем его боевой молодости. Исполнили его завещание.
В 1980 году на Буйничском поле был установлен большой памятный камень Константину Симонову с мраморной доской:
«...Всю жизнь он помнил это поле боя 1941 года и завещал развеять здесь свой прах».
А 9 мая 1995 года на шестом километре шоссе Могилев-Бобруйск состоялось открытие Мемориального комплекса «Буйничское поле». Чтобы увековечить память всех защитников Могилеванемецко-фашистских захватчиков, и в особенности, воинов 388 стрелкового полка 172 стрелковой дивизии и ополченцев.

Мемориал занимает площадь 22 га, в центре его стоит 27-метровая каплица. Символ величия воинского духа. Вокруг неё, военная техника времен Второй мировой, недалеко – небольшое Озеро Слёз. Символ слёз всех женщин, не дождавшихся своих мужчин в годы войны. 
Владимир Казаков, для AP-PA.RU
(по материалам СМИ)
Ассоциация Просвещенного патриотизма — Владимир Казаков: История великого стихотворения Константина Симонова (ap-pa.ru)