Валентин и Юлия Гнатюк
КОЛЯДСКИЕ СВЯТКИ
Отрывок из романа «Святослав – русский пардус», - М.: Амрита-Русь, 2010г.

События происходят в середине X века на Ки-евской Руси
Крепкие кони, играючи, несли княжеские сани сквозь снежную круговерть, вздымая копытами облачка морозной пыли.
Неисчислимые рати снежинок стремились к земле, принаряженные белым убранством ду-бы и берёзы выглядели не менее красиво, чем роскошные сосны и ели. Метель, бушевавшая несколько дней, наконец, поутихла, и Ольга решила наведаться в загородный терем, а за-одно и прокатиться по свежему воздуху. Спра-вившись с делами, она возвращалась в Киев.
Верховые гридни, сопровождавшие княги-ню, молодецкими посвистами и гиканьем под-задоривали лошадей, гарцевали, стремясь по-казать свою удаль, и просто радовались пого-жему морозному дню и наступающим Коляд-ским святкам.
Невесёлые думы Ольги понемногу развеива-лись. На неё, родившуюся и выросшую в Пле-сковских местах, эта белая морозная круго-верть тоже оказывала воздействие, подобно колдовским чарам. Казалась – ещё немного су-масшедшего полёта сквозь волшебство белой пелены, – и она очутится в памятном с детства краю бесчисленных озёр, плёсов, чистых рек и могучих дубовых лесов. В своей маленькой ве-си Выбутово, где она именовалась ещё не Оль-гой, а Прекрасой, споро управлялась со всякой работой, а перед праздниками, напарившись в бане, с визгом удовольствия вместе с другими девушками ныряла в ледяную воду.
А однажды по весне, когда пробудилась природа, и вешние запахи дурманили голову, лишая по ночам сна и наполняя непонятным томлением крепкую девичью грудь, в Выбуто-во приехал новгородский купец, давний зна-комец отца. Они вдвоём долго о чём-то толко-вали в горнице, а когда она по просьбе отца принесла свежего берёзового сока, то почувст-вовала на себе пристальный, будто оцениваю-щий взгляд дальнего родича. Приученная не задавать лишних вопросов, Прекраса ждала, всякий раз внутренне замирая, что родитель вот-вот сообщит ей или матери о причине при-езда гостя. Но ни в тот день, ни после, отец так и не проронил ни слова.
Случай сей уже почти выветрился из де-вичьей памяти, когда через две или три сед-мицы в их крохотный посёлок пожаловали не-ожиданные гости, – пять или шесть незнаком-цев в богатой одежде, на дорогих конях, а с ними около трёх десятков вооружённых вои-нов. Отряд достиг веси уже в темноте. По де-ревянному настилу двора застучали лошади-ные копыта, послышались голоса, началась, как обычно в таких случаях, суета. Несколько человек остановились на ночлег в их доме. Од-ним из них был тот самый купец-родич, а сре-ди трёх других девушка сразу отметила кря-жистого мужа лет тридцати. По всему было видно, что он самый главный в этом отряде. От незнакомца исходила сила и уверенность, говорил он мало и негромко, но всякое указа-ние его исполнялось тут же.
Женским чутьём Прекраса угадала в нём настоящего воина, смелого и решительного. У такого слово и меч друг от друга неотделимы. Воспитанная на представлении, что именно таким и должен быть настоящий муж, Прекра-са чувствовала приятное волнение, когда при-носила еду и питьё гостям. Когда же незнако-мец окинул взором её ладный, источающий ве-сеннюю девичью силу стан, то она с удоволь-ствием полоснула его своим особенным взгля-дом, который разит прямо в сердце, не разби-рая, хорошо ли владеет мечом супротивник, и есть ли на нём кольчуга и латы.
Поутру, когда гости спустились к берегу, чтобы переправиться на другую сторону реки, и Прекраса, как обычно, принялась помогать отцу, незнакомец вновь оказался подле. Он не-которое время молча наблюдал за сноровисты-ми точными движениями девушки, а потом, улучив момент, спросил:
- Скажи, девица, а где ты так наловчилась взглядом, что стрелой на лету бить?
- Тот взгляд рождается в ответ на настоя-щую силу, что исходит от мужа храброго. А ко-ли нет силы, то нет и взгляда, – ответила, чуть смутившись и зардевшись от внимания, Пре-краса.
Кто сей незнакомец, она не ведала, сколько ни выпытывала у отца. Тот лишь прятал улыб-ку в бороду, а иногда и серчал.
