Ситуация сложилась сложная. Граждане Хватляндии требовали переизбрания правительства. Борьбу за место президента вели: Фридрих фон Шайтан, Фридрих фон Верходув и, наконец, Фридрих фон Кабы.

- Нынешние выборы для меня – это война трех Фридрихов, - любил повторять своему закадычному другу Базилю Нимфодор.

Ну а сейчас, в конфиденциальной беседе, понизив голос, он говорил фон Гранату с добродушной ухмылочкой:

- Нет, фон Кабы я в расчет не беру. Он, пожалуй, лучше других выглядел бы в кресле премьер министра. Внешность у него для этого самая подходящая. И честолюбия достаточно. Одно плохо - он авантюрист по натуре. Авантюрист и интриган. Вероятно, без этих качеств правителю не обойтись, но нужно же иметь и чувство меры! А как раз этим-то бедняга фон Кабы не обладает. К тому же,  не имеет он и никакого политического веса.

- Веса, он, действительно, не имеет, - отвечал на это легкомысленное замечание разумный фон Гранат, - зато располагает большими средствами. Его папаше принадлежат все заводы термопластики в Хватляндии. И фон Кабы пользуется папашиными деньгами, подкупая друзей и врагов.

Действительно, за кресло премьера шла борьба не на жизнь, а на смерть. Все три Фридриха были весьма предприимчивы. Впрочем, каждый по-своему.

Грозный фон Шайтан, глава партии Древконосцев, подкапывался под своих противников неординарными способами, сея между ними вражду. Пользуясь тем, что между всеми ними царило неприкрытое недовольство.

Как председатель партии Наконечников, фон Верходув считал себя хранителем нравов Старой аристократии. В отличие от партии Наконечников, партия Древконосцев тяготела к Новой, Реформированной аристократии.

И следуя идеологии Старой аристократии, фон Верходув считал, что президентская должность должна переходить по наследству от отца к сына. Ну в крайнем случае, от дяди к племяннику. Как до сих пор и происходило в славной стране Хватляндии.

Но, как известно Редрик фон Жруанвиль запятнал свое имя политика. И было бы просто нелепо выдвигать его кандидатуру на нынешних выборах. Впрочем, фон Верходув не слишком горевал по этому поводу, ибо выдвигая свою кандидатуру, он полностью соблюдал предпочтения своей партии, так как приходился Редрику двоюродным братом.

Между тем, Фридрих фон Кабы возглавлял партию Серединщиков, которые горели черной ненавистью и к Старой аристократии, и к Реформистам. Серединщики предлагали народу идти посередке. Впрочем, четкой линии поведения у них не наблюдалось. А вся их, так называемая политика, сводилась к яростной критике как Древконосцев, так и Наконечников. Что, однако, не убеждало народ. Их и держали-то в правительстве, чтобы сталкивать лбами ненужных людей.

-  Ну, а как идет подсчет голосов для фон Шайтана?

-  Неплохо, господин советник, неплохо.

Оба думали, что фон Шайтану лучше было вовсе не выдвигать своей кандидатуры, ибо страну развалил все-таки он. Все остальные только помогали в этом нелегком деле.

Но глава Древконосцев, так, видно, не считал. Потому, что не только выдвинул свою кандидатуру на выборы, полностью игнорируя то, что выборы происходили как раз для того, чтобы сместить с должности его, Фридриха фон Шайтана.

- Есть ли какие-нибудь новости? – поинтересовался фон Борофф, раздумывая над этим над всем.

- Никаких, - радостно доложил маркиз и с довольным видом принялся пощипывать ус. - Нашему другу сенатору фон Верходуву так и не удалось собрать Совет, чтобы назначить срок перевыборов.

Фон Борофф громко высморкался. Засопел.

-  Это хорошо, - прогнусавил он. - Как вам это удалось, маркиз?

-  Да изрядно пришлось потрудиться, советник.

