Борис Финкельштейн



Пройти между точками А и Б в кратчайшее время с максимальной скоростью, и при этом остаться в живых – так можно сказать о смысле всех горных видов спорта: горном туризме, альпинизме, скалолазании, горных лыжах.

Подумайте, ну чем не философия жизни? На мой взгляд – вполне подходящая философия. Однако на практике всё иногда получается не совсем так, а точнее совсем не так. Не часто выигрывают те, кто идут прямыми путями, да и где взять эти пути? Кроме того, с кем вы идёте, кто в команде, кто против, кто за?

Лет тридцать назад, зимой участвовал я как-то в составе группы альпинистов в тренировочном походе по перевалам Главного Кавказского Хребта. Нас было пятеро, поход был рассчитан на 4-5 дней, и мы уже возвращались. Осталось километров сорок по заснеженным горам – на два дня пути. Шли с грузом, медленно, устали – уже три дня в дороге. Спрашивается, кто нас гнал, что заставляло нас искать приключений на свою голову? А никто – энергию некуда было девать, себя хотелось проверить.

Двигались поперёк нескольких параллельно идущих ущелий. Очень долго вверх, затем очень долго вниз – и так много раз. Имейте в виду, вниз даже хуже. Это знают все, кто походил по горам в своё время.

Так вот, на очередном перевале один из нас оглянулся и увидел, что весь противоположный склон ущелья пришёл в движение. Грандиозные массы снега неслись в нашу сторону. «Лавина», - закричал он, и мы бросились бежать, бежать вверх с тяжёлыми рюкзаками, снять их не было времени. Вот и край ущелья, мы, не сговариваясь, кинулись к неглубокому гроту уже со стороны следующего ущелья – он задней стенкой заслонял нас от лавины. Команда сбилась в тесную кучу; в этот момент над нами загрохотало и гигантский водопад снега, перемахнувший через гребень горы, за несколько секунд законопатил наше убежище, превратив его в тесное, абсолютно тёмное подземелье.

Мы выждали несколько минут, достали лопатки и стали осторожно раскапывать себя, благо снег, двигаясь уже вниз, не утрамбовался.

Часа через полтора мы прокопали узкий лаз через примерно семиметровую толщу снега и выбрались наружу, оставив снаряжение в гроте, но захватив с собой лыжи.

То, что мы увидели, нас потрясло. Рельеф местности радикально изменился. Всё было покрыто толстым слоем снега, ущелье стало не таким глубоким. Но, главное, он сошёл не весь – висели огромные снежные козырьки. Всё могло повториться в любую секунду. Тогда мы приняли решение: оставить рюкзаки, взять по карманам небольшой НЗ*, встать на лыжи и постараться добраться до базы за один световой день. Шансы были – только недавно рассвело. Так и сделали.

Как мы мчались, затем боком, переступанием наверх, на гору и опять вниз. Часов через шесть мы выдохлись окончательно. Понятно было, что пережить «холодную» ночёвку шансов мало.

Тогда мы нарушили основное правило – съели припасы из НЗ* и снова вперёд. На последнем подъёме (база стояла на горе) мы бросили и лыжи, но дошли, дошли с последними минутами короткого светового дня.

Как вы думаете, что было самое тяжёлое в этой ситуации? Нет, не эта гонка, не то максимальное напряжение физических и духовных сил. Не это.

Самое трудное было отчитаться за казённое имущество, похороненное где-то в горах. Нас тягали, как могли, заставляли писать многочисленные объяснения, устраивали очные ставки, пытались подать на нас в суд и успокоились только тогда, когда мы взяли на себя обязательства – всё это выплатить из наших скудных инженерских зарплат. Напоминаю, тогда я был руководителем группы в проектном институте, получал 170 рублей в месяц и работал по 12 часов в сутки.

Так и пришлось платить понемногу до следующего сезона, семью-то тоже нужно было кормить.

Поговорили мы как-то между собой, и один из нас сказал: «Хорошо, что за нами вертолёт не прислали, а то бы за всю жизнь не рассчитались». Но энтузиазма, правда, это не отбило. На следующий год опять в горы. Сколько водки можно было бы выпить вместо этого, сколько блеклых соцреалистических фильмов посмотреть по телевизору, лёжа к верху пузом на диване.
Неинтересно нам было это, только о горах говорили мы, собираясь вместе. По всей видимости, не совсем нормальными считали нас посторонние участники бесед. В одной из моих характеристик для работы за границей прочитал я лет через двадцать такую фразу в графе недостатков: «Склонен к организации неформальных групп для совместных занятий зимними видами спорта».