За весною запело, застрекотало кузнечиками в травах лето душистое, работы прибавилось, и нечаянная встреча потихоньку опустилась в закрома души тревожно-сладким воспомина-нием. Вот уж и лето потянулось к закату жу-равлиным клином, закружились в прозрачном воздухе жёлтые листья, посланцы осени. И лишь когда сам князь Руси Ольг Вещий, от-правившись в полюдье, вдруг приехал в Выбу-тово, Прекраса узнала, что её сватают за Ин-гарда Руриковича. Когда уже отец с князем сладили дело и родитель объявил ей своё ре-шение, девушка вначале оробела, а потом растеряно воскликнула, обращаясь не то к от-цу, не то к князю:
- Как я, простолюдинка, могу стать княги-ней?!
Но Ольг был настойчив. Он сказал:
- Ингард настоящий воин, храбр и умён. И ему нужна серьёзная умная жена, а мне – крепкие здоровые внуки. Ты приглянулась ему. Никто никогда не вспомнит, что ты простолю-динка. Я введу тебя к племяннику, как жену своего рода, и отныне нарекаю тебя Ольгой!
Прекрасе понравился могучий старец, его спокойная сила и неколебимая мощь в словах и движениях. Понравились и его речи. Она да-ла согласие стать женой Игоря – княгиней Оль-гой.
Как давно это было! Порой берёт сомнение, а было ли вообще?
Когда-то она не боялась северных холодов, и выбутовская жизнь казалась простой и счаст-ливой. А теперь и в шумном Киеве порой уны-ло, и от морозов – зябко. Ольга поёжилась под собольей шубой, пошевелила пальцами ног в лосиных сапожках, накрытых медвежьим по-логом, вновь тяжко вздохнула.
Когда она была в Выбутове последний раз? Семь лет тому, после похода на древлян, когда, наводя порядок в русских землях, она уста-навливала специальные места-погосты для сбора оброка и дани. Отправившись в полюдье на Новгородщину, Ольга заехала по пути и в родные места. Они показались ей такими кра-сивыми, что по возвращении в Киев княгиня велела послать в свою землю множество се-ребра и золота на учреждение Плескова – но-вого северного града среди дубрав в устье ре-ки Великой, и в знак расположения подарила плесковцам свои княжеские сани.
Между тем кони уже мчались по широкому берегу Непры, приближаясь к Киеву. На льду небольшого залива, там, где река хорошо про-мёрзла, чернели толпы людей – то были муж-чины и юноши, которые, разделившись на две части, выстроились друг против друга, гото-вясь к кулачному бою "стенка на стенку". На высоком берегу кучками стояли девушки, ста-рики и подростки. Оживлённо переговарива-ясь, зрители дожидались начала схватки.
- А что, Кандыба, – подзадорил один гридень другого, простодушный на вид здоровяк с круглым лицом и стрижеными "горшком" воло-сами, так что соболья шапка казалась ему мала и чудом не слетала с макушки. – Не худо бы сейчас силой помериться, или боишься?
- Боюсь? – фыркнул второй – высокий, с длинными до плеч волосами и прямым острым носом. – Сам знаешь, Славомир, кулак у меня добрый, – он сжал пальцы и потряс десницей, – только там простой люд собирается, а нам не по чину. Напротив, такие побоища княгиней разгонять велено... – он покосился на сани.
Ольга делала вид, что смотрит в другую сто-рону. Не хотелось ей сейчас посылать дружин-ников разгонять народ. Пущай, ежели охота, перебьют друг дружку! Ох, как непросто пере-ломать мужицкие обычаи, привести к порядку и послушанию…
- Оно так, – вполголоса отвечал Славомир. – Однако я в прошлые Колядские святки не утерпел, оделся по-мужицки – и в драку! Там, скажу тебе, молодцы отменные попадаются. Один как ухватил за руку, едва напрочь не оторвал, а я тогда с размаху – да в образ ему, скулу разбил, а он мне нос расквасил – поте-ха!..
Проехав место ледового побоища, возница едва успел осадить лошадей: с горы прямо пе-ред ними пронеслись друг за дружкой двое больших расписных саней, полных хохочущи-ми и раскрасневшимися девчатами и облеп-ленных со всех сторон молодыми хлопцами и подлетками.
Кандыба с завистью проводил их взором.
- По мне лепше не кулачное побоище, а с та-кими красными девками прокатиться! – вос-кликнул он.
Миновав киевские врата сани уже неторопливо двинулись по улицам, потому что вокруг было полно гуляющих празднично разодетых людей. Завидев сани княгини, они радостно кричали Ольге "Слава!"; мужчины кидали вверх шапки.
