Светлана Скорик

Стихи Александра Конопли – пример того, какие глубокие корни имеет и здесь, на украинской земле, поэзия «тихой лирики» – направление в поэзии, возникшее в 60-е годы ХХ века на основе традиций Сергея Есенина и т. н. «деревенских поэтов» и ставшее как бы визитной карточкой поэзии Союза писателей России. Николай Рубцов – да, именно это имя приходит на ум, когда впервые знакомишься со стихами Александра Конопли, именно рубцовское начало чувствуется в них как поэтический фундамент. Но, как и у поэтов-лириков русской школы, у Александра, несомненно, много есть что сказать и от себя, и его лирика так же индивидуальна и дышит сегодняшним днём. Можно сказать, что в лице этого автора русская школа тихой лирики получила своё прекрасное развитие на украинской почве: общие корни, общие традиции и культура, общие духовные ценности.

Именно с духовных ценностей и хотелось бы начать как с того святого рубежа, вне которого это направление просто немыслимо.

У православного поэта много чисто духовных стихов (и даже небольших рассказов): стихи-молитвы (святителю Николаю, Святой Татьяне, иконе Озерянской Божией Матери), посвящения православным праздникам Рождества, Крещения, Пасхи. И всё же процитировать хочется те строчки, в которых так неподдельно искренне сливается обычная жизнь, простые будни человека верующего с его сердечной, непоказной верой, и всё вокруг освещается этим кротким духовным солнцем:

«Иконка в нагрудном кармане – / Броня незатейливых слов, / И небо воскресное манит / Прозрачною гроздью миров», «И пожмём неприятелю руку, / Согревая озлобленный быт», «Смотрю на край родимый робко – / Светла, как дитятко, душа», «Опять воскресенье! И время / Стекает с небесной горы. / Пора суету и заботы / Развесить на старый забор», «Стекает прошлое в подсвечник, / Сгорают, фыркая, грехи, / На аналое – дремлет вечность, / Стоят в пещере пастухи. / Закрыты души на щеколду, / В почтовых ящиках – дыра».

У Александра Христос рождается именно в этот, наш, сегодняшний мир, с почтовыми ящиками и озлобленным бытом, а два голубя, воркующих на дереве, оказываются небесными Ангелами, вместе с которыми простые воробушки вносят в жизнь рассветы и Божье Слово. Это даже не поэзия – лирический дневник, исповедь души, только исповедь образная, поэтическая, потому что, как всякий истинный поэт, Александр видит и осознаёт окружающее именно образами.

На чём основывается, из чего исходит эта прозрачная, незамутнённая вера? Как и у многих, из неприятия окружающей лжи и «подлянок жизни», на которые она так щедра, особенно сейчас.

И течёт родниковая манна

В годы детства по мёрзлой листве.

И душа, не приемля обмана,

Что-то ищет в седой синеве.

Те, у кого душа с детства нерушимо сохранила веру в конечную справедливость мира, в то, что зло непременно будет наказано – в своё время и в своём месте, – до сих пор согревают и освещают нашу действительность светлыми мыслями и добрыми поступками. Именно они, столь немногие в расколовшемся полярном обществе, есть та духовная сцепка, что держит разъезжающиеся полюса: «Тебе я руку протяну, / Чтоб зла погибло семя. / Ведь разожгли не мы войну, / Живя в лихое время!». Неслучайно в книге возникает образ Крыма: «Теперь ваш ветер Русью пахнет», – Крыма, из которого, как с балкона дома напротив, кто-то смотрит на уплывающий мираж страны, что когда-то была родной. Отсюда и постоянно ощущаемая боль, щемящая в строчках поэта, вроде как посвящённых совсем другому – вокзалу, детским играм, городскому фонтану, родным полям Харьковщины: «Пропитался воздух кровью. / Неуютна тишина», «О лесная моя благодать – / Клёны-воины, липы- невесты!», «Ждала молитвы чистота / Моей души земные боли».

