Юрий Полисский

Послевоенный трамвай… Он остался в памяти неутомимым тружеником, вынесшим все тяготы восстановительного периода. В те годы троллейбуса в городе еще не было, а уж тем более метро или маршрутных такси, и трамвай оставался единственным средством массового передвижения.
Мы садимся с папой у родной Петровки в старенькую «двойку» и едем в город. Едем до конечной, до разворота на Управской (ул.Исполкомская). Правда, «садимся» смело сказано. В то время трамваи имели входные двери с обеих сторон. И толпа, проникая на площадку с одной стороны, изо всех сил выдавливала конкурентов с другой стороны. Но, тем не менее, мы уже в трамвае. Конечно, обе лавки, тянувшиеся от передней до задней площадки вдоль бортов трамвая, заняты, но можно ухватиться за подвешенные к продольным перекладинам брезентовые ручки. Правда, можно и не держаться, так как при такой загрузке все равно не упадешь.
Двери с обеих сторон открыты, на подножках висят не попавшие внутрь, но трамвай трогается до следующей остановки - «Вторая рабочая больница», проезжая мимо некогда прекрасного Собора, превращенного в угольный склад. А у остановки разгуливают в серых больничных халатах идущие на поправку больные и покуривают «в затяжку» ремесленники из рядом расположенного училища ФЗО (фабрично-заводское обучение).
Остановка - «Трамвайное депо». Меня она привлекала тем, что в глубине за «деповскими» трамвайными путями стояла действовавшая парашютная вышка. Боже, как мне хотелось прыгнуть с этой вышки. Но и огорчать родителей, строго-настрого запретивших даже думать об этом, я тоже не мог. А это неосуществленное желание живет во мне до сих пор.
Здесь трамвай стоит минут десять, пока происходит смена вагоновожатого.
Итак, все дружно выдыхают, принимая в свои ряды новую порцию пассажиров. Так и едем до следующей остановки - «Бойкая» (ул.Выборгская). А меж пассажиров, энергично расталкивая их, пробирается, как тогда говорили, «кондукторша» с ожерельем из колечек трамвайных билетов различной стоимости, и мало кому удается избежать «обилечивания». Но бывают исключения.
- Мужчина, тебе до какой остановки? А, ну, давай деньги за проезд, - требует кондукторша.
- Отстань, я еду на работу.
- Так что, тебе платить не надо? Давай деньги.
- Как ты думаешь, если бы у меня были деньги, ехал бы я на работу?
О кондукторшах разговор особый. Почти все они носили юбки из практически не знавшей износа ткани, очень похожей на нынешнюю джинсовую. В те годы именно эта ткань была доступна для более чем скромной кондукторской зарплаты. Может быть, поэтому до сих пор человек в джинсовой одежде кажется мне очень бедным. А кондукторши и на работе, и вне работы ходили в этих юбках, плотно облегавших упругие бедра.
Надо сказать, что трамвайные пути проходили тогда по Первой Чечелевке, то есть по Калининскому проспекту, а не в обход, как теперь.
- «Сквозная» (ул.Щепкина) - кричит кондукторша, - торопитесь, кому на Горбатый мост. И треть пассажиров, толкаясь, покидает гостеприимный трамвай.
А следующая остановка – «Керосинная» (ул.Леваневского). И Калинин с пьедестала смотрит на нас не слева, как сейчас, а справа, так как стоял тогда памятник на небольшом холмике на противоположной стороне проспекта. А на Керосинной идет массовая пересадка на другие маршруты. После нее трамвай до остановки «Шмидта», то есть до Озерки, почти свободен.
- Слушай, ты можешь ехать скорее, я на футбол опаздываю? – требует от вагоновожатой нетерпеливый болельщик, поглядывая на часы.
- Как надо, так и еду.
Еще через пару минут:
- Ну, ты можешь ехать скорее?
- Как надо, говорю, так и еду.
А часы уже показывают начало матча, и доведенный до отчаяния болельщик выкрикивает:
- Чтоб тебя так «любили», как ты едешь.