На Судной площади нынче не велось ника-ких судов и разбирательств, а стояла вылеп-ленная из снега большая Зима с очами из дре-весных угольков, носом из морковки и червон-ными устами из бурачка. В руке Зима держала просяной веник. В других местах тоже делали Зиму, но здесь она была самая внушительная, и вокруг собралось и веселилось много народу. Под ноги Зиме-боярыне сыпали злаки, чтоб она дала хороший урожай. Кто-то из охотни-ков положил шкурку зайца, желая иметь удач-ную охоту. И уже по дворам и землянкам по-шли первые толпы колядовщиков.
Великое ликование шло на всех улицах и площадях, – люди пели, плясали, пили хмель-ную брагу, старый мёд, ягодники, кислый квас и крепкую горелку. Те, кто побогаче, могли се-бе позволить и греческого вина. Почти все бы-ли навеселе, а иные и вовсе пьяны. Визг, хохот и крики витали в эти дни над заснеженным градом и всей русской землёй.
Ольгой владели противоречивые чувства. Волшебный снег и чистый зимний воздух про-должали будоражить память, ведь она в детст-ве и юности так же ходила с подружками от одной огнищанской ямы к другой и носила ук-рашенное цветными лентами солнечное Коло. Желали хозяевам в новом году добра и здра-вия, богатого урожая и тучного скота, а хозяе-ва за то одаривали колядовщиков гостинцами. Как веселились вокруг Зимы-боярыни, как пускали ночью с пригорка горящее просмолен-ное колесо и пели песни, – всё это помнит кня-гиня. Но многое с тех пор для неё перемени-лось. Может оттого, что минули молодые лета, или от чего иного, только нет прежней радости и удовольствия от простых народных утех, а пьяные драки на улицах и вовсе выводят её из себя.
Наконец, въехали на теремной двор, и Ольга поспешила в светлицу.
Сняв шубы, она подошла к огню, жарко пылавшему в печи, и протянула к нему озябшие руки. Пардус крепко спал у тёплой стены и на появление Ольги даже ухом не повёл.
- Обленился совсем, – мимоходом подумала княгиня. И сразу вслед за этим нахлынули тре-вожные мысли о сыне. – Как там мой Свято-славушка, считай, один в холодном диком ле-су. Зачем, зачем я его отпустила? – в который раз укоряла себя. – Всеми силами надо было удержать. Послушала кудесников, сама не знаю, как вышло. Видно, наваждение наслали, они это умеют...
На берегу Непры, в скором времени после проезда княжеских саней, закипело кулачное побоище.
Подбадриваемые криками стоящих на вы-соком берегу зрителей, бойцы с обеих сторон дрались азартно, по-молодецки ухая, кряхтя и шумно дыша, подобно разъярённым быкам.
Меж дерущимися метались крепкие мужики пожилого возраста, повязанные рушниками через плечо, которые строго следили, чтоб не нарушались правила поединка. Крича, увеще-вая и разнимая особо ретивых, они оттаскива-ли упавших, отводили в сторону или уносили получивших увечья. В горячке боя и судьям порой доставалось от вошедших в раж кулач-ников.
Стенки уже давно смешались. Тот, кто спра-вился со своим противником, бросался помо-гать соседу, сотоварищи которого также не ос-тавались в долгу. Стоны избитых, грозные ок-рики судей, визг девчат в толпе зрителей, пронзительные возгласы: "Волк, давай, на-жми!", "Микула, сзади, наддай!", "Держись, не уступай, Сила!" – всё это, вместе со стонами, ударами, свистами, создавало шум, который горячил кровь и возбуждал всех – от бойцов до судей и зрителей.
Особо отличались в сражении предводители "стенок". Со стороны киевлян это был неиз-менный ярый кулачник кузнец Молотило с По-дола. Высокий, с длинными ручищами, смуг-лый и крепкий, будто сам вынутый из кузнеч-ного горна, он принадлежал к тому типу лю-дей, которых в народе зовут двужильными. Недюжинная выносливость сочеталась с не-имоверной силой, особенно неожиданной при его худощавой фигуре.
Предводитель крайчан – жителей окраинных весей, собравшихся в Киев на праздник, – скорняк Комель, напротив, был ростом невысок, круглолиц, широк в плечах, с короткой бычьей шеей и будто налитыми плечами и грудью. Могучей силы и ловкости ему было не занимать.
Уже половина бойцов вышла из строя. Кто, сидя поодаль, прикладывал снег к заплывшему глазу, кто стонал, прижимая к груди сломан-ную руку. Кто-то приходил в себя после могу-чего удара и мотал головой, пытаясь унять чёрные круги перед глазами и не понимая, от-чего череп гудит, как вечевой колокол, а по-боище проходит, будто во сне, без звука. Иных, кому было совсем худо, соседи и друзья, держа под руки, уводили либо увозили в санях. В ту ночь всем киевским костоправам была работа, – вправлять вывихнутые суставы и складывать кости на поломанных руках, ногах и рёбрах, чтоб те срастались, как следует.
