Ефим Левертов


Перед нами книга поэта Инны Костяковской. Книга называется «Философия любви» по названию одной из частей книги. Всего же, подобно шестиугольной звезде Давида, в книге шесть частей. Начинается она с эпиграфа, выражающего сомнения автора в своем праве, в своей правомочности говорить с читателем языком поэзии. В процессе чтения читатель постепенно становится свидетелем, как эти сомнения успешно преодолеваются благодаря его, читателя, вниманию и помощи:
 
Опять сомненье сердце гложет…
Зачем, кому нужны стихи?
Но не заметить невозможно
ко мне протянутой руки.
 
Первая часть книги называется «Я так торопилась жить…». Действительно ли здесь идет речь о какой-то торопливости, или здесь заложена некоторая поэтическая метафора? Мне кажется, что скорее второе, чем первое:
 
Зачем и для чего живу?
Что в жизни значу?
Во сне ли? Или наяву
по нищим плачу…
 
 Таким образом поэт отвечает на наш первоначальный вопрос, о чем, собственно, книга. Не о торопливости, а о сочувствии и вдохновении:
 
Что мы ищем? Что нам надо?
Только шорох листопада,
только музыки томленье,
только ритмы вдохновенья…
 
Однако вдохновенье вдохновенью рознь. Даже, если в твоей душе горят по выражению автора «сто тысяч звезд», ты все равно не застрахован от ошибок. Что же тебя выручит в этом случае? Тоже сочувствие:
 
И если ты оступился вдруг, 
и никто не подал руки,
с небес заплачет твой лучший друг
слезами собачьей тоски…
 
Поэта часто обуревает неуверенность и определенный скепсис. Что же набивать шишки, нам не в новинку:
 
Иди вперед! Забудь о пустоте,
Она – внутри, а мир большой снаружи,
и если ошибешься в темноте,
ты упадешь в простор не глубже лужи…
 
Часть заканчивается на оптимистической ноте, я бы сказал, обещанием и определенным гимном самой себе, свободной и творческой личности:
  
Я поднимусь над суетой
лишь взмахом рук,
над той невидимой чертой
где нет разлук…
 
Откроем вторую, судя по совпадению названий, главную часть книги. Любовь, любовная лирика сочатся из этой части, как если бы вы вдруг раскрыли очень спелый, сладкий арбуз:
 
Когда ты не рядом – кончается свет,
Приходят и ночь и дождь.
Жду как подарка цветной рассвет,
в котором ко мне придешь.
 
Адресатами стихотворений поэта становятся близкие и любимые люди, родные, например, дочка:
 
Что на тебе сейчас надето?
Какая лента в волосах?
Моя прекрасная Джульетта,
кого сегодня видишь в снах?
 
Но поэт не ограничивается своими современниками и родственниками. Не менее последних она любит ушедших гениев – Моцарта:
 
Звучала музыка, звучала,
луну, как лодочку качала,
звучала музыка, звучала,
как жизни главное начало
 
ушедшую страну – Россию:
 
Слава Богу, дано летать
под этим небом синим,
любить надеяться и ждать
и вспоминать Россию
 
прошедший день:
 
Красный язык заката
слизывал пену дня,
может и виновата –
не удержать тебя
 
даже свою собаку:
 
Ты одна так преданно молчишь,
словно тайны все на свете знаешь,
только вздохи нарушают тишь.
Ты давно как человек вздыхаешь.
 
От этой своей бесконечной любви ко всем, ко многим поэт буквально задыхается, доходит до предела:
 
Все что захочешь – возьми у меня!
Бессонные ночи, истерику дня,
краски рассвета, дыханье залива –
все, что поэту так необходимо.
 
Перейдем теперь к третьей части книги под названием «Ночей бессонных мука…». От частных проблем любви и персональных отношений поэт обращается к философским проблемам психологии творчества и стихосложения:
 
… мысли живут без меня прекрасно.
Собираются в строчки,а дальше в книгу,
тоскуют по уходящему в бездну мигу,
ждут праздника лета, потом дождей,
разных судеб, страстей и лиц,
на хрупких крыльях – лишь прах страниц.
 
Или другое:
 
В поэзии фантазия живет.
Сегодня – кошка, а вчера – волчица.
Метафоры волнительный полет
вдруг заполняет чистые страницы.
Плетет свои цветные кружева
разнообразным солнечным узором,
переплетая мысли и слова
перед моим недоуменным взором…
 
Затем от размышлений о философии творчества поэт переходит к раздумьям о смысле жизни:
 
что толку горевать,
давно познало тело
науку выживать.
Под тяжестью согнулась,
нет сил идти вперед,
а где-то чья-то юность
опять в кредит живет. 
А за окном – скворечник,
и лето впереди,
поговорим о вечном
в конце пути…
 
Позабыл представить нашего поэта, как сильного, в прошлом, шахматиста. Четвертая часть книги «Размышления» зачинается с некоей «шахматной» партии, в которую бывает иногда «втянута» жизнь обыкновенных людей, вовсе не шахматистов:
 
Ферзей, Коней и Королей,
заметных и не очень,
снимают с шахматных полей,
как Пешек, между прочим.
Будь хоть Ферзем,
хоть Пешкой будь,
пусть на тебе корона –
ты все равно закончишь путь
в коробке из картона.
 
Конечно дело не в шахматах, дело в отношениях людей, которые, увы, не всегда развиваются по восходящей линии:
 
Когда уходят главные слова
и губы холодеют от досады –
кончается привычная глава
и с этим просто примириться надо.
 