Так ведь правду написал стервец, действительно «склонен». Другое дело, что в те времена с такой характеристикой «в тюрьму бы не взяли». Эту бумагу выдали мне вместе с учётной карточкой и остатками личного дела после прекращения действия КПСС. Как мне было интересно. За границу, правда, пускали. Уж такие гиблые места были, что и с этой характеристикой можно было легко голову сложить от малярии или жёлтой лихорадки.

Посмотрим на вещи шире. В жизни ведь много точек А и Б. Каждый из нас знает свою первую точку А и, к счастью, не знает последнюю точку Б. Но посередине их великое множество. Каждая цель – это А и Б; каждый путь - это А и Б; и каждая встреча тоже.

Мы все те самые пешеходы из школьного учебника, которые вышли из точки А, и идём, идём… Да «дорога это жизнь». Я не первый раз так говорю, просто я действительно так думаю. Но некоторые не идут. Они сидят, они лежат и считают, что этим отодвинут точку Б. Ошибка это: если ты не идёшь к точке Б, то она сама движется к тебе, иногда значительно быстрее, чем бы следовало. Поэтому вперёд и вверх, однако, иногда складываются разные жизненные ситуации.

Целый год после описываемых событий мы мечтали о следующем сезоне в январе 1980г. И вот уже декабрь, билеты куплены, компания собрана, домашние к этой мысли подготовлены, а мы регулярно видим сны о будущих приключениях.

Стоп, срочная телеграмма из Министерства: явиться на заседание коллегии по вопросу несчастного случая на производстве с гибелью двух человек.

А там такая история произошла: я вёл объект, в составе которого были производственные помещения со встроенным гаражом. Объект построили, он заработал, и вот, в один не столь уж прекрасный день, водитель легковой автомашины пригласил в гараж на свидание понравившуюся ему женщину – коллегу по работе. Правда, как известно, в Советской стране «секса не было», но то, чем они занимались, можно ведь назвать и по-другому. В гараже было холодно, и чтобы согреться он включил двигатель. Так и погибли они оба от выхлопных газов, не успев ни выключить двигатель, ни проветрить помещение.

Я об этом случае знал, но думал, что он меня не коснётся, дело-то частное. Однако, коснулся еще как. Несчастный случай произошёл в рабочее время, кто-то должен был понести наказание за гибель двух строителей коммунизма. Вызвали директора и ГИПа**, т.е. меня.

«Посóдют, непременно посóдют», - шептались доморощенные знатоки в курилках. Директор немедленно взял бюллетень, мне командировку выписали за десять минут. На следующий день я был в министерстве. В повестке дня коллегии это был последний вопрос, и я часа два прождал под дверью. Но вот меня вызывают. «Ты кто?» - спросил министр (очень он был грозен). «ГИП», - отвечаю. «А где директор?». «Болеет». «А почтó не приехал?». И тут я сказал что-то лишнее. Видно напряжение сказалось. Вместо того, чтобы скромно ответить: «Не знаю», - я довольно заумно промямлил: «Не сторож я директору своему».

Наш министр славился деревенским остроумием, но тут он взглянул на меня с нескрываемым любопытством. «Так ты за него?», - спросил он. В этот момент я окончательно потерял дар речи и только закивал головой. «Ну что же, приступим», - загремел начальственный голос, и они приступили.

После доклада представителей департамента охраны труда, я, наконец, понял, в чём меня обвиняют. Была зачитана норма СНиП*** о том, что в помещении производственного гаража при повышении концентрации, опасных для здоровья газов, должны были срабатывать датчики и автоматическая система вентиляции, которая осуществляет дегазацию помещения. Уф, длинно, но именно так.

А у нас в проекте вентиляция была, но включалась она вручную. Значит, нарушение строительных норм и правил с тяжёлыми последствиями. Да, за это отвечал и ГИП тоже. Что-то не видно остальных кандидатов в виноватые. «На что это тянет?», - тихо спросил я юриста нашего Главка, сидевшего рядом. «Лет на пять, если повезёт», - равнодушно ответил тот. Юрист был профессионал; ему меня было не жалко. Обстановка накалялась. Я тихо попросил, чтобы мне передали СНиП, и тут передо мной блеснул луч надежды. Эта норма была не из основного сборника, это было дополнение, выпущенное позже. Я посмотрел на дату дополнения, затем с дрожью в сердце открыл материалы проекта.