Медленно, с трудом, но крайчане помалу стали теснить киян к берегу. Видя это, Моло-тило ярился ещё более.
- Бей крайчан! – взывал он. – У-у-у! А-ах! – и опускал свой увесистый кулак на чью-то голо-ву или спину.
Молотило и Комель пытались пробиться друг к другу, чтобы в схватке с достойным против-ником показать свою удаль, но это им никак не удавалось: то тут, то там возникали трудные моменты, где требовалась их могучая сила.
Какой-то молодой киянин, выброшенный из толпы дерущихся мощным ударом, отлетел в сугроб, почти под ноги самых бойких девушек, осмелившихся спуститься с берега вниз. С трудом встав на колени, юноша, держась за левый бок, медленно распрямился и... встре-тился взглядом с той, что нравилась ему пуще всех.
- Что, Лесинушка, тяжко? – насмешливо-жалостливо спросила она.
Кровь ударила в голову юноши, в очах по-темнело от обиды и ярости. Забыв о боли, он подскочил к мужикам, которые сооружали ноши из двух жердей и тулупа, схватил одну жердь и с криком ринулся в схватку. Не обра-щая внимания на протестующие крики зрите-лей и судей, – ведь применять в кулачном бою какие-либо орудия было против правил, – юно-ша успел свалить ударами двух крайчан, неос-торожно саданул по плечу кого-то из своих, ко-гда на его пути, будто выросши из-подо льда, оказался сам Комель. Он не моргнул оком, ко-гда над головой взвилась тяжёлая жердь, а ко-гда она со свистом стала опускаться обратно, скорняк лишь чуть отшатнулся и выбросил вверх десницу, делая отводящее движение. Жердь, будто по ледяной горке, скользнула по руке Комеля, со всего маху врезалась концом в лёд, расщепившись надвое, и тут же была припечатана крепким меховым сапогом скор-няка. Лесина наклонился, пытаясь освободить орудие, но опоздал. Жердь, ловко перехвачен-ная Комелем, тут же опустилась на спину юноши, и Лесина упал, так и не успев разо-гнуться.
- Не бери дреколия! – назидательно прогово-рил Комель.
- Лежачего ударили! – завопили кияне.
С этого момента драка пошла жестокая, ди-кая и озверелая. Разметав изгородь у ближай-ших дворов, бойцы стали крушить друг друга кольями и жердями.
Кто знает, сколько изувеченных тел осталось бы на окровавленном льду Непры, не подоспей к месту побоища сам городской тиун с полу-сотней вооружённых дружинников.
Подлетев к кромке льда, отряд осадил коней. Тиун зычным повелительным голосом крикнул:
- Прекратить свару! Всем разойтись!
Но разгорячённые драчуны не обращали на него внимания.
Тогда разгневанный тиун направил своего крепкогрудого жеребца прямо в гущу побои-ща, раздавая направо и налево щедрые удары тугой плетью. Десятники – Славомир и Канды-ба – увлекая дружинников, ринулись вслед за градоначальником. Сбивая драчунов телами крепких боевых коней и прикрываясь круглы-ми щитами, они живо усмиряли дерущихся ту-пыми концами копий. Живой клин с тиуном и десятскими во главе стал быстро рассекать по-боище. Достигнув центра схватки, они увидели кузнеца Молотило в разорванной рубахе с ис-царапанным лицом и кровоподтёками на ску-лах, который, сверкая налитыми ярью очами, вертел над собой, как простую палку, здоро-венную оглоблю.
Несколько отчаянных молодцов пытались улучить момент и подскочить к кузнецу на расстояние удара, но Молотило всякий раз опережал их, ловко перебрасывая оглоблю из руки в руку и поражая очередного неудачни-ка, который падал, корчась от боли.
- А ну, стой! Стой, тебе говорят! Прекратить свару! В железо захотели, песьи дети?!
Р-разойдись! – снова гаркнул тиун, направляя коня к Молотило.
Однако тот, видимо, совсем лишился здравого рассудка. Вместо того, чтобы выполнить приказ, он вновь воздел свою оглоблю, намереваясь обрушить её на градоначальника.
Славомир, зорко следивший за схваткой, ус-пел вклиниться между тиуном и кузнецом. Со-бравшись в тугой комок, он прикрылся щитом и принял на себя страшной силы удар, кото-рый снёс дюжего десятского, как лёгкого отро-ка, прямо под ноги коню. Славомир слегка ушибся об лёд, но в горячке даже не почувст-вовал этого. Всегда спокойный и невозмути-мый, на сей раз, он рассвирепел не на шутку. Вскочив на ноги и отбросив щит, Славомир ринулся на кузнеца и с ходу нанёс ему два мощнейших удара своими литыми кулачища-ми.