- Благодаря вам, любезный маркиз, у нас теперь есть оружие против всех кандидатов. Даже против нашего собственного, - и он довольно хрюкнул, что должно было, видно, обозначать смех.

- Недешево обошлись нам эти документы. Перед моим отъездом вы дали мне тридцать миллионов хвателинов. И как видите, я вернулся с пустыми карманами.

И маркиз раскинул руки, как будто приглашал шефа заглянуть в его пустые карманы. Фон Борофф не повел и бровью.

……

В кабинете Лени Ленивцца стоял запах старого Вравеля. Пропыленные книжные полки распространяли особый аромат воска и мышиного помета. Старинная массивная мебель, невесть как сохранившаяся, жила своей собственной, независимой от хозяев, жизнью.

В камине горел настоящий огонь - дорогое удовольствие в наше время. В глубоких креслах сидели новоиспеченный герцог Ленивецц и потомственный барон Зеро. Лакей в средневековом кафтане умело расставлял изысканные закуски на столике.

Новоиспеченный герцог ждал, когда слуга покинет кабинет, поглаживая седые моржовые усы. Он постепенно привыкал к своему новому титулу, дающему вес любому сказанному им слову.

- Надо признаться, что мы с вами были недостаточно прозорливы, барон, - добродушно заметил он, помешивая огонь в камине элегантными щипцами.

Обмениваясь столь мудрыми фразами, они попивали из своих стаканчиков драгоценный столетний бренди и согласно кивали друг другу головами. По-видимому, их основательно забавляла их собственная нерадивость. И корили-то они себя изящно, со знанием дела.

- Не желаете ли закурить?

- Благодарю.

Воистину, можно было предположить, что они находятся на вечеринке, а не на тайном заседании!

- Нас здорово надули, герцог, - не менее добродушно отозвался гость.

- Вероятно, нам следует радикально изменить стиль национальной политики. А ведь наша, стервляндская политика казалась мне самой правильной, самой гибкой и тонкой, - его массивное лицо с тяжелой челюстью благодушно улыбалось барону.

- К сожалению, наша политика была настолько тонкой, что переломилась под напором цинизма новых аристократов от сохи, - поддакнул Макси Зеро.

Ленивецц быстро стрельнул испытывающим взглядом по барону. Новоиспеченные аристократы всегда очень болезненно воспринимают напоминания о своем происхождении. Еще недавно он, Лени Ленивецц, с яростью доказывал, что аристократов никогда не существовало в природе, и они есть плод воспаленного мозга дегенератов.

Но целую неделю назад кесарь Стервляндии посвятил Ленивцца в рыцари за особые заслуги. И с тех самых пор взгляды Лени на аристократию резко изменились. Несмотря даже на то, что «особые заслуги» обозначало попросту, что все правительство Стервляндии было должно Ленивццу космические суммы, а отдавать долг назад не собиралось.

Между тем, Лени так успел за эту неделю проникнуться благородством своего титула, что любое неблаговидное замечание о дворянстве, наполняло его священным негодованием. Вот и сейчас он с подозрением глядел на Зеро и думал, не умаляет ли барон его, Ленивцца, авторитет.

Но Макси правдиво глядел в глаза своему приятелю, и, казалось, не помнил, кем был Ленивецц еще неделю назад. К Лени тут же вернулось благодушие.

- Я был против заселения северных народов на территории Хватляндии с самого же начала. И я был прав, - сказал герцог, щурясь на огонь. - Мы ничего не добились, заселив жителями Побережья, кровными врагами хватляндцев их земли. В конце концов, они-таки начали движение против Курвиля, требуя возвратить им, а вместе с ними, и всему Северу независимость.

- Представить себе страшно, что я сам вооружал этих бандитов, - с удовольствием раскуривая сигару, заметил барон. - А теперь они выступают против Стервляндии на стороне Хватляндии. Говорят, их объединило общее несчастье.