Стадион «Локомотив». Отсюда Первая Чечелевка переходит в улицу Военную, которая теперь называется проспект Пушкина. Здесь в вагон с бранью вваливается изрядно выпивший парень лет двадцати.
- Молодой человек, ну-ка прекрати хулиганить, - пытается урезонить его кондукторша.
- А, пошла бы ты …, - выдает молодой пьянчуга.
Вагон замер. И тут ничуть не растерявшаяся кондукторша спокойно и с достоинством так говорит хулигану:
- Молодой человек, я там была столько раз, сколько ты не бывал на свежем воздухе.
Оторопевший от такого ответа парень затих и, молча, покинул трамвай на очередной остановке - «Чичерина».
«И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал», - успеваю прочесть на пьедестале памятника великого Пушкина.
- Остановка «Философская», - выкрикивает выросшая в моих глазах после такого ответа хулигану кондукторша. Здесь, в трех кварталах вверх от остановки работает в седьмой больнице моя мама. Сейчас по времени рабочий день окончен, и к нашей с папой радости мама входит в вагон.
И вот мы уже на остановке «Шмидта», и трамвай наполняется многочисленным людом, пришедшим с Озерки. Молодой мужчина, стремясь попасть в вагон, энергично проталкивает стоящую впереди на ступеньке пышную в просторной юбке даму. Его рука в попытке ухватиться за входной поручень неожиданно запутывается в складках юбки. А трамвай уже трогается, мужчина бежит рядом, стараясь сквозь складки юбки все-таки ухватиться за поручень. Трамвай набирает ход, мужчина ускоряет бег и, перебирая складки юбки и не находя поручня, в отчаянии выкрикивает:
- Да, кончится ли когда-нибудь эта юбка?
А пассажиры внутри трамвая снова дружно выдыхают, принимая новую, разношерстную и в чем-то одинаковую порцию пассажиров. И в такой давке придется ехать до Первозвановской (ул.Короленко).
- «Кооперативная» (ул.Ю.Савченко), - кричит кондукторша. На этой Кооперативной улице стоят очень старые одно- и двухэтажные домишки, а сеть дворов с глухими закоулками такая, что чужаку сюда лучше не заходить. А выше Кооперативной – «Клинчик», где торговали всякой мелочью, но знаменитый тем, что там производились «разборки» местных авторитетов. На этой же остановке по другую сторону Военной находится известная достопримечательность – «пожарка» с неизменной вышкой, красными машинами и пожарниками в медных блестящих касках.
На остановке «Полевая» (проспект Кирова) в вагоне становится чуть свободнее. Отсюда можно, пройдя через парк МОПРа(парк им.Ленина) и парк Чкалова, попасть на центральный городской проспект. И отсюда же улица Военная переходит в Базарную, нынешнюю улицу Чкалова.
Трамвай подходит к следующей остановке – улице Садовой (ул.Серова). Для меня эта улица долгое время представляла загадку. И вот почему. В нашем старинном многоквартирном доме на Харьковской жила молодая женщина, красивая и яркая Майка Чечелянская. И примерно каждые четыре месяца у нее появлялся новый муж. Как-то я спросил об этом у родителей и получил такой ответ:
- Ну, что ты хочешь, она ведь с Садовой.
Поскольку никаких комментариев далее не следовало, улица эта приобретала в глазах моих особую весомость.
А вот и остановка «Ленинская». Внизу виден расположенный почти у самого проспекта красавец-театр имени Шевченко, куда родители привели меня на первый в моей жизни спектакль – «Овод».
От «Ленинской» до «Первозвановской» трамвай приостанавливается для перевода стрелки. Сколько помню себя, столько помню и эту стрелку, и неизменный метод ее перевода вагоновожатым с помощью ломика. И вот мы уже на «Первозвановской». Трамвай почти пустеет, так как теперь он повернет и поедет вниз по Первозвановской до поворота на Троицкую площадь (Красная площадь). Боже, как мне не нравилась эта Первозвановская улица с сотнями подвалов и тысячью кумушек, сидевших на ступеньках своих подвалов. И, конечно же, Судьба распорядилась так, что именно на этой улице я живу уже многие годы. Но сегодня это совсем другая, современная улица, и она мне очень нравится. А трамвай, повернув с Первозвановской на Троицкую площадь, подъезжает к остановке «Троицкая» (ул.Красная). Здесь мы зимой съезжали прямо к проспекту с горки, на месте которой сейчас здание бывшего Министерства черной металлургии и памятник Ленина.