От удара в скулу кузнец уклонился, а второй удар в нижнее подреберье заставил его глухо охнуть. Молотило потянулся к дружиннику своими железными руками-клешнями, чтобы схватить его и заломить. Но, то ли плохо рас-считал, то ли Славомир оказался шустрее, руки кузнеца были отбиты вверх, а два тяжеленных кулака вновь влипли в бока Молотило, ломая ему рёбра. Давно не приходилось кузнецу по-лучать такой взбучки. Славомир же, разой-дясь, теперь не мог успокоиться:
- Я тебе покажу оглоблю! Щит мой помял, из седла вышиб! Я те надолго эту оглоблю при-помню, дубина стоеросовая! – приговаривал он, отвешивая пудовые тумаки.
Молотило зашатался и осел на снег. Вскочив, вновь кинулся в атаку, но уже не так рьяно, а вскоре опять рухнул, бормоча что-то невнятное. Славомир легко поднял его, поставил на ноги и новым страшным ударом уложил на лёд.
Дружинники со вторым десятским и тиуном уже разгоняли остатки побоища, связывая особо ретивых драчунов, когда Кандыба обра-тил внимание на Славомира, истязавшего куз-неца.
- Хватит! – подошёл он, – Убьёшь ведь на-смерть...
Славомир пожал плечами, сел на коня, взял поданный дружинником щит, и всадники не-спешно поехали к граду. В несколько саней, спущенных на лёд, собирали последних ране-ных…
Утром Святослав пробудился, словно кто-то толкнул его в бок. Вокруг царила необычайная тишина. Метель, бушевавшая несколько дней, наконец утихла. В лесной избушке было темно и холодно. Вставать не хотелось, – так уютно было на лежанке под тёплыми кожухами, но подпирало по нужде. Полежав ещё немного от-рок вскочил, сунул ноги в валенки, накинул кожух и выскочил во двор. Глаза резануло от белизны, пушистый снег медленно и беззвучно продолжал падать с неба.
Вернувшись в избушку, дрожа от холода, Святослав зажёг лучину, оделся потеплее и на-чал управляться по хозяйству. Перво-наперво растопил приготовленным с вечера хворостом печь. Когда она загудела и заиграла огненны-ми бликами, сразу стало теплей и уютней. По-том пошёл через сени во вторую половину до-ить козу, которая отчего-то упрямилась, не хо-тела есть, и перевернула подойник. Отругав её, Святослав расчистил деревянной лопатой под-ходы к поленнице, принёс и аккуратно уложил за печкой новую порцию дров с улицы, чтобы подсохли, убрал в избушке. Подумав немного, решил испечь себе на завтрак блинов с мёдом и заварить душистых трав - для праздничного стола будет в самый раз, сегодня ведь начи-наются Колядские святки. Грустно, конечно, одному встречать праздник, но ничего не по-пишешь – отец Велесдар ушёл по неотложному делу.
Переделав всё необходимое, отрок почувст вовал, как к сердцу подступила тоска. С Велесдаром никогда не было скучно, он всегда находил занятие. С осени они много времени посвящали заготовке впрок дров, чтобы их хватило на всю суровую зиму, когда метели и вьюги занесут пути-дороги, трескучий Мороз-батюшка заставит спрятаться зверей в берлогах, дуплах, глубоких норах, а людей – за стенами жилищ, в которых будет пылать неугасимый Огнебог. Чтобы кормить Огнебога и поддерживать тепло в очаге, нужно много дров и хвороста, поэтому Велесдар со Святославом не выпускали из рук топора, готовя дровяной запас и занося часть его во вторую половину избушки, где жила Белка и находился подпол для хранения провизии. Остальную часть сушняка складывали за избушкой под навесом.
Собирали грибы, ягоды, орехи, сушили их, ягоды хранили в меду. Ловили рыбу, тоже су-шили, солили, вялили.
Потом выпал снег, и ударили морозы. Не-привычному к такой зимовке Святославу по-началу было трудно просыпаться спозаранку от холода, когда брёвна в избушке покрыва-лись инеем, а вода для питья замерзала в кад-ке. Велесдар рассказывал, что Мороза-батюшку надо уважать, знать его норов, тогда и боязни не будет. Учил Святослава читать по звериным и птичьим следам. Как согреться, сделать укрытие, чтобы не погибнуть в зимнем лесу, а если понадобится, то и безопасно пере-ночевать на снегу, сделав постель из еловых лап. Постепенно Святослав, окрепший и зака-лившийся за лето и осень, привык к холоду, а потом нашёл истинное удовольствие в бегании по снегу и барахтанье в пушистых сугробах. Когда устанавливалась подходящая погода, они ходили на охоту, вооружившись лёгкими дротиками, луками и ножами. Старик посто-янно следил за тем, чтобы отрок умел справ-ляться с делами одинаково ловко как шуйцей, так и десницей.