- Я растерян, - признался герцог. - Еще бренди? А тут, к тому же, эти птеродактили, которых Хватляндцы упустили из лабораторий, быть может, грозят и нам. Если, конечно, их не изобрели специально для того, чтобы погубить Стервляндию.

- Из-за этих проклятых динозавров, я потерял уйму денег. Все мои заводы стали пристанищем птеродактилей, - покачал головой барон. - Надо сознаться, дорогой герцог, что по вине этих птеродактилей, мы в одно мгновенье потеряли первенство в мировой политике.

Лени Ленивецц оскалил ровные желтые зубы, то ли огрызаясь, то ли улыбаясь. Его глаза, упрятавшиеся в складках дряблых век, осветились вдруг хитрой усмешкой.

- Я думаю, мы еще кое на что способны, - улыбнулся он. - Я думаю, еще есть время заняться Севером.

Он выпустил изо рта кольцо дыма. Полюбовался на него минуту. И продолжал, упиваясь своей прозорливостью.

- Самоопределение - священное право народа. И мы оказались бы недостаточно либеральными, если бы не помогли новому канцлеру Севера конкретизировать его обоснованную претензию к Хватляндии. Кто-то… я не помню точно кто, сказал: разделяй и властвуй. Поддерживая оружием канцлера, мы, таким образом, отделим Север от Побережных провинций.

- Значит, война? - мечтательно улыбаясь, спросил барон. - Ах, если бы вы знали, герцог, как мне ненавистна война!

- Так же, как и мне, - откинувшись в огромном кресле, герцог благодушно кивал головой. - Но Север вошел в историческую стадию, когда избежать войны просто невозможно. И мой внутренний голос говорит мне, а вы знаете, что мой внутренний голос, никогда еще не ошибался, что на Севере вспыхнет восстание в самом начале лета.

- Вы гений, герцог! - с умилением глядя на Ленивцца, произнес барон. - Это вы здорово придумали! Война призвана исправлять ошибки политиков.

...................

Небо было черным. Звезды - золотыми. А с подсохшего Сонного Пути смотрел вниз, на двух непримиримых врагов строгий лик луны.
«Предатель!» - шепнула министру луна.

И слово было подхвачено ветром, пронеслось над бунтующим городом, залезло в печные трубы, распотрошив золу. Вырвалось с дымом и вошло в легкие толпы, собравшейся перед премьерским дворцом. Прохожие закашлялись, пытаясь очистить дыхательные пути, но слово осело там черной горечью.

Могут ли быть разумными инстинкты? Ведь инстинкты – это то, что у нас еще осталось от животного. Вот добродетель – это у нас от повелителя Вселенной. Но, как раз все, что у нас есть от повелителя Вселенной, многим как раз более всего и противно. И массы тянут за собой все стадо людское, которое должно было бы биться за все, что в ней еще осталось от человека. Однако, как это ни странно, массе - человеческое не нужно, а хочет масса вернуться назад, в пещеры.

В пустом гулком коридоре психиатрической клиники было темно. За окнами вся страна тоже погрузилась во мрак. И только лучи лазерных автоматов время от времени прошивали темноту. Настырными пчелами гудели голоса уличных демагогов. На центральных улицах стада молодчиков в капюшонах били витрины чужих магазинов, увлекая за собой толпу. Вот уже шесть месяцев никто не работал. А жить становилось, к всеобщему удивлению, все хуже.

Профессор фон Стрикт шагал вдоль и поперек своего кабинета. Отчаяние, злость, ярость сменяли друг друга в его сознании. Он ждал развязки. Вдруг, за дверью его кабинета раздалась странная возня. Послышалось неприличное ругательство. Главврач решительно схватился за лазерный наган. Дверь распахнулась.

На пороге выросла странная конструкция. Секунда, и конструкция оказалась в кабинете. При этом нижняя ее часть неподвижна, тогда как верхняя часть извивалась. Профессор остолбенел. Зажегся ручной лазерный фонарик.