На остановке «Александровская» (ул.Артема) мое внимание всегда привлекает своей красотой двухэтажное здание поразительной архитектуры с двумя львами – по одному с каждой стороны лестницы и непонятной табличкой «Облкожвендиспансер». А, если заглянуть в расположенные на уровне тротуара окна, то видны больничные койки с сидящими на них мужчинами и женщинами.
Наконец, мы подъезжаем к конечной остановке «Управская», где находится наша главная «пожарка» тоже с красными машинами и пожарниками в медных блестящих касках. А вот и одноэтажный домик. Он для меня примечателен тем, что сюда отправлял свои почтовые открытки из Австрии во время Первой мировой войны мой дедушка – солдат царской армии. А на открытках был адрес: «Россия, Екатеринослав, ул.Управская, буфет Турчихина для Сумберг».
Вагоны пустеют, трамвай делает разворот и отправляется в обратный путь. А мы с мамой и папой идем домой.
Промчались, пролетели десятилетия, пришел новый век. Улицы обрели иной вид и получили другие названия. Изменились и мы – жители Днепропетровска, мы – пассажиры, для блага которых работают теперь метро и огромная сеть маршрутных такси, современных троллейбусов и трамваев. Не изменилась лишь память, благодарная память бывших маленьких пассажиров о неутомимом труженике, имя которого - Послевоенный трамвай.

2007
СЧАСТЬЕ СОЛДАТА СУМБЕРГА

Давно и всем известно, что самый большой подарок в жизни – это любовь. И дается любовь далеко не каждому. О тех же, кому Судьба сделала такой подарок, можно смело сказать, что они счастливые люди. И я знал таких счастливых людей – это были мои бабушка Соня и дедушка Эля Сумберги.
Первая мировая подходила к концу. Возвращались живые и покалеченные. Родные ждали пропавших без вести. Не возвращались лишь погибшие.
Соня, молодая жена солдата Эли Сумберга и моя будущая любимая бабушка, каждое утро выбегала на угол Гостиной и Екатерининского проспекта, где сходились, спорили и расходились возвращавшиеся с войны солдаты в серых шинелях и грязных обмотках. Выбегала, чтобы узнать что-либо о муже. И каждый раз слышала в ответ: «Не видел», «Не знаю», «Не встречал». Но однажды пожилой солдат с двумя «георгиями» остановил ее:
- Эй, баба, погоди-ка. Слышал я, что в Синельниково, в тифозном бараке умирает солдат иудейской национальности Эля Сумберг. Так что дай, Бог, силы тебе, держись, солдатка.
В статного и красивого Элю Соня влюбилась сразу. И было это в захолустном белорусском местечке с красноречивым названием Пропойск, куда молодой портной – подмастерье приехал погостить к родственникам. Там он и встретил шестнадцатилетнюю красавицу Соню и тут же потерял голову. А через месяц молодожены Соня и Эля Сумберги уехали в Екатеринослав. Здесь у них родилась дочь Рахиль – моя прекрасная мама и через два года – дочь Циля. А еще через год началась Первая мировая, и солдата иудейской национальности Элю Сумберга забрали на фронт. И вот теперь Соне сообщают, что ее любимый Эля умирает в тифозном бараке в каком-то Синельниково.

Прибежав домой, солдатка Соня кинулась к родственникам – замечательной семье Рогачевских с просьбой присмотреть за детьми.
- Конечно, присмотрим. Где трое, там и пятеро. Не волнуйся и поезжай за Элей.
Взяв с этажерки солдатскую фотографию Эли, которую он прислал из Австрии с адресом на обратной стороне «Городъ Екатеринославъ, Управская ул.21, Буфетъ. Турчихину для С.Сумберг. Россія», и немного хлеба