- Тебе, княжич, воем быть. А для витязя умение одинаково хорошо владеть обеими ру-ками подчас жизни стоит, – объяснял Велес-дар.
Поэтому свой засапожный нож Святослав засовывал то за правое, то за левое голенище мягких, сшитых дедушкой из лосиной кожи, сапог.
Когда разыгрывалась метель или крепчала стужа, так что из избушки было носа не высу-нуть, Святослав садился упражняться в письме и чтении. А когда в трескучие морозы небо по-крывалось яркой россыпью звёзд, наступало время звездочтения. Святослав находил зим-ние созвездия, вспоминал, какие видел летом.
- Коляда-бог – владыка звёздных наук, – рас-сказывал кудесник. Когда он родился от Зла-той Матери в пещере на Священной горе, вся пещера озарилась ярчайшим светом, который исходил от Коляды-божича. А в руке он держал Звёздную книгу, в которой всё прописано, –судьбы людей, народов, держав и миров. И ко-гда родился Коляда, то на небе взошла яркая звезда, и волхвы-звездочёты, умевшие по звёз-дам читать, поняли, что на землю явился бо-жич, и пошли первыми поклониться ему.
- Значит, поэтому люди в свят-вечер ждут появления первой звезды? – догадался Свято-слав.
- Верно, княжич. Люди не садятся за вечерю и дожидаются первой звезды, потому что это час рождения Коляды-бога. В этот день завер-шается очередное годовое коло, и рождается новое солнце.
- Ага! – воскликнул Святослав, – Вот почему колядники носят солнышко на шесте! Или это звезда? А почему колядуют в основном дети?
- И звезду носят, и солнышко. Потому что Коляда-божич родился вместе с зимним сол-нышком ночью. А колядуют в основном дети, потому что когда волхвы пришли поклониться Коляде, Златая Мать пожаловалась, что никто не знает о рождении божича и не приходит к ним в пещеру. Тогда волхвы позвали детей, и они стали петь песни. А Златая Мать за это одарила их яблоками, орехами и прочими да-рами. С тех пор дети ходят по дворам, поют колядки, в которых славят Коляду, и за это по-лучают гостинцы. А взрослые в Свят-вечер го-товят трапезу из двенадцати блюд – по числу месяцев в году – и ждут первой звезды. В этот час Коляда незримо сходит с небес и садится за праздничную трапезу. В руке у него золотой посох, ударом которого он прогоняет Чёрную Долю. Потому как у Чёрной Доли за пазухой чаша из черепа, а в чаше той – мёртвая вода. Кому она на подворье брызнет, в том дворе не бывать добру. Придёт недород и засуха, при-дут Мор с Марою, наступят запустенье и смерть. Потому люди ждут и почитают Коляду, чтобы он позвал Белую Долю, у которой чаша с живой водой. Так-то, Святослав!
Колядские праздники – всегда такие шум-ные, озорные, с песнями, колядками, игрища-ми на улицах и площадях, с хороводами вокруг Зимы, кулачными боями мужиков, катанием на санях с крутых горок и хождением ряже-ных – так и вставали перед глазами.
- Да, в Киеве сейчас весело, – вздыхал юный княжич.
Вчерашний день был долгим, а нынешний и вовсе унылый. Ещё утром, идя за дровами, Святослав заметил вокруг избушки следы вол-ка – прежде хищники никогда не подходили так близко, а сейчас словно знали, что Велес-дар в отлучке. Утомившись читать и писать, Святослав в задумчивой печали сидел у огни-ща, подбрасывал в печь сухие ветки и наблю-дал, как Огнебог поглощает предложенный ему корм. Куча поленьев быстро таяла – надо бы ещё принести, за печь положить, пусть под-сохнут.