- Доктор, - в восторге закричал знакомый голос. - Вот оказывается вы где! Времени нет на объяснения… Вот… оставляем вам это…

И Базиль фон Зайкинн, ибо это был ни кто иной, как он, пыхтя и отдуваясь, сбросил со своего плеча тюк. При падении, тюк издал странный квакающий звук.

- … вместо этого.

И он осветил другой извивающийся тюк. Из темноты так же вырисовался курносый нос, тройной подбородок и отвислая губа его неразлучного друга - фон Бороффа.

- Все! Это можно утаскивать обратно в 13 палату, - и Нимфодор указал фонариком на тюк, лежащий на полу. - Она, как раз, только что освободилась.

- Да что тут у вас происходит?! - приходя в себя, закричал профессор. - Вносите людей, выносите. Это просто самоуправство какое-то!

- Да не обращайте вы на нас внимание! - ляпнул фон Зайкинн.

- Это совет? - рассвирепел фон Стрикт. - Вы советуете мне, главврачу психиатрической клиники?! А если меня завтра потребуют отчитаться в передвижении вверенных мне больных, что я отвечу?

- А шо, разве надо говорить? - удивился Базиль. - Вместо одного психа, покажете им другого. Разве между психами есть существенная разница? Главное в вашей больнице - это комната. А кто в ней сидит - не важно.

Фон Стрикт задохнулся от подобной наглости.

- Важно, не важно - решать не вам! Сделайте милость, распишитесь в книге приходов в получении товара, то бишь, больного!

И включил фотогенную лампу на своем письменном столе.

- Ах, доктор, страна горит синим пламенем, а вы задерживаете нас никому не нужной бюрократией! - высокомерно отозвался советник по Особо Секретным Делам.

- Горит? - выглядывая из окна, спросил главврач. - Не вижу ни пламени, ни копоти.

- То, что происходит, доктор, хуже, чем огонь, - задыхаясь от тяжести давящей на его плечо, прошелестел фон Борофф. - Понимаете, динозавры, которых клонировал господин хороший, - и высветил тюк, брошенный посреди комнаты, - вырвались каким-то образом из лаборатории и жрут всех, кто попадется им на глаза. Потому вот этот господин, - высвечивая свою ношу, - призывается спасти страну.

Профессор подумал немного, переваривая информацию.

- Ну, сначала, вам придется, все-таки, спасти меня, а уж потом - всю страну, - и он протянул им канцелярскую книгу.

Советники шумно пыхтели, пытаясь понять, чего хочет от них этот зануда профессор. Наконец, до Нимфодора дошло значение слов фон Стрикта.

- Ах, - вскричал он, в сердцах, - каждый в этой стране думает только о своем комфорте! Сейчас-то мне понятно, почему нам не удается продвинуться вперед.

Щеки его тряслись в праведном гневе.

- Базиль, - закричал он, будто бы его коллега был глух, - сделай шаг вперед! Напишу доктору пару ласковых в его книгу.

Яростно балансируя жирным телом, Нимфодор высвободил руку и накалякал что-то в канцелярской книге.

Между тем, тюк пришел в движение и замычал, извиваясь. Нимфодор чуть было не упал. Рискуя потерять почву под ногами, советник зло боднул тюк твердым лбом.

- Все, уходим! - коротко приказал он Базилю.

И, высветив в темноте дверь, они поскакали галопом вон, унося заветный тюк.

В жизни нет ни хорошего, что было бы хорошо само по себе, ни плохого, что было бы плохо само по себе. А есть в жизни только жизнь.

Птеродактили, упущенные из лаборатории, разбрелись по городам и селам Хватляндии и принялись питаться зазевавшимися хватляндцами.

В стране царил хаос. Сердце человечества сделало перебой. Электронная почта перепутала содержание посланий и адресатов. Видеотелефон, как сумасшедший, мелькал экраном, соединяя и разъединяя абонентов по собственному желанию.

Все ругали всех.

