Юрий Петраков
 

На излете перестройки в наше, прежде "закрытое", НИИ зачастили иностранцы. Среди них были и французы. Предлагали выгодные контракты. В конце концов, договорились вместе выпускать кассовые аппараты для розничной торговли. Причем, НИИ должен был делать алюминиевые корпуса, а французы — начинять их электроникой. Ну, а прежде чем ударить по рукам, решили, что НИИ делает три корпуса на пробу, после чего французы принимают окончательное решение.
В означенное время изготовленные образцы были представлены строгой зарубежной комиссии. Та долго что-то там вымеряла, прикладывала к ним то диковинные электронные штангели, то нутромеры. Наконец, самый главный француз, громко цокая языком и широко улыбнувшись, показал нашему директору поднятый кверху большой палец.
— Ну, что, по рукам? — обрадовано вздохнул директор.
Однако француз, явно, не спешил ставить точку под договором.
— Что вас смущает? — директор повернул раскрасневшееся лицо в сторону главного француза.
— Я хотел бы, господин академик, посмотреть на того, кто делал эти изделия. У меня есть повод считать, что их делали не у вас.
Директор удивился,
—Да что вы? Почему вы так думаете?
Француз немного замялся,
— Дело в том, господин академик, что на ваших станках такой точности получить нельзя! Я сам видел эти станки. Похоже, их вывезли еще по репарации из Германии.
—Ну-ка, позови мне Егорыча, — обратился директор к главному технологу.
Минут через десять в кабинет вошел смущенный Егорыч, фрезеровщик шестого разряда. Невысокий, чуть лысоватый, лет пятидесяти пяти, он проработал в этом НИИ более тридцати лет. И хотя все его образование составляло неполных семь классов, и был он не дурак выпить, фрезеровщик он был классный.
— Вот он говорит, что ты этого сделать не мог, — кивая на главного француза, обратился директор к Егорычу.
—Да как же так, не мог, — искренне удивился Егорыч, — да вы хоть у кого спросите.
— Он, он это сделал, — подтвердил слова Егорыча главный технолог.
— А на каком станке? — перебил его француз.
— Как на каком? На энтом, на самом, на своем!
— Да он же у вас старый и нужной точности не дает! — дружно залопотали остальные французы.
— Ах, ты про это. Ну, да, не дает! — заулыбался Егорыч, — но я к нему свое приспособление приделал. Теперь дает!
Чтобы убедиться в честности Егорыча, французы решили взглянуть на его станок. Долго ходили вокруг. Цокали языками. Наконец, главный француз обнял Егорыча и, вынув из кармана двадцатидолларовую купюру, торжественно вручил ему. Судьба выгодного контракта была спасена.
Под вечер Егорыч с сотоварищами на полученную двадцатку купили две литровых бутылки "Рояля", большущий батон варено-копченой колбасы и с "бородинским" хлебом, да под моченую капустку с малосольными огурчиками, дружно отмечали сдачу заказа. Весело подтрунивали над французами,
— Ну, и чукчи эти французы! За такую фигню, такие бабки отвалили!
А еще через пару месяцев контракт лопнул. И вовсе не по вине Егорыча. Просто-напросто закончился дармовой неликвидный алюминий, а на закупку нового, да еще по мировым ценам, денег у НИИ уже не было.

ТЕЛЕВИДЕНИЕ И РУССКИЙ ЯЗЫК

Как-то раз к нам в гости из Вологодской области приехал дядька моего отца. По-родственному мы звали его дедом Никитой.
Было ему далеко за восемьдесят. Всю свою жизнь он трудился, воевал и снова трудился, получив за это несколько орденов и множество медалей. Да еще право раз в году пользоваться бесплатным железнодорожным билетом в оба конца для поездок по России. Вот по этому праву он и решил погостить у нас в Москве.
За неделю пребывания в столице дед Никита побывал на Красной Площади и на Поклонной горе. Остальное же время просидел по-стариковски в мягком диване у телевизора.
Смотрел все подряд, явно стосковавшись по телеэкрану.
Как выяснилось позже, дома его старенький телевизор вышел из строя, а болтаться по соседям было недосуг — то огород надо вскопать, то за живностью походить, то просто не здоровилось.
Через пару дней я стал замечать, что дед Никита явно не понимает того, о чем говорят по телевизору.
Для того, чтобы убедиться в своей правоте, я переключил его на новостной канал, вещающий на английском, зная, что никакого английского дед Никита отродясь не знал. Но он продолжал смотреть новостную программу все с тем же интересом.
—Слушай, — спросил я его, — а как же ты смотришь телевизор? Ты же не понимаешь, о чем там говорят.
—А я вовсе и не слушаю. Я еще лет десять тому стал тугоухим, да и вижу я плоховато. А теперь вот и очки где-то дома подевал. Так и не найду до сих пор.
- Так ты, дед Никита, счастливый человек! Я вот и вижу, и слышу хорошо, но одного понять не могу — на каком языке они там разговаривают.
—Как это, на каком? — в свою очередь удивился дед.
— Должно быть, на русском.
— Должно то оно должно, да как бы ни так, — засмеялся я.
И стал называть ему наиболее употребляемые на сегодня слова: "консенсус”, "понты”, "креатив”, "паблик рилейшен”, "медиа-холдинг”, "рейтинг”, "мониторинг”, "дайджест”, "секс-шоп”, "индекс Доу-Джонса”, "спичрайтер”, "прайм-тайм” и прочие, и прочие, и прочие.
Дед Никита обалдело уставился на меня:
— Что, так и чешут?
— Да, именно так! — ответила я.
—А куда же смотрят правительство и президент? — спросил меня вконец удивленный дед Никита.
— А кто его знает, куда они смотрят! Может быть, туда куда надо, но поделать ничего с этим не могут.
—То-то я смотрю, по телевизору все больше не про нашу жизнь показывают, — продолжил дед Никита, — то взорвали кого-то, то забастовки да голодовки там всякие, то аварии, то с флагами какими-то чудными бегают, все кричат друг на дружку. Выходит, это американцы стараются. А я-то думаю, почему это фильмы старые стали редко показывать. Нет, чтоб побольше. Глядишь, и перестали бы собачиться по пустякам друг на дружку. А новых фильмов, значит, не снимают вовсе. Все деньги проклятые. Ни на что не хватает! — подытожил дед Никита и тяжело вздохнул.
А я не стал разубеждать его в том, что жизнь, которую показывают по телевизору, самая, что ни на есть нынешняя российская.
Только вот рассказывать о ней по-русски — язык не поворачивается.