Натянув кожух, Святослав вышел на свежий морозный воздух. С удовольствием вдохнул его полной грудью и вдруг увидел на кровле вто-рой половины избушки, служившей хлевом для Белки… матёрого волка. Зверь скосил глаза на отрока и, поняв, что опасности для него чело-век не представляет, грозно зарычал, вздыбив шерсть на загривке и оскалив жёлтые клыки. От мускулистой фигуры, от глаз, полных злоб-ной уверенности, истекала такая мощь и сила, что Святослав замер от неожиданности и страха. С трудом оторвав налитые тяжестью подошвы, он вбежал в избушку, выхватил из печи два горящих полена и снова выскочил за дверь. Но зверя уже не было, только свежие крупные следы по сугробу, что намело почти вровень с крышей хлева, говорили о том, что хищник ему не привиделся, а, в самом деле, только что был здесь. Одно из поленьев меж тем крепко припекло палец, и Святослав вы-бросил свои горящие орудия в снег, где они исчезли, недовольно зашипев, и выпустив при этом по струйке белого пара. Обтерев снегом копоть с рук, и ещё раз оглядевшись вокруг, отрок вернулся в избушку.
Тоска ещё крепче сдавила сердце. Вспомни-лись видения прошлого, которые Велесдар по-казывал тогда в кринице. А можно ли в ней увидеть настоящее, которое далеко? Сколько раз он был очевидцем, как по просьбе прихо-дивших людей кудесник в той же кринице, жбане воды или просто в горящем кострище показывал им близких, о судьбине которых они беспокоились. Тогда Святослав не обращал на это особого внимания, а сейчас ясно вспомнил слова Велесдара о том, что ежели долго с одной мыслью глядеть на воду или в огонь, то можно увидеть желаемое.
Княжич закрыл глаза и подумал, что сейчас ему больше всего на свете хотелось бы увидеть верного пардуса и любимую маму Ольгу.
Он просидел так некоторое время, подражая Велесдару, прочитал заговорные слова, какие помнил, затем вновь устремил взгляд на огонь. За движущимися красными тенями жарко светились огоньки углей. Или это вспыхивали глаза Кречета? Нет, это не глаза, – это отблеск семисвечного хороса в знакомой гриднице на зелёной столешнице. Матушка, по-праздничному нарядная, рассматривает что-то лежащее перед ней – не то узор, вышитый де-вушками, не то рисунок. Рядом с ней осани-стый муж в чёрном – это же священник из Ильинской церкви! Держит себя важно, но уч-тиво, что-то объясняет матери. У её ног на медвежьей шкуре безучастно лежит Кречет. В полузакрытых глазах – равнодушие и тоска, только уши чуть шевелятся, прислушиваясь к голосам людей.
Святославу захотелось потрепать пардуса по загривку, обнять за шею, прижаться к тёплому шерстяному боку, сказать ласковые слова и поведать про встречу с волком.
Зверь, будто почуяв что-то, поднял голову, покосился по сторонам, потом взглянул прямо на Святослава своими янтарными глазами, за-бил хвостом и заурчал, одновременно радостно и жалобно. Вскочив, он начал метаться, будто хотел преодолеть невидимую преграду между ними. Взгляд пардуса проникал в самую душу, и вместе с ним Святослав почувствовал тоску, смертельную тоску, смешанную с тихой радо-стью.
Не выдержав этого взгляда, Святослав со-рвался с места, бросился на лаву и с головой накрылся тулупом. Из его груди вырвались рыдания, тело судорожно содрогалось. Пре-давшись слезам и переживаниям, отрок не за-метил, как к нему подступил сон. Мысли про-сто перешли в видения, переплетаясь и сме-шиваясь с ними. Долго ли проспал он, и спал ли вообще, юный княжич не понял сам. Виде-ния ушли, но неясная тревога осталась.