Страна пребывала в истерике. Атомные поезда сошли с рельсов и поскакали по кочкам, давя прохожих на улицах, сталкиваясь с другим транспортом, а порой, просто валясь в пропасти.

Авиотакси безбожно нарушали правила движения. И сталкиваясь, падали с неба, как подстреленные перепелки.

Правительственные аппараты кудахтали, как куры, предвещая конец света. Премьер взволнованно ходил из угла в угол. В стране творилось нечто невероятное. На него налегали новые советники-стервляндцы, требуя предпринять какие-нибудь шаги. И к тому же куда-то запропастились фон Зайкинн и фон Борофф.

Отодвинув занавеску, премьер следил за гражданами своей страны беспечно разносящих чужое добро. На лице его - не то улыбка, не то - оскал.

- Но куда все-таки запропастились эти чертовы советники? - спросил он себя в сотый раз.

И в сотый раз не получил никакого ответа.

- Что это вы мне притащили? - заорал премьер.

На лбу его забилась, запульсировала поперечная жила.

- Как вы велели, принесли вам Спасителя человечества, - сделал попытку объяснить советник по Крайним Случаям. - Вся страна его ищет, и только мы его нашли.

Премьер с явным недоумением уставился на своих советников. Тишина стала невыносимой. Тогда Нимфодор решил внести ясность.

- Утерявшийся Диагор, господин премьер, - важно заявил он. Но видя, что и теперь остался непонятным, шепотом пояснил. - Ученый.

Премьер продолжал смотреть на них в недоумении. Углы его прямого рта натянулись, как струны. Желтоватое лицо - тупо обращено на тюк.

Фон Борофф мгновенно принял решение. Нагнувшись, он открыл тюк. Ослабил веревки. И оттуда появилось голова растрепанного и раскрасневшегося Диагора. Ученый зажмурился на свет фотогенной лампы. И, видя, что никто и не думает его освобождать, сам принялся ослаблять веревки, которыми был повязан.

- Где это вы его нашли? - начиная что-то понимать, спросил фон Шайтан. И не дождавшись ответа, махнул рукой. - Потом, потом объясните. Сначала будем спасать страну.

Между тем, Диагор понемногу пришел в себя.

- Вы уверены, что «потом» настанет? - поинтересовался он. И поднялся на ноги. - Из всего, что я слышал, находясь там, - и указал на пустой тюк, - я догадался, что последствия эксперимента Фотиса развиваются бесконтрольно.

Премьер вытащил сигару. И закурил.

- Страну необходимо спасать! - заявил он, выпуская дым из ноздрей.

Фон Зайкинн решил, что пора бы ему вмешаться.

- Птеродактили разбрелись по всей стране, - объяснил он Диагору. - Съели, все, шо могли съесть. И только оттого, шо объевшись, они прилегли соснуть на часок-другой, мы смогли принести вас из… хм…оттуда…ну…

И растерявшись, взглянул на Нимфодора, прося глазами помощи.

- Оттуда, где мы, собственно, и нашли вас, - важно отозвался фон Борофф.

Диагор обжег их презрительной улыбкой.

- Значит, вы погубили страну и хотите, чтобы я ее спасал? - спросил он. - Нет уж, на этот раз предлагаю вам приготовиться к смерти! Этот раз ничем не хуже, чем любой другой. Во всяком случае, вполне удобный лично для меня.

Он стоял посреди комнаты. Руки скрещены на груди. Глаза метали молнии.

- А я вот предпочитаю со смертью немного подождать, - вызывающе заявил премьер.

И очень довольный собой выпустил облако тяжелого ароматного дыма.

Но более всего, казалось, ситуацией наслаждался советник по Крайним Случаям. Засунув руки в карманы серых, с блеском брюк, он ухмылялся и раскачивал свое худощавое тело с носков на пятки.

- А вам не приходило в голову спасти вашу супругу, уважаемый Диагор? - Вдруг заявил он, давясь смешинкой.

