Елизавета ХАПЛАНОВА


Его называли лучшим шахтёрским поэтом. Возможно, спустя годы, доживи он до седин, в нём успели бы разглядеть и глубокого автора с устоявшимся мировоззрением.

Но он ушёл рано, оставив после себя лишь несколько сборников, изданных в Донецке и Москве, несколько известных строк, за которыми не только личная судьба, но и душа, облик целого Донбасса…

28 октября 1930 года в Макеевке в потомственной шахтёрской семье родился Николай Степанович АНЦИФЕРОВ. Сегодня поэту исполнилось бы 95 лет.

Я работаю, как вельможа,
Я работаю только лёжа.
Не найти работенки краше,
Не для каждого эта честь.
Это – только в забое нашем:
Только лёжа – ни встать, ни сесть.

Эти строки знакомы многим, и уж точно каждому в Донбассе. Из них сразу становится понятно, что «вельможа» – это шахтёр, и уголёк он рубает в узком штреке, высота которого порой не больше метра… Молодой горняк макеевской шахты им. Батова знал, о чём писал, потому что прошёл эту подземную школу лично:

Я хочу сказать о земляках.
Может быть, получится коряво,
Всё-таки
Горняк о горняках,
Как могу,
Сказать
Имею право…

Когда Николаю едва исполнилось 11 лет, началась Великая Отечественная война, голод, разруха. И расстрелы мирных жителей, на которые приводили даже школьников. Среди этих детей был и Коля Анциферов. Позднее он написал цикл под названием «Оккупация», в котором особенно потрясает своей художественной документальностью стихотворение «Расстрел». Приведу лишь небольшой фрагмент страшного свидетельства, запечатлённого глазами ребёнка и строкой поэта.

…Офицер, молодой человек,
Идеальная внешность расовая,
Смаковал ростовский «Казбек»,
На ладони монетку подбрасывая.
Предложил, чтобы мы на портфели
(Дабы не простудиться) сели,
Осторожно — земля сырая!
Пожелав прожить по сто лет,
Элегантно достал пистолет.
Пленных вывели из сарая…

После войны Николай окончил ремесленное училище и работал на шахте электрослесарем. Первая его публикация состоялась 20 мая 1951 года в газете «Макеевский рабочий», позже – в «Комсомольце Донбасса». Донецкий журналист и друг поэта Анатолий Мартынов вспоминал: «Он принёс к нам в редакцию много грубоватых, но очень метких и точных шахтёрских словечек и выражений – из них и составлялся неповторимый шахтный «запах» его стихов».

Окончив вечернюю школу, Николай поступил в Литературный институт им. Горького в Москве, где его талант заметили и оценили Николай Тихонов, Ярослав Смеляков, Александр Твардовский, Николай Асеев. Евтушенко, публикуя стихи Анциферова в журнале «Огонёк», отмечал: «Сверкая яростно голубыми глазами, он читал нам стихи, утверждая великое подземное братство»...
А ставший Николаю близким другом мастер Литинститута Сергей Смирнов написал так: «Стихи Николая Анциферова похожи на куски антрацита, в которых сконцентрированы твердость и пламя, весомость и энергия», «В них светился огонёк юмора. В них присутствовала разговорная интонация и афористичность — неотъемлемые элементы сочной народной речи…». Кстати фразеологизм «В белых тапочках и в гробу», который использован во всенародно любимом фильме «Бриллиантовая рука», ушёл в народ из иронического стихотворения Анциферова «Крещение». По сюжету молодой шахтёр после производственной ссоры в забое в сердцах представил своего начальника-бригадира в гробу в белых тапочках. Их размолвка была недолгой, и уже вечером они помирились.

...В короткой биографии Николая Анциферова ярким росчерком выделяется его встреча с Жаном Полем Сартром. Француз-философ в Москве знакомился с советскими писателями, в том числе посетил Литературный институт. Он внимательно всматривался в лица студентов, пока ректор вуза одного за другим представлял их, приглашая выступить. И почти каждому Сартр задавал единственный вопрос: - Почему вы решили стать поэтом? И в отет слышал: быть полезным своему народу, служить Родине, хочу воспеть руки рабочего класса… Сартр скучал. Пока не вышел Анциферов и не рубанул своего «Вельможу». Француз встрепенулся: - С тобою всё ясно, юноша! Ты здесь находишься по причине таланта. Талант и только талант может воспеть свою родину... Надеюсь, это ты тоже понял!? - перевели «вельможе» слова Сартра. Анциферов засмеялся: - Я захотел стать поэтом, потому что знаю: девочки поэтов любят. Жан Поль Сартр вскочил со своего места, обнял шутника и произнёс: - Из тебя выйдет поэт. И - большой! Как твоя фамилия? Я буду следить за тобой...