Однако, призывает поэт, не надо отчаиваться – все в жизни повторяется, идет по кругу:
 
Вы, мне идущие навстречу,
 куда-то мимо,
не видите, как тает вечер
в волнах залива,
как меркнут звезды в поднебесье,
туман ложится,
когда умру я и воскресну –
все повторится…
 
Размышления поэта о жизни продолжаются, переходят на новую, более высокую, философскую ступень, приходя к довольно жестким по отношению к себе выводам:
 
Все что имеет начало,
имеет, увы, конец…
Корабль стоит у причала –
дальних морей гонец.
Мой же маленький парус
открыт попутным ветрам.
А, может быть, я останусь…
Зачем я такая там?
Упрямая, непокорная,
несущая ерунду,
обычная баба вздорная
с обидою на судьбу…
 
Или в другом месте:
 
Забудь о том, что душа парила,
о том, что кто-то дарил полмира.
Сегодня скупо в моей тарелке,
и мысли гадки, и чувства мелки.
Друзья уходят, не попрощавшись,
закончен пир, так не начавшись…
  
Однако дождь всегда кончается, ветер стихает, всегда, каждый день, наступает рассвет:
 
О чем сегодня шепчет ветер,
гуляя за моим окном?
Рассвет так долгожданно светел
и полумрак покинул дом.
Я знаю – грусть моя напрасна.
Проходит все. Пройдет и это.
Но проступают чем-то красным
слова в тетради у поэта.
 
Поэт Инна Костяковская живет в Израиле, в городе Хайфа, про который говорят, что он работает, когда Иерусалим молится, а Тель-Авив веселится. Эти впечатления от работающего города и описывает наш поэт, подъезжающий к городу, который стал ему родным:
 
Не трави меня своим дыханием,
сильный город, ты со мною груб!
Что ты мне ответишь в оправдание
черной дымки из гигантских труб?
Облака на небе – жутким месивом, т
олько это мне мешает жить,
может быть, тоска белье развесила
на ветрах приморских подсушить.
 
В пятой части, названной «Я разгоняю тучи», поэт обретает свой действительный космический голос, обращаясь к Земле, Миру и Космосу:
 
Выйти за грани света,
и далеко от Земли
из звезд собирать букеты
и их делить меж людьми.
Выйти и стать свободной!
От правил, любых клише
и от тенденций модных
дать отдохнуть душе.
Я разгоняю тучи,
черные тучи зла.
Сверху мне видно лучше –
значит, я мир спасла…
 
Или другая «Картина мира» (название стихотворения):
 
Печальна картина погибшего мира,
разбросаны кости последнего пира.
Цветок, что тянулся к свободе и свету
плывет по теченью в скорбящую Лету.
 
Однако такой глобальный подход не отвращает поэта и от мелочей жизни:
 
Все, что придумано мною – пустяк.
Так, мимолетная шалость,
так же кичится монетой бедняк,
что в старых штанах завалялась.
 
Или другое стихотворение: 
 
И я брожу по тем вагонам:
- Подайте, братцы!
Я – нищенка! И мне законно
здесь побираться.
Все потому, что не хотела
жить материальным,
душа, горящая вне тела
огнем сакральным…
 
Поэт обращается и к памяти ушедших талантливых современников (Ростропович, Вишневская), и вспоминает своих предшественников, образцов для себя, Марину Цветаеву, в частности, ее мотивы:
 
Где вы, сплошные дуэлянты
былых страстей?
Где ваши яркие таланты
минувших дней?
Вы, музыканты и поэты,
и мудрецы,
где ваши зимы, ваши лета
и где венцы?
 
В конце пятой поэтической части книги поэт умоляет свою музу и поэзию не уходить от него:
 
Поэзия, не уходи!
Не уходи, разгонит тучи
свободный ветер точных рифм.
Мелодией былых созвучий
всю серость мира победив.
 
В последней, шестой части книги «Все сильнее хочется жить…» поэт в некотором роде подводит итоги. Здесь очень много личных посвящений и обращений. Не будем гадать кто они – эти счастливцы Г.Ш., N.N., Ю.К. и другие. Мы можем только позавидовать им. Есть здесь также и прямое обращение к своему кумиру – Марине Цветаевой:
 
Сколько пройти должно зим и лет?
Ведь целого века мало,
чтоб притупить эту боль, поэт,
боль, что в себя ты впитала.
Я пред строкой твоей молюсь,
как пред иконой…
Ты, впитавшая боль и грусть,
смотришь Мадонной.
 
Но самая главная тема части – по-прежнему любовь:
 
Я сегодня бескрыла.
Одиночества лед.
Все, что в тебе любила,
завтра во мне умрет.
Запах, дыханье, руки,
голос твой, взгляд и смех –
я отдаю разлуке,
я отдаю навек.
Все у нас слишком сложно.
Целый клубок проблем.
Жить без тебя возможно,
только скажи – зачем?
 
Или так: 
 
Ты был главным причалом
в моей судьбе,
ты был важным началом
в моей борьбе.
Всегда многоточьем
в лучших моих стихах,
надежным и прочным,
изгоняющим страх.
Где былые порывы
строк летящих размах?
Тихо плакали лиры,
превращенные в прах…
 
Часть и вся книга заканчиваются словами – заклинаниями:
 
Все сильнее хочется жить.
Этот воздух хмельной пить.
Видеть блеск любимых очей,
помнить жар бессонных ночей,
обещать, исполнять, любить.
Все сильнее хочется быть…
Все сильнее хочется стать…
Облака руками достать.
 
Я же хочу вернуть, обратить к самой поэтессе ее слова, предназначенные для читателя:
 
Но, все-таки, дождись, придет пора,
на яркий свет слетится мошкара,
и ты забудешь одинокий ужин.
Пока ты есть. Пока ты жив. Пока ты нужен…
 
Дождитесь нас, своих настоящих читателей, дорогой и хороший поэт Инна Костяковская!
 
Ефим Левертов,
литературный критик,
Санкт-Петербург.