Нимфодор замахал на него руками за спиной Диагора, призывая Базиля к молчанию. Но тот, по всей вероятности, уже забыл, что премьер ничего не знает об их манипуляциях в психиатрический клинике. И уже готов был продолжать.

- Мы тут беспокоимся о судьбе всей страны, - поспешил исправить Базиля Нимфодор.

- Как, разве Катарина в опасности? - тут же отозвался ученый, поймавшись на удочку советника по Совершенно Секретным Делам. - Ах, что я несу, дурак этакий! Где она? Я должен ее видеть!

В воздухе повисла неловкая тишина.

- Увидите, когда все закончится, - первым приходя в себя, заявил ему фон Борофф.

- Естественно, закончится, - горько отозвался Диагор. - Вот только как?!

- А вот это уже, голубчик, в ваших руках, - с апломбом заявил ему фон Шайтан.

Кто-то, а премьер министр никогда не лез за словом в карман. На то он и был премьером.

- Интересная постановка вопроса! - разозлился ученый. - Что вы, все-таки, за существа, политики? И где вы слова-то нужные всегда находите?

В ответ премьер только довольно хмыкнул.

- Давайте вернемся к нашей теме! - решительно предложил премьер. - Как можно остановить динозавров?

Диагор молчал. И зло только покусывал ус.

- А давайте, бросим на них атомную бомбу! - не выдержав более, выкрикнул Базиль. Ибо ему показалось, что его героическую фигуру не замечают уже более пяти минут.

- Потому как пули их не берут, газ не травит. Видно, Фотис перемудрил с их генетическим кодом.

И снова забываясь, укорил Диагора:

- Помогли бы ему вовремя, когда…

- Ну, все мы хорошо знаем Фотиса фон Саботаж, - громко и властно перебив друга, заявил Нимфодор. И добавил доверительно, - обязательно он, паршивец, все изгадит.

За окном красным, зловеще косящим оком, поднималась луна, осветив напряженные лица спорящих.

- Атомную бомбу без разрешения Министра Всеобщего Вооружения мы бросить не можем, - резким голосом оборвал его премьер.

Поразмыслил немного.

- Ну, а он нам подобного разрешения точно не даст, - наконец, пришел он к неутешительному выводу.

- Да уж, шо не даст, то не даст, - подтвердил фон Зайкинн развязным тоном. - Потому, шо минут 15 назад был съеден птеродактилем.

И он важно ткнул пальцем в окно. Фон Шайтан выглянул наружу, словно желая удостовериться в том, что упомянутый министр не смешает его карт.

- Да зачем нам вообще разрешение? - не скрывая более насмешки, спросил Диагор.

Он бы с удовольствием плюнул в эти откормленные, довольные физиономии. Ненависть лилась из его глаз. Затапливала неуютный кабинет. Висела в воздухе тяжелым облаком.

- Бросим атомную бомбу и конец, - подвел итог своим мыслям Диагор. - Я вам гарантирую: перемрем все, вместе с птеродактилями. Некому будет с нас и разрешения спрашивать.

- Ну, уж нет! - возмутился фон Зайкинн. - Мы, к примеру, отсидимся в убежище. Там, небось, еды лет на сто имеется.

- А над кем я председательствовать стану в этом вашем убежище? Над двумя болванами?! - заорал вдруг оскорбленный в своих лучших чувствах премьер.

И обращаясь к Диагору, почти что попросил:

- Спасай страну, голубчик! Ну, подумай, поразмышляй!

- А что я, по-вашему, все это время делаю? - совершенно серьезно ответил ученый.

И забормотал себе под нос:

- Значит так, что мы знаем о динозаврах? Когда жили? Когда исчезли?

- В ледниковый период, - быстро пришел ему на помощь фон Борофф.

- Верно, - кивнул Диагор. - Значит, надо искусственно создать ледниковый период!

Решения всегда лежат на поверхности, надо только суметь их увидеть.