Проект был утверждён на три дня раньше. Мысли замелькали быстрее: «Так, договор на авторский надзор не заключался, задание на корректировку проекта от заказчика не поступало, функции заказчика наш институт не исполнял. Вот оно, снаряд опять пролетел мимо. Но как же близко он разорвался».

Я успокоился, дослушал все выступления до конца, попросил слова и заговорил сначала не по существу. Меня удивило, что никто не высказался в мою защиту, что люди, которых я давно и хорошо знал, единодушно требовали передачи материалов на меня в прокуратуру и открытия уголовного дела.

Вот всё это я довольно спокойно и изложил. «Интересно», - отозвался министр: «очень интересно. Ну, а по сути?». «А по сути», - и тут я выдал все свои аргументы. «Так, значит не ты виноват?», - ответил министр: «А кто?». «Не судите, да не судимы будете», - бодро ответил я: «объект сложный, в эксплуатации всякое бывает». И опять брякнул лишнее. Добавил: «Да и не самая плохая эта смерть, в объятиях любимой женщины». Послышались сдержанные смешки и тут же смолкли под грозным взглядом начальства.

«Ну ладно», - смилостивился министр: «живи. Тем более, что Новый Год через неделю. Считай это новогодним подарком. «А вы тоже хороши», - он посмотрел на докладчиков по вопросу: «Му--ки». И дальше уже по деловому: «В две недели после Нового Года сделаете корректировку проекта и проследите за исполнением на месте». «А можно через три?», - робко спросил я. «А что, не успеете?». «Да я…, у меня поездка на Кавказ сразу после праздников. Всего десять дней. Горы, лыжи и всё такое. Так что, если вернусь, то сразу же…».

«Как это «если вернусь», - загрохотал министр, но вдруг резко остановился и твёрдо сказал: «Хорошо – три, но смотри мне». И отвернулся. По-моему он боялся засмеяться и разрушить грозный образ, созданный многолетней практикой.

Мы высыпали в коридор, все опять были друзьями, меня хлопали по плечу, предлагали обмыть это сегодня вечером, а один даже сказал: «Может быть, взять отпуск и махнуть с вами». «Не нужно», - ответил я, - «там такие не выживают». И быстро попрощавшись, во внезапно наступившей тишине, уехал на Курский вокзал, а оттуда домой.

Никто ни разу не вспомнил при мне об этом эпизоде. У меня даже не попросили отчёта. Какой-то заговор молчания окружил данную тему. Через неделю я был на Кавказе, ещё через десять дней приступил к исполнению поручения министра, ещё через две недели закончил. И всё, навсегда. Не наступила точка Б. Точнее, наступила, но была проходной, текущей, не окончательной. И слава Б-гу.

А вот теперь о том, что было на Кавказе. Всё, как обычно, было: поход, лыжи, одна спасательная операция. В процессе этой операции несли мы по очереди носилки с пострадавшим альпинистом. Он лежал в спальном мешке, пристёгнутый, и мы боялись, что он замёрзнет, поэтому очень торопились. Когда, наконец, доставили его в районную больницу в Тырныаузе, оказалось, что ему срочно требуется кровь I-ой группы, резус положительный. У меня как раз такая, и я пожертвовал ему почти два стакана. Мы вернулись в целости, сохранности, и забыли об этом эпизоде. Но оказалось это тоже была точка А. Точка Б наступила через год при весьма примечательных обстоятельствах.

 Между точками А и Б (продолжение)

Дело в том, что в этом 1980 году изменился профиль моей деятельности. Меня назначили руководителем экономического отдела, где почему-то ни один начальник не держался дольше двух месяцев. До этого я экономикой не занимался, в институте на эти дисциплины не ходил, и серьёзным делом, тем более наукой, их не считал.