Когда я выхожу из-под земли,
так улыбаюсь солнцу, будто с ним
не виделся сто тысяч лет и зим,
и вдруг увидел, выйдя из земли.
Домой я мимо кладбища иду.
Я воздух пью — и не могу напиться.
На нашем кладбище, как в городском саду:
цветёт акация, насвистывают птицы…
«Привет, ребята. Я опять в гостях», —
скажу, сняв кепку, холмикам могильным.
И под акацией с травинкою в зубах
усну беспечным, молодым и сильным.
Я час просплю. А может быть, все пять.
Меня разбудит родственница чья-то
и скажет, что наклюкался опять,
что ничего не дорого, не свято…
Вы, люди-судьи, не всегда правы:
я пьян не от бутылочного зелья —
я опьянел, придя из подземелья,
от свиста птиц, от зелени травы…
Но я перечить женщине не стану.
Я виноват. Я извинюсь. Я встану.
Уйду, не поднимая головы.
А завтра выйду из земли,
так улыбаясь солнцу, будто с ним
не виделся сто тысяч лет и зим…
(«Я солнцу рад»)

По окончанию института Анциферов пришёл работать заведующим отделом поэзии в ещё молодой журнал «Москва». Первый, сигнальный экземпляр, в котором среди членов редколлегии стояло его имя, он привёз в родную Макеевку. Сюда он приезжал часто, встречался с друзьями из городской газеты «Макеевский рабочий», читал им самые новые стихи, которые не печатала еще ни одна машинистка, но зато на утро они уже выходили в свежем номере «Макраба».

ДАЙ, ТОВАРИЩ, ЗАКУРИТЬ
Горняку без этой фразы
Дня, пожалуй, не прожить,
Только выехал и сразу:
- Дай, товарищ, закурить.
У него в костюме, в бане
Папиросы есть в кармане.
Но вот в том-то и секрет,
Что при нем сейчас их нет.
Как положено, на славу
Потрудился нынче он,
Сверх задания из лавы
Угля дал немало тонн.
И ему в минуту эту
После смены трудовой,
Закурить милее нету
По дороге к ламповой,
Ведь поверьте, что шахтеру -
Будь он старым, молодым -
Слаще меда в эту пору
Папиросы горький дым.
Если только что из штрека,
То приятнее «Казбека»
Для него табак любой -
И «Ракета», и «Прибой».
Он затянется - аж охнет -
И секунду-две - молчок,
От души потом причмокнет:
- Ух! Вот это табачок!
И дымок, что след ракеты,
Плавно пустит к небесам.
Некурящий, видя это,
Закурить непрочь бы сам.
И скажу я в заключенье,
Что вошла в шахтерский быт
Фраза важного значенья:
«Дай, товарищ, закурить!»

МОЛЧАНИЕ-НЕ ЗОЛОТО
В небе бледным полукругом
Обозначена луна.
Мы сидим вдвоём с подругой.
Я молчу, молчит она.
Тишина. Лишь вентилятор
Тянет песню, как пчела...
Я не важный агитатор,
Да ещё в таких делах...
Хорошо в кино, в романах...
Там влюбленным благодать -
Не искать слова в карманах,
Мне ж - в кармане не достать.
У меня совсем другое -
Мысли роем по углам:
Ну, как встречу- все открою.
Только воз и ныне там.
Ведь поверьте, что при встрече
Я лишаюсь дара речи.
- Что ж, - промолвишь на прощанье.
И она ответит:
- Что ж...
-До свиданья...
-До свиданья...
Нет, товарищи, в молчанье
Вряд ли золото найдёшь.

УГОЛЬНАЯ ПЫЛЬ
Она полезна ли, вредна ли-
О том пусть думают врачи.
Еще в пеленках мы узнали,
Что пыль, конечно, не харчи.
Но под землей ее вдыхая,
Совсем не думаем о том,
Что - ах, какая пыль плохая!
Что с нами станитца потом.
От пыли мы страшны как черти
Но на здоровье жалоб нет.
Не знаю точно - сколько лет,
Но будем жить
До самой смерти!

Николая Степановича Анциферова не стало 16 декабря 1964 года, когда ему было 34 года. Похоронен на Ваганьковском кладбище.
Его близкий друг, поэт Николай Рубцов посвятил его памяти одно из лучших своих стихотворений, в котором переплелись пронзительные чувства и печальное предвидение:

ПАМЯТИ АНЦИФЕРОВА
На что ему отдых такой?
На что ему эта обитель,
Кладбищенский этот покой -
Минувшего страж и хранитель?
- Вы, юноши, нравитесь мне! -
Говаривал он мимоходом,
Когда на житейской волне
Носился с хорошим народом.
Среди болтунов и чудил
Шумел, над вином наклоняясь,
И тихо потом уходил,
Как будто за все извиняясь...
И нынче, являясь в бреду,
Зовет он тоскливо, как вьюга!
И я, содрогаясь, иду
На голос поэта и друга.
Но - пусто! Меж белых могил
Лишь бродит метельная скрипка...
Он нас на земле посетил,
Как чей-то привет и улыбка.

Увы, стихи оказались пророческими. Будто воистину на голос поэта и друга ушел вскоре из земной жизни и сам Николай Рубцов.

НА ЭТОМ ДОМЕ
На этом доме не прикрепят
Мемориального квадрата.
Прохожего не бросит в трепет
Напоминанье, что когда-то
Здесь жил шахтер:
Слова и даты.
Подумаешь, какая драма!
Я как шахтер не претендую,
Чтобы расходовали мрамор
На пустяковину такую.
И горевать об этом нечего.
Шахтер не мастер сыпать жалобы.
Не надо нас увековечивать,
А не забыть
Не помешало бы!..

__________________________________

Ведущая рубрики
Елизавета Хапланова