«Земные боли», боли земли родной, и не только любимой Украины, но и малой родины – Харьковщины, носит в себе сердце поэта, потому что не может быть поэт без чувства гражданской ответственности, без переживаний и откликов на все значительные события своей Отчизны и родного края. И разве может чувствующая, сопереживающая душа равнодушно ходить каждый день мимо мёртвого, остановившегося завода, где когда-то кипела жизнь? «Ползёт разруха злою коброй / Сквозь наш забор», «И силуэт предприятия мёртвый, / Словно корабль, что, заброшен, плывёт», «Дуб задумчивый и древний / На пустой глядит завод». И невольно подступает тоска, и тревожит мысль, «что стоим мы на меже» – на меже разрухи, разрыва и распада личностных и экономических взаимоотношений и связей, на меже существования как успешной страны, верящей в своё будущее.

Александра выручает вера. Единственный его надёжный якорь в житейском море. И, быть может, ещё и в том его счастье, в чём другие на его месте полагали бы источник всех своих несчастий, – неотъемлемость его души от родного посёлка, слитность, полное слияние с родными местами, с кочевой жизнью – заводскими буднями и сельскими хлопотами. На его век хватает всего с избытком: и ежедневных дорог («И спускаясь в мрачные тоннели, / Где грохочет поезд под землёй, / Утро золотистое и трели / Я возьму за пазуху с собой», «И, словно дни, ложатся шпалы, / Судьба петляет полотном»), и вокзалов («Я на вокзале, словно дома»), и для кого-то монотонного, а для него привычного и радостного крестьянского труда и быта («Труд крестьянский из пота и соли»). Не может повлиять на его чувства даже не сложившиеся отношения с любимой девушкой – возможно, и замечательной, но слишком далёкой и чужой для сельской жизни. «Мы чужие с тобой, дорогая», – вздыхает поэт, но...

Но тебе безразличен, родная,

Небогатый, печальный мой край,

Городская ты, эх, городская…

Оттого говорю я: прощай!

В этом эмоциональном, выстраданном отношении к селу – и основа душевной связи Александра с музой Есенина («Сохранил тебе, волна, / И деревне верность», «Я влюбился в свой край необъятный, / Где поля, как хмельное вино», «Твой примеряю норов, / И стих твой светлый и живой / Мне бесконечно дорог»), и то, что их разделяет. Сергей Есенин вздыхал по селу, но выбрал город. Александр Конопля работает в городе, а живёт и пишет в родном посёлке («На потом я оставил все грёзы, / И деревня моя – отчий дом», «Где всегда приютят и накормят, / Птичий щебет разлив в вышине»), не гнушаясь работой в хлеву и поле, к чему привык с детства («Для кролей набивали мешки», «И полите мои огороды», «Мы с отцом гребём упрямо / Сорняков густой налёт. / Бурачок сажает мама. / Вновь душа моя поёт»). Оттого и лирика его смотрится как нечто цельное, прозрачное. Укоренённость в родную почву многое значит для души в психологическом плане, – отсюда стойкость, выдержка, мужество и гармония в творчестве. И хотя порой прорываются у поэта горькие слова о, в общем-то, слишком скудной жизни народа, о его беспросветной бедности («И в копилке – ни гроша»), хоть и подшучивает он сам над собою как «деревенщиной» («Крестьянский конь мой не подкован, / И половик проела моль», «Впрочем, жил я тоже скромно: / Поле сорное да печь»), сравнивая свою жизнь с собачьей («Озорной и беспородный, / Я мешком лежу в стогу», «На, дворняга, ломтик хлеба, / И повоем на луну»), но ведь именно от родной земли рождаются такие великолепные образы:

В абрикосовом спелом варенье

Дремлют тихо родные дворы,

И ползёт по ухабинам время

Вдаль – под крики и смех детворы.

Каплей солнца – подсолнухов поле

Улыбается мне на холме,

И под ноги дорога невольно

Разливает берёзовый мел.