- Просто я очень соскучился по дому, – по-думал Святослав, – вот и затосковал. Нет, не только это, – возразил он сам себе, ещё что-то неприятное и…, ах да, волк, именно этот гроз-ный лесной хозяин – причина тревоги. Но по-чему, ведь он подался прочь, а в избушке бо-яться нечего, даже голодный зверь не решится в одиночку пробраться в человеческое жильё. Другое дело в лесу…
Святослав вышел в крохотные сенцы, за-черпнул ледяной воды из корчаги, и в этот миг острая, как клинок, догадка пронзила его. Он резким толчком отворил скрипучую от мороза дверь. Так и есть, вот-вот начнёт вечереть. Единым духом он вскинул на плечи тулупчик, уже привычным движением вставил за голе-нище засапожный нож и стремглав выскочил за дверь. Как же, как же он мог забыть, де-душка должен скоро вернуться, а голодный злобный зверь удалился как раз по той тропе, по которой возвращаться Велесдару. Как же я сразу не сообразил, холодея от страха теперь уже за старика, клял себя Святослав. Один на один с матёрым зверем в предвечернем лесу! А я в этот миг валяюсь на лаве, да будто малое дитя о доме хнычу! Как же так, что же делать? Тревожные мысли бились в голове, будто хоте-ли расколоть череп, шумное дыхание рвалось из груди, тело не чувствовало лютого мороза, полы расстёгнутого тулупчика волочились по глубокому снегу, в котором княжич иногда утопал выше колен. Только бы успеть вовремя! Снова вспомнился Кречет, – вот кто мог бы промчаться по глубокому снегу и вмиг разде-латься с волком! Едва Святослав подумал об этом, как, взобравшись на возвышенность, увидел впереди сквозь голые ветви деревьев того самого матёрого волка. Хищник ожесто-чённо терзал нечто распростёртое на снегу в низине. В уже сереющем предвечерье Свято-слав ясно различил белый воротник дедушки-ного тулупа…
Он не помнил, что и как произошло потом, пребывая словно в каком-то наваждении. За-быв, что их разделяет расстояние более сотни шагов по глубокому снегу, желая только в сей же миг поспеть на помощь дедушке, он произ-нес само собою возникшее заклинание, вы-скользнул из тулупа и лосиных сапог, и, вытя-нувшись гибким кошачьим телом над сугроба-ми, легко одолел их в несколько размашистых прыжков…
Когда Святослав пришёл в себя, сумерки сгустились почти полностью. Он с трудом раз-жал пальцы, намертво сжимавшие глотку уже мёртвого волка. Одежда была почти вся разо-драна в клочья и пропиталась кровью из мно-гочисленных ран и глубоких царапин, которые неимоверно саднили, видимо, боль и привела его в чувство. С усилием отрок повернул голову на негнущейся шее и, превозмогая душевный холод, взглянул на то место, где должен был лежать поверженный волком дедушка. Удив-ление и враз охватившая его радость, застави-ли забыть о ранах и безмерной слабости. То, что он принял издали за пушистый воротник дедушкиного тулупа, и в самом деле оказалось белой пушистой козой, вернее, её растерзан-ными останками. Да ведь это же Белочка! Та-ки украл её серый, пока я у очага по дому гру-стил…
Перед очами стало расплываться, сознание помутилось от потери сил и крови, отданных схватке, и княжич вновь потерял сознание.
Пелена с глаз спадала медленно, будто ут-ренний туман под лучами восходящего Хорса. Языки пламени в очаге весело лакомились бе-рёзовыми поленьями. Красно-жёлтые и живые, они снова напомнили о Кречете. Святослав об-наружил себя лежащим на широкой лаве на мягкой овчине, а старый Велесдар колдовал над рваной раной запястья левой руки. Зна-комый запах трав и снадобий, треск поленьев в очаге и привычный уют избушки успокаива-ли и лечили, наверное, не менее, чем дедушки-ны травы да заговоры.
- Лежи, лежи! – остановил Велесдар его по-рыв встать. – Сейчас я тебе руку перевяжу.
- Дедушка, это мне Кречет помог волка одо-леть, – поморщившись от боли, заговорил Свя-тослав, сознание больше не покидало его. По-молчав немного, княжич собрался с силами и стал рассказывать, как увидел на крыше вол-ка, а потом бросился по тропе вслед за ним, как невольно возникшим заклинанием вызвал пардуса, как вошёл в его тело и схватился с хищником.
- Эге, брат, – закончив перевязку и глядя на княжича пронзительным взором, сказал Ве-лесдар, – то было испытание, тебе богами по-сланное, а значит – честь великая!
- Испытание? А ежели бы волк верх взял? – с запоздалым страхом спросил отрок.
- Никто не должен вмешиваться в волю богов. Ты сам одолел хищника – один на один – в честном поединке. Тебя вела Любовь, стрем-ление защитить близкого человека, а это – высшая сила, чистая и жаркая, как огонь. И то, что ты проявил эту силу в час владычества Чернобога, насылающего холод и мрак самых долгих ночей, – в том вижу знак твоей прича-стности к Воинству Света, которое сражается с полчищами Тьмы, предваряя рождение луче-зарного божича Коляды. Великий день нынче у тебя, Святославушка, – старик осторожно по-гладил лежащего отрока по голове. – Ты про-шёл свое первое испытание смертью, первое в нескончаемой череде грядущих встреч с Ма-рой на сложном пути князя и воина! Самое трудное, когда смерть забирает или увечит до-рогих и близких сердцу людей, когда ты мно-гократно медленно и мучительно умираешь вместе с ними... Вот когда важно не ожесто-читься, не впасть в смертную тоску, сохранить в душе божью искру… – Старик всё гладил го-лову ученика и говорил, глядя куда-то в одну только ему ведомую точку, то ли на земле, то ли в бесконечности. И может, впервые за по-следние годы, выцветшие глаза его блестели влагой.