Литература сегодня: ум или талант
|
Что такое литература? На этот вопрос есть несколько ответов. Самый модный сегодня таков: литература — это все, что состоит из букв. Когда литературный журнал «Октябрь» в рубрике «Литературная критика» публикует статью о граффити (http://magazines.russ.ru/october/2012/1/k17.html), демонстрируется именно такой подход к литературе. И это либо шутка, либо нонсенс: как раз литературный журнал — это экспертное сообщество профессионалов-литераторов, понимающее под литературой только изящную словесность.

На максимально «широком» понимании литературы настаивают обычно те институции, которым выгодно нивелировать качественные градации текстов. И утверждать: хорошо вещь написана или плохо — не важно: литерами изображено — значит, литература, и все критические дискуссии о том, являются ли литературой те или иные тексты, — бессмысленны. Эти институции — крупные издательства, выпускающие транспортное чтиво. Транспортным чтивом называется литературный ширпотреб, который в литературной жизни — критических обсуждениях и премиальных сюжетах — не участвует по причине профессиональной несостоятельности. Как говорил активный в 20-е годы ХХ века критик и теоретик прозы Виктор Шкловский, «случайно запевший театральный пожарный критике не подлежит».

Так, с помощью максимального «расширения» границ понятия «литература», происходит его дискредитация снизу, от прагматичных практиков нашего дикого бизнеса, который, работая с предметами культуры, отказывается признавать их особый статус. Эта дискредитация парадоксальным образом поддерживается сверху рядом интеллектуалов, подменяющих литературоведение социологией литературы. Для них писательство и чтение стоят на равных в ряду других поведенческих практик и должны изучаться социологами и психологами. Литературоведение они наукой не признают, талант считают мифом, поскольку те, кто в него верит, обходятся без всяких доказательств. И действительно: дайте определение литературному дару и установите опытным путем, есть он у того или иного автора или отсутствует. И тем не менее, сколько бы ни писалось исследований про то, как Пушкин вышел в гении (А.И. Рейтблат. «Как Пушкин вышел в гении». Историко-социологические очерки о книжной культуре Пушкинской эпохи. – М.: Новое литературное обозрение, 2001. 416 с. Серия «Научная библиотека»), сводящих успех нашей литературной классики к грамотному пиару, читаешь Пушкина — а ведь здорово. Необъяснимо, недоказуемо — просто здорово и все тут. То же и о Лермонтове, Достоевском, Толстом. Булгакове, Платонове. Ахмадулиной, Бродском. Борисе Рыжем. Мариам Петросян. Вот, кстати, самый чистый пример: никакого пиара. Жил человек в Армении, всеми давно забытый, — прошлая книга вышла десять лет назад; а стоило написать замечательный роман «Дом, в котором...» — и книга эта не просто не утонула в море разливанном нынешней «литературы», а стала значимой единицей литературного процесса.

То есть литература — это все-таки искусство особой постановки слов, изящная словесность. И вот тут — снова развилка мнений, теперь уже у критиков-профессионалов. Насколько литература — это искусство в смысле искусственности, сделанности человеком, вторичности по отношению к природе и противопоставленности природе, как в просветительской дихотомии натура/культура? Сколько жизненной реальности туда можно впустить? Крайние мнения таковы: всю жизненную реальность и ни грамма жизненной реальности. На первом стоит литературное направление «реализм», настаивающий на предпочтении жизненной правды любым фантазиям, на том, что жизнь — лучший художник, и роль автора сводится к наблюдениям за ней и копированию в слове. То есть изящно описанный случай из жизни — эталонное реалистическое произведение. А на втором настаивают критики, считающие, что непременное условие художественности произведения — художественный мир автора, моделируемый его художественным даром.

Что такое художественный мир? Это основное понятие литературоведения: художественный мир Гоголя, художественный мир Платонова... Это мир, творимый авторской индивидуальностью, отличный от реального, но живой. Это жизнь, творимая художником там, где ее изначально — в природе — не было. Автор в этом мире — Бог. Авторские миры параллельны реальному. Они коррелируют с ним — разумеется, иначе читатель не смог бы в них проникать, — но полностью фантазийны. При таком подходе к понятию «литература» получается, что изящная словесность и художественная литература — совершенно разные вещи. Артистично, с литературными приемами написанная статья — это изящная словесность, но не художественная литература. Это бесспорно. Но тогда и то, что охватывается понятием «реализм», — тоже изящная словесность, а не художественная литература. Вот это уже — предмет критической дискуссии.

Сегодня большинством литературной общественности литературой признается изящная словесность. Понятие «художественный мир» применяется в основном к классикам — все чувствуют, что с современниками это как-то неуместно. Почему? Необъяснимо и недоказуемо. Но и граффити литературой все-таки не считаются, и когда статья о граффити помещается в разделе «Литературная критика» литературного журнала — на ум приходит только одно: не было в редакционном портфеле на этот месяц статьи о литературе. Пришла самотеком статья о граффити — рубрики для нее в журнале нет, окказиональную создать поленились, а вместо этого припомнили, какие бывают трактовки понятия «литература».

Разные бывают, но эта — самая неправомерная.

Анна КУЗНЕЦОВА