Елена РУНИ

Говорят, вот люди не меняются с годами. Врут. Я вот очень даже поменялась.
И дело не в килограммах, количестве зубов, цвете волос или лексиконе.
Дело в отношении к жизни.
Раньше ведь что думала, то и говорила. Правду матку в глаза. Ни под кого не подстраивались.
Утром на конюшне нерадивых холопов выпорешь, да не от злости, а в воспитательных целях, потом сядешь в дезабилье кофию выкушать и доклад управляющего разобрать. После пенки с вареньев снимешь, что бабы в саду варят, уроки девкам кружевницам да тонкопряхам задашь, чтоб на день хватило...
И на коня. И на охоту. А потом на кухню кабана так- на! Зажарить! Или на кого я охотилась? На зайца? Блин, мелко. На слона! Да!
Слона на кухню -на! Зажарить! Хобот морошкой нафаршировать!
Защитники леса пришли ? Из самой Индии? Нахер! На конюшню! Пороть! До радостных песен!
Обед. Сон послеобеденный. Для молодости. Секс оздоровительный. С заезжим полковником. С таким, что ещё не зашуган феминистками... И не боится тех, кто любит скакать, стрелять, командовать. То есть меня...
Вечером кадрили всякие, вечер званый. Платочек надушеный. Немного ружейной смазки на ем, так почти не видно. Веер пудрой пахнет. Ее, пудру, не забыть бы с сапог смахнуть. Охотничьих. Некогда мне переобуваться было! И так хороша!
Генералы толпятся. К ручке хотят.. А в ручке колчан со стрелами да лук семижильный. И нож охотничий. И ружжо аглицкое. А кто соревноваться? А кто в горелки? А кто щенков смотреть? Порывайка ощенилась. Нет. Не продаю. Меняю. На дилижанс. До Парижу хочу. Саблю выкупить. Булатную, что казак Дремов Иван Тимофеич, прапрадед мой, любовнице своей подарил французской, когда Наполеона гнал...
А когда слон сожран и шабли выпито, песен поем громко и романтично. Мороженое крем-брюле с ложечки кушаем. На ковре валяясь и подвигами ратными похваляясь. Корнет, влюбленный в себя, голову кудрявую на коленки мне положил. Мороженого хочет. В глаза смотрит ласково.
- Что,- говорю, -Фемистоклюс, боишься меня?
- Боюсь, -грит,- матушка, слов нет. Коленки трусятся.. отпусти ты меня Христа ради. Пойду женюсь на какой девке. Семью заведу. Поле пахать буду, пшеницу сеять. Деточки пойдут.
Устал я с тобой по войнам , по лесам да по болотам. И в Париж не хочу.
Выпил, собака, осмелел. Плачет. А я добрая. Индусы на конюшне поют весело. Порывайка лает радостно. Соловей затехкал в рощице. Полковник мой проснулся, зевает, в халате шелковом с кистями в зал выходит, ужинать велит подавать...
Генералы трубят, маршируют, рать собирают, дилижанс привезли вот. В Париж, грят, поедем, барыня.. Варенья пахнут сладко, празднично и по летнему. . Антоновка стучит об землю душистая- ажно сердце щемит...
- А идите вы все на х...уй, говорю вдруг светло и печально.
-Задолбали.
И сама ушла.
И очень изменилась.
Совсем.
Абсолютно.
Тихая стала, добрая. Домашняя. Не спорю не критикую. Не посылаю. Бутерброды пеку, вареники варю из варенья сама, на колбасу в холодильнике разве что поохочусь, когда все спят.
Мороженое возненавидела. Собак не завожу. Песен не сочиняю. Сериалы смотрю ночами. Или в больнице вот подрабатываю.. Сиделкой.
Старого полковника досматриваю. Доехал таки со мной. До Парижу. Тут и остались.
Могу спокойно рассказывать.
Ибо никто меня не узнает..
А вы говорите... Не меняются люди..
Конечно, меняются! Как я!

( А саблю прапрадеда таки выкупила. ;) Под диваном держу, в знамя полковое замотанную. На всякий случай).