Николай ДОРОШЕНКО

Игорь ТЮЛЕНЕВ: " И ТОЛЬКО СЛОВО ВЫШЕ СВЕТА"

Поэзия Игоря Тюленева подобна творениям древних русских зодчих - без декоративной шелухи, но всегда с прочной, полной собственной красоты и гармонии, основой. Да и не могу я представить Игоря Тюленева кропотливо вытачивающим поэтическую строку в тиши рабочего кабинета. Он, как мне кажется, принадлежит к числу тех немногих поэтов, у которых градус вдохновения равен силе их любви или ярости. Потому-то и картина исторической обороны Москвы у Игоря Тюленева выглядит как фрагмент его частной жизни:

«Мчится в поле несметная сила.//Рвёт зубами Пегас удила.//Под Москвою спасает Россия//Золотые свои купола!» И даже созерцая Великую Китайскую стену поэт не погружается в отвлеченные раздумья о вечном, а говорит лишь о том, что у него болит:
«Я стоял у Китайской стены//И смотрел, как закат наступает. //Проболтали Москву пацаны.//Нашу речь здесь уже понимают».

Но это вовсе не то, что можно назвать гражданской лирикой или даже публицистикой. Это характер. И не лирического героя, а самого поэта. Вообще, Игорь Тюленев вполне успешно обходится без того лирического героя, который был введен в нашу поэзию романтиками как «художественный двойник», как «концептуальная правда авторского самообраза».
Вот его коротенькое стихотворение, которое может украсить самую взыскательную антологию русской лирики:

Жена, не пой: «Еще не вечер...»
Какие глупые слова!
Всяк знает - человек не вечен,
Как эти птицы и трава.

Обнимет смертная истома,
Как в детстве слипнутся глаза.
– Чуток посплю - аль я не дома!
– Поспи, родной, - вздохнет земля.

Но чтобы в лирическом стихотворении вот так довериться лишь собственной в полном смысле слова прямой речи, поэтом надо, видимо, родиться. Усердие и мастерство тут не помощники. Да и чтобы написать вот эту картинку, - «Тучи, как женские боты,//Мнут на лугах городьбу ...//Слышишь, гудят пароходы.//Месяц залез на трубу...» - нужно обладать свободой не концептуальной, а личностной.
А чтобы на листе бумаги рождались не только живописные и оригинальные рисунки родных пределов, а и вот такие эпические полотна:
«Лежала Волга рыбой в стороне,//Рассвет, как сокол на нее спустился.//0, Присно-дева! Я в монастыре//Пред ликом золотым Твоим молился», - нужно после рождения своего обнаружить свое «я» слитным со всеми реками и рассветами своего Отечества.
Я вчитывался в стихотворения Игоря Тюленева еще и пытаясь понять, что перенял он от Юрия Кузнецова, которого всегда называет своим учителем. И в стихотворении, написанном Тюленевым на смерть этого выдающегося поэта, я все-таки угадал неповторимую кузнецовскую интонацию. Но и понял, что у Кузнецова Тюленев учился не приемам стихосложения, а тому воистину мужскому чувству любви к Родине, которое только и дает ему право встать в шеренгу высокой русской поэзии и к своему учителю обратиться уже на равных: «Ты теперь в небесах высоко...//Гробят Русь, но она не распалась! //Только знай, что и нам нелегко,//Мало русских поэтов осталось...»

Николай ДОРОШЕНКО,
секретарь Правления Союза писателей России,
 директор издательства «Российский писатель»

Тюленев И.Н.
 И только Слово выше Света. Избранное – Москва: Редакционно-издательский дом «Российский писатель», 2012. – 336 с.