ВЛАДИМИР СПЕКТОР

* * *

В Освенциме сегодня тишина.

Не слышно стонов, выстрелов, проклятий

Хотя почти забытая война

Не выпускает из своих объятий

И тех, кто обживает небеса,

И тех, кто на земле еще покуда.

А память воскрешает голоса,

Которые доносятся ОТТУДА.

Они звучат сегодня и во мне,

Живые строки Нового Завета,

Где жизнь сгорает в бешеном огне.

За что и почему? – И нет ответа.

За что и почему? – Ответа нет.

Да и вопросы забываются с годами.

И, кажется, чернеет белый свет –

Под бормотанье: «Было, но не с нами…»

Потомки Геббельса – как сорная трава,

Напялившая незабудок маски.

И кругом – от неправды голова

В Нью-Йорке, и в Варшаве, и в Луганске.

Мол, там совсем не мучили, не жгли

В тех лагерях, где жизнь страшнее смерти.

Но стон доносится из-под земли:

Вы слышите: «Не верьте им, не верьте…»

В Освенциме сегодня тишина,

И не седеют волосы убитых.

Приходят и уходят времена

И, проявляясь на могильных плитах,

Бессмертны имена познавших ад,

И в небеса ушедших без ответа.

За что и почему? Они молчат.

И словно божий суд, молчанье это.

* * *
А в море под названием «война»
Есть остров под названием «любовь».
Там ночью канонада не слышна
И там под крик «Ура!»
не льётся кровь.
Там смерть невероятна, как вчера.
Там жизнь любви равна лишь
и верна.
И, если слышится там изредка
«Ура!»,
То лишь от поцелуев и вина.
Но волны все опасней и страшней.
И тает остров в утреннем дыму.
Я знаю – «на войне, как на войне…»
Но сердцем эту мудрость не пойму.  

*  *  *
Ах, как им нужен пулемёт,
Бегущим, стонущим, полураздетым…
Смеясь, их лупят бывшие соседи,
Кто палкой, кто хлыстом, а кто – с носка.
Уже дорога их недалека.
Ещё удар – и небо ждёт…
 
Ах, как им нужен пулемёт,
Стоящим над обрывом и над яром,
Где смерть – уже единственный подарок,
Где не спасает мамина рука,
Где лишь чужая ненависть близка.
И только небо молча ждёт…
 
Ах, как им нужен пулемёт,
Который бьёт, патронов не жалея,
Прикрыв собой всех, русских, и евреев,
Убитых и замученных, когда,
От крови стала мертвою вода,
Что вновь течёт. И небо ждёт.
 
Но не поможет пулемёт,
Когда уже и память убивают…
А это я на кладбище в трамвае
Приехал. И душа моя болит.
Родня моя - Иосиф и Давид,
Они все там, где небо ждёт.
 
Их не достанет пулемёт,
Который в сердце слышен днём и ночью.
Который память разрывает в клочья…
Героями заходят в города
Те, кто стрелял и убивал тогда…
И вновь чего-то небо ждёт.
 
  * * *
Убивали, стреляли, 
                  пытали и вешали
Лишь за то, что - не свой,
                  лишь за то, что – чужой.
И плевалась патронами 
                  ненависть бешено
В час, когда состраданье
                  вели на убой.
 
В муках корчилась совесть,
                   рыдало отчаянье.
Справедливость терпела
                   удары под дых…
Как сквозь годы, сквозь смерть
                   прорастало раскаянье.
Только ненависть снова
                   живей всех живых
 

* * *

Из-под снега выглянет асфальт –

Как лицо из-под белил.

Главного ещё я не сказал.

Хоть и много, вроде, говорил.

Всё старо, как прошлогодний снег.

Да и нынешний уже не нов.

Хоть и близким кажется успех –

Дотянуться не хватает слов.

Поищу их в письмах фронтовых.

Там про снег и про войну.

В лица дядей вечно молодых

Сквозь их строки загляну.

Снег в тех письмах – тоже молодой,

Лучшие слова – одни на всех.

Время между мною и войной –

Утрамбовано, как снег.

* * *

Не так уж много лет прошло –

И вот забыты печи.

Из пепла возродилось зло,

А пепел – человечий...

Отец, ты где на небесах,

В раю? А, может, в гетто?

Я знаю, что такое страх,

Здесь, на Земле, не где-то...

* * *

Неужто повторится

И всё начнется снова?

Одни и те же лица,

Всё то же – слово в слово.

Мгновения, как пули -

Семнадцать - восемнадцать…

Партайгеноссе Мюллер

Вновь просит нас остаться.

 *  *  *
О том же – другими словами.
Но кровь не меняет свой цвет.
Всё то же – теперь уже с нами,
Сквозь память растоптанных лет.
 
Растоптанных, взорванных, сбитых
На взлёте. И всё – как всегда...
И кровью стекает с гранита
Совсем не случайно звезда.

* * *
Проскочив сквозь беду и вражду,
Попадаю, незнамо куда.
Вдоль забытого неба иду.
Вновь навстречу – беда и вражда.
 
Снова слышится: так и не так,
В небе очередь. Стон, автомат.
Под рубашкой пробитой - сквозняк
И вражда – хоть вперед, хоть назад.
 
* * *
Памятник рукотворный, падая, видит небо.
В небе – свое отраженье, с вечными облаками,
Светлыми именами, эхом Бориса и Глеба.
Те, кто за ними – над нами и неизменно - с нами.

Не предавая память, небом наполнив площадь,
Памятнику просторно, даже когда невозможно
В эту беду поверить, да и понять не проще...
Бьют молотками, тянут через войну и таможню.
 
 * * *
Вечно тайный обоз желаний,
Продвигаясь, уходит в тень.
В небесах – ни границ, ни Германий,
Тень чужая, где все – мишень.

Тень чужая глаза неволит.
Воздух – будто сырой магнит.
И взрывною волной сквозь поле,
Как сквозь память, судьба летит…