Не могу не отметить растущее поэтическое мастерство автора, его умение пользоваться для создания поэтических картин жизни и настроений всей палитрой технических приёмов:

– сравнений («И в небеса взлетают строки, / Как будто к солнцу мотыльки», «В небе луна замерла краснопёркой», «И осеннее солнце наседкой / Улыбается нам в синеве», «Ночь продрогшей чёрной выдрой / Примостилась на снегу», «махнув вагонному стеклу, / Что мне в пути шмелём жужжало»);

– метафор («На рыбалку ходили лесами, / Собирая тумана вершки», «Метёт муку холодный ветер / Асфальтной гладью по селу», «Поодаль знакомые хаты / Чубами виднеются крыш»,«Урчат клубочки голубей»), даже развёрнутых метафор, когда образ распространяется на всё стихотворение целиком (от «Облако-лошадь с длинною гривой / Мирно плывёт по небесной реке» и до «Ночью хрустальною спустится тихо, / Быстро помчится по мёрзлой земле, / Облако-лошадь сказкою вспыхнет / И растворится средь сонных полей», а также стихотворение «Новогодний праздник»: «Идёт заснеженной тропою / Знакомый кто-то и родной... / Несёт в котомках он игрушки, / И серпантин, и конфетти»);

– метонимии («Земля под ногами стрекочет», «С моря Чёрного привёз / Синевы немножко»;

– олицетворения («Тихо дворик мой, солнцем залитый, / На земной отдыхает груди», «Редкий лай летит недолго, / Приземляется в сугроб», «Костёр ворчливо догорал», «И где-то спрятавшись в мирах / И напрягая слух, / Ждёт Солнце милое с утра, / Когда споёт петух», «И ветер, хмурый и колючий, / За холку треплет тополя», «И солнце заботливой дланью / Касалось заросших канав», «И листву на ветвях озорную, / Что с утра у окошка поёт»);

– ассоциатов («Просторы пахли синевой», «Дождь воробьиных голосов / Ворвался в золотое утро», «Тишины мой взгляд напьётся», «Ликуют утром воробьи, / Лучами солнца умываясь», «Прячет поле ромашковый взгляд», «Нырнут под землю сонные зонты», «И воробьи тепло и сочно / О чём-то вместе говорят», «Пьем тёплый вечер, словно сок»);

– гипербол («И жизни, наверно, не хватит, / Чтоб выслушать море-камыш!», «А я молчал и гладил небо, / Простор печальный целовал», «Порхают женщины-цветы, / И можно в каждую влюбиться!», «Водопадом безудержной ночи / Льётся Ваших волос чернота»);

– символов («И весной пахнёт судьба»).

Очень подкупает и уже отмеченное мною чувство самоиронии, умение посмеяться над собой вместо того, чтобы вздыхать и жаловаться. Источник озорного смеха поэт находит не только в своих привычках и образе жизни («Шёл неуверенно, как утка», «Мы, охмелевшие, гутарим / О всех изгибах бытия», «Кусачие мухи гудят», «И жабы квакали от скуки, / Вдыхая воз- дух с зеленцой»), но даже в таком трагичном явлении, как смерть. Представляя себе собственную кончину, Александр умудряется и трагедию представить весёлым фарсом, вполне в духе самого Шекспира: «Я лежу в сырой могиле... / Не гулять мне больше с милой, / Борщ не есть и винегрет... / Мало места в этом «доме» – / На бочок никак не лечь».

Такое удивительное богатство поэтических приёмов свидетельствует о неустанной работе Александра Конопли над словом, над способами выразительной и доходчивой подачи его читателю. При этом оно не только гарантирует то, что свой читатель у автора непременно будет, но также и то, что этой тихой, задумчивой и красочной манерой поэт в будущем не ограничится, поскольку заложено в нём гораздо больше, и когда-то оно властно потребует выхода:

Я иду по любимой Земле

И мечтаю себе, эх, мечтаю,

И мечты прорастают во мгле.

А пока пожелаем Александру счастливой судьбы для его новой книги и:

Разорвём суеты паутину

И подарим внимания миг

Тем, кто рядом на белой холстине

Свой рисует нехоженый мир.

Новых творческих миров и просторов автору, нехоженых дорог и чудесных возможностей белого холста тетради...

Светлана Скорик, поэт, литературный критик,

редактор сайтов stihi.pro и literator.in.ua.