До сих пор ума не приложу, к чему бы такое решение. Впрочем, есть один вариант: может быть, это были отдалённые последствия той самой коллегии. Знаете, некоторым людям очень не нравится, когда им говорят правду. Другие не любят быть обязанными. Ну, как в пословице о том, что «ни одно доброе дело не должно остаться безнаказанным». Может быть, некоторые мои старые знакомые просто рассчитывали, что я оттуда скоро уйду, как и все предыдущие, и перестану быть «живым укором». Я, тем не менее, довольно быстро разобрался с новым делом, мои прежние инженерные проблемы были, как минимум, не слабее.

Но вот беда, не имел я никакого экономического образования. И когда дело пошло, мне пару раз на это намекнули. Стал я думать, как бы и где его получить, желательно, побыстрее. По натуре я максималист, хотя и тщательно это скрываю. Поэтому взор мой стал обращаться к центрам экономической мысли, из которых самым главным, безусловно, был Московский Государственный Университет им. М.В. Ломоносова.

Туда я и зашел, находясь летом 1981 года в очередной командировке в Миннефтегазпроме. Охраны не было. Я долго гулял по бесконечным коридорам экономического факультета, вглядываясь в названия кафедр и лабораторий. Одна табличка меня заинтересовала. «Кафедра организации и управления общественным производством», - было написано на ней. Я почувствовал что-то близкое. Управление производством – это как раз то, что я знал и умел. Я осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. В большом помещении находился только один человек, средних лет, плотный, с коротко остриженной седой головой и в замшевом пиджаке. Он сидел за столом в углу комнаты и что-то писал. «Вы к кому?», - приветливо спросил он. «Да ещё и не знаю точно», - ответил я, и кратко изложил ему свою проблему. «Ну, зачем же весь путь сначала проходить», - ответил он: «поступайте сразу в аспирантуру. К нам на кафедру инженеров принимают. Через три месяца и поступайте». Он подозвал секретаря, который быстро выдал мне необходимый для этого комплект документов. Несколько ошарашенный быстротой решения проблемы, я в этот же день уехал домой и стал срочно готовить бумаги.

Надо сказать, что у меня уже был один неудачный опыт поступления в аспирантуру. Сразу после армии в 1971 году я подал документы в свой родной Одесский электротехнический институт и на отлично сдал экзамен по специальности. Кандидатские же минимумы по философии и английскому языку я сдал ещё в армии и тоже на «отлично». Я написал очень неплохой реферат и был полностью уверен в успехе, но на следующий день меня попросил зайти заведующий кафедрой, старый знакомый моего покойного отца.

«Борис», - сказал он: «уезжай домой, ты не поступишь сюда». «Почему?», - возмутился я: «у меня же всё отлично». «Ты не поступишь», - повторил он: «это место у меня уже сняли. Найди что-нибудь другое, где-нибудь…», - и он отвернулся, пряча глаза.

«Процентная норма», - догадался я: «Вот оно что». Внутри меня кипело возмущение, но я сдержался. И это моя страна? Страна, ради которой я неоднократно рисковал здоровьем и жизнью, страна, которая держит тебя на коротком поводке, даёт с одной стороны, забирает с другой». «Что ж», - сказал я: «свет клином не сошёлся на этом институте», с трудом улыбнулся и уехал. Дома меня ни о чём не спрашивали, я ни о чём не рассказывал. Правда, в результате у меня выработалось чёткое отвращение к специальности, полученной в институте, и я сменил её сразу же, как представился случай.

Я жил, работал, успешно делал инженерную карьеру, но ни разу за всё это время не забыл о первом неудачном опыте. А сейчас у меня была возможность реабилитироваться. Сейчас, через десять лет, доказать себе, что ты сможешь, и наконец забыть об этом.

Документы были поданы в срок, и через три месяца я приехал сдавать экзамены. Для усиления своей позиции я был в форме Главморнефтегаза, синей с якорями, блестящими пуговицами, погонами и петлицами, звездами и лычками. В переводе на обычное морское звание я был капитаном первого ранга с тремя большими звёздами. Это производило впечатление на девушек и милиционеров. Как к этому отнесутся в цитадели науки, я ещё не знал, но почему не попробовать.

«А, это вы», - сказал при встрече зав. кафедрой, но, прочитав в анкете мою фамилию, заметно поскучнел. «А что это за форма такая?», - вдруг спросил он. Такой вопрос мне после этого задавал в университете каждый, кто встречался впервые. Так что у меня оставалось некоторое время, чтобы ответить уже на второй вопрос. Второй вопрос был тоже традиционен. Его как раз, не дожидаясь ответа на первый, задал и зав. кафедрой. «Скажите», - спросил он: «а почему бы вам не поступать в МИИТ****?».