САМОЕ ДОРОГОЕ

Дело было в застойные восьмидесятые. Может быть оттого, что в магазинах в ту пору, было хоть шаром покати, а в квартирах у каждого было чем поживиться, по Москве пронеслась долгая вереница квартирных краж. Брали самое ценное – золото, деньги, меха, хрусталь, двухкассетные магнитофоны.
Тогда-то и родилась у кого-то в моссоветовских головах идея организовать оперативные отряды по борьбе с этой напастью. Идею утвердили, и с той поры каждое мало-мальски серьезное предприятие стало ежедневно выделять в помощь милиции по десять - двенадцать здоровенных парней, которые должны были обходить дворы и улицы, осматривать чердаки и подвалы жилых домов. Словом следить за всем, что могло навести на грабителей и оперативно сообщать о своих подозрениях в милицию. Не знаю, принесло ли это какую-то пользу или нет, но кражи в Москве так и не прекратились. И я тому свидетель.
Дело было в районе Песчаной площади, на улице Куусинена. Когда-то там были построены первые жилые дома так называемого гостиничного типа. Чтобы было понятно, что это такое и с чем его едят, поясню. Подъездов в таких домах было по два на каждый и оба по краям. А между ними по этажам сплошняком шел длинный коридор, по обе стороны которого располагались входные двери в квартиры жильцов. В одну из таких квартир по сигналу соседей и направили нашу группу.
И без того ветхая дверь была грубейшим образом взломана. Типовой «английский» замок был попросту выбит плечом. Налицо была кража со взломом. Началось следствие. Нас пригласили в понятые.
Впервые я видел неприглядные последствия, в общем-то, рядовой квартирной кражи. Кругом валялось выброшенное из шкафов белье, одежда, какие-то бумаги. И все это вперемежку с рассыпанной крупой, сахарным песком и макаронами. В туалетной комнате зачем-то была снята крышка с бачка. Чем воры смогли поживиться в этой небогатой квартире, было не понятно. Оставалось ждать возвращения ничего не подозревающих хозяев.
Первой пришла хозяйская дочь. Она вела за руку девочку лет пяти. Девочка при виде нас еще продолжала приветливо лопотать что-то свое, в то время как мать, еще не понимая, что произошло, истерично вопрошала:
- Кто вы? Что тут происходит?
Наконец и девочка поняла, что происходит что-то нехорошее. Испуганно уцепившись за юбку матери, она прижалась к ней и затихла.
Не сразу, с горем пополам удалось выяснить у растерянной женщины, что похитители унесли ее золотую цепочку и небольшие сережки с дешевыми розовыми камешками. Стало ясно и то, что кража произошла в течение получаса пока женщина ходила в детский сад за ребенком.
-Ну, почему я ее не надела? Ведь хотела же! Это все ты виновата! - наконец набросилась она на свою дочку,
- Вечно приходится спешить из-за тебя!
Испуганная девочка, стояла, набычившись, боясь разрыдаться от обиды.
Через какое-то время пришла сама хозяйка. Войдя в комнату и поняв в чем дело, она сразу же кинулась к распахнутому платяному шкафу.
-Ну вот! Я так и знала! Новую шубу унесли, сволочи!
Выяснилось, что воры похитили у нее недавно купленную беличью шубку, чешского производства.
Теперь уже обе женщины нервно топтались в прихожей, причитая, каждая о своем.
-Ну, почему я ее не надела? – твердила младшая.
-Ничего мне не надо! Отыщите хотя бы шубу! Ведь я ее так и не поносила! – уговаривала милиционера старшая.
Через какое-то время, глядя на них, залопотала о чем-то своем и самая младшая. Прислушавшись, я с удивлением понял причину ее безутешного горя. Оказалось, что среди вороха вещей, разбросанных в комнатах, куда-то затерялись ее конфетные фантики, которые девочка хранила в картонной коробке. А, поскольку растерзанная коробка валялась тут же в груде белья, девочка решила, что их похитили вместе с шубкой и золотом.
Наконец, в квартиру решительно вошел возмущенный хозяин.
- Что здесь происходит? – грозно закричал он на жену. Потом, разобравшись, что к чему, подбежал к серванту, распахнул дверцу, приподнял салфетку и, тупо уставившись на жену, продолжил:
-Ты не брала? Тут десятка лежала?!
Оказалось, что вместе с золотом, шубкой и фантиками воры унесли и заначку хозяина, припрятанную им с последней получки.
Обалдев от всего увиденного, не в силах далее сдерживать эмоции, связанные с безутешным горем хозяев, я выскочил в коридор и там разразился истеричным хохотом.
-Понабирают тут всяких пацанов. А нам за них расхлебывай! – не поняв в чем дело, укоризненно бросил в мою сторону пожилой сержант, охранявший вход в квартиру от посторонних. На том мое участие в раскрытии этого преступления и закончилось.
А украденное добро так и не нашли.