Смутные слухи ходили по Москве об этом институте. Вроде бы, там поступление зависело только от уровня знаний и больше ни от чего. Эта слава привела к нескольким блестящим выпускам МИИТа в самых разных отраслях знаний от математики до экономики. Причём здесь транспорт? Загадка. Впрочем, ответа я не знаю. А чего не знаю, о том не пишу.

«Нет», - твёрдо ответил я: «буду поступать к вам, а если что не так, значит такова судьба». «Ну что ж», - сказал с некоторой обречённостью будущий мэр Москвы: «Дерзайте», - и покачал головой.

Всё оказалось намного сложнее, чем я думал. На пять мест было пятьдесят пять заявлений. Я был единственным инженером, остальные, как правило, главные экономисты предприятий. Мои, ранее сданные кандидатские минимумы, никого не интересовали. Предметы были совершенно незнакомые, экзамены численно не лимитировались, и сдавать их нужно было до тех пор, пока нас не останется ровно столько, сколько было мест, т.е. пять человек. Я пошёл в университетскую библиотеку и попросил литературу по первому экзамену – политэкономии. Количество книг, которые мне выдали, меня поразило. Однако, когда я стал их в ускоренном темпе читать, дело пошло легче. Я как-то очень легко усваивал информацию. По всей видимости, участки мозга, ответственные за экономические знания, были у меня девственно чистые и незаполненные, как у младенца. Да и проектная привычка работать с большим количеством информации на бумажных носителях, помогала.

Вот и день экзамена. Обстановка, приближённая к боевой. Экзамен принимают корифеи экономической науки, создатели экономики социализма. Первые пять соискателей получили «неуд». Затем шестой и седьмой – «удовл.». Я пошёл восьмым. «Тяните билет». Я взял билет, но переворачивать его не стал, потому что один экзаменатор сказал другому: «Что-то мы медленно двигаемся». И потом уже к столпившимся в коридоре: «Может быть, кто-нибудь хочет сдавать сразу без билета путём собеседования?». «Я хочу», - обрадовался я: «я билет ещё не смотрел». «Хорошо, молодой человек», - и мы стали беседовать.

Первый вопрос, как обычно: «А что это за форма такая». «Я знаю второй вопрос», - ответил я. «Так какой?», - заинтересовался экзаменатор. «А почему вы не поступаете в МИИТ?», - ответил я. «Молодой человек», - экзаменатор был лет на двадцать меня старше: «такой вопрос ещё нужно заслужить». И он задал вопрос по специальности. Потом ещё и ещё. Мы говорили уже минут пятнадцать. Он слушал ответы, слегка хмурился, когда я пытался спорить, и я не мог понять, как он оценивает мои знания.

Надо сказать, что поскольку я был в форме, то когда сел, фуражку с золотым позументом, якорем и буровой вышкой положил на стол справа от себя. Яркий предмет, кстати, единственное, что у меня от этой формы сохранилось. Экзаменатор посмотрел на блестящий галун фуражки, потом на меня. Вдруг взгляд его напрягся, как будто он пытался что-то вспомнить. «Скажите», - спросил он у меня: «вам приходилось бывать в Приэльбрусье?». «Как же», - ответил я: «каждый год там бываю уже девять лет». «А в прошлом году в январе?». «Да был и в прошлом, сразу после Нового Года». «Я помню», - быстро ответил экзаменатор: «Вы несли носилки за переднюю правую ручку, и я видел вас смутно, как во сне. А потом также смутно в больнице, когда вы сдавали кровь. Вот ещё хожу с трудом», - и он посмотрел на палку с ручкой и резиновым наконечником снизу, прислоненную к столу, за которым сидел. Мы оба замолчали. Я ощутил некоторую неловкость. «Может быть, мне пересесть к другому экзаменатору?», - тихо поинтересовался я. «Вы достаточно ответили», - сказал он: «Давайте зачётный лист». Он быстро поставил оценку и отвернулся. Я не смотрел в зачётку, пока не вышел. «Сколько?», - накинулись на меня в коридоре. «Сейчас посмотрю», - ответил я и медленно перевернул лист. «Хорошо», дружно выдохнула толпа соискателей: «Ну, старик, с тебя причитается». «Да, возможно», - механически ответил я, и пошёл готовиться к следующему экзамену.

Их было ещё много, каждые три дня по экзамену. Наконец нас осталось пятеро, и на последнем экзамене не срезали никого. После него мы все собрались на кафедре. Заведующий выглядел мрачно. «Ребята», - сказал он: «Позвонили из парткома. Завтра мандатная комиссия». Тут он выразительно посмотрел на меня. «Какая ещё мандатная комиссии?», - загалдели все: «И слово-то какое-то неприличное».

Однако, делать было нечего, и на следующий день мы стояли у парткома экономического факультета. «Была ни была», - подумал я: «Пойду первым». Захожу. «Садитесь». Сажусь.

«А что это за форма такая?», - поинтересовался председатель комиссии – будущий член ГКЧП*****. Что-то удержало меня от ерничанья по поводу второго вопроса, и я ответил серьёзно. «Так», - он вслух
прочитал мою фамилию. А потом, уже не глядя в анкету: «Не член КПСС?». «Почему же», - отвечаю: «Член». «В армии не служили?». «Служил». «Награды не имеете?». «Имею». «А общественная нагрузка у вас какая?». И тут я выдал свой главный козырь. «Я секретарь первичной партийной организации», - громко сказал я. Это была сущая правда, с одним маленьким уточнением. Месяца за три до этого, партийную организацию нашего института разделили на девять маленьких, наверное, для улучшения отчётности райкома партии. В результате меня избрали, а фактически назначили секретарём парторганизации АУПа, как самого младшего.

Это был удар. «Борис Григорьевич», - сказал председатель: «Выйдите на пару минут, мы вас позовём». Я повернулся и вышел, краем глаза увидев знакомое лицо сбоку за столом. «Ну что?», - спросили меня в коридоре. «Не знаю, сказали, ещё позовут». Вдоль коридора туда–сюда медленно прохаживался заведующий кафедрой, с укоризной поглядывая на нас.
«Заходите, садитесь», - позвали меня. Председатель встал, прокашлялся и с пафосом произнёс: «Мы будем Вас рекомендовать». И чуть потише в сторону коллег: «Тут в этом году как раз Фельдман заканчивает, так мы его и возьмём». «Спасибо», - только и сказал я и вышел.

«Ну что?», - это уже заведующий кафедрой. «Будут рекомендовать, вместо Фельдмана», - ответил я. «Так Фельдман – это же не у нас», - оторопело ответил заведующий: «Впрочем, теперь уже какая разница». Разницы действительно уже не было никакой. Наступила промежуточная точка Б, она же точка А в аспирантуре. Верно говорили древние: «И в конце пребывает начало».

Я поступил в заочную аспирантуру, закончил её, параллельно с работой, через четыре года и первым в нашем наборе защитил диссертацию в январе 1986г. на заседании Учёного Совета МГУ. Наступила новая точка Б, она же точка А следующего этапа жизни.

В этот момент я сильно задумался о содержании принципа причинности в нашей судьбе. Где начало процессов, где их завершение и насколько они связаны между собой. Вот в реальной жизни точка А всегда предшествует точке Б, а, например, в отношениях между мужчиной и женщиной, точка Б может наступить ещё до возникновения точки А.

Задумайтесь, и здесь в тонком мире человеческих чувств, также как и в квантовой механике микромира, возможно нарушение принципа причинности: следствие может предшествовать причине. И в этой связи, мы все подспудно чувствуем, что точка А – это уже Да, а точка Б – это уже Нет.

Помните, как сказал поэт******:

«Я, как поезд,
Что мечется столько уж лет
Между городом Да
И городом Нет.
Мои нервы натянуты,
Как провода,
Между городом Нет
И городом Да!»*

Примерьте к себе, может быть подойдёт.
___________________________________________________________________________
* НЗ – неприкосновенный запас: колбаса, шоколад, спички и т.д.
** ГИП – Главный инженер проекта
*** СНиП – строительные нормы и правила, утверждённые Госстроем СССР.
**** МИИТ – Московский институт инженеров транспорта.
*****ГКЧП - (Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР) — самопровозглашённый орган, состоявший из ряда представителей руководства ЦК КПСС и правительства СССР, осуществивший 18—21 августа 1991 года «августовский путч».
****** Евтушенко Е.А. «Два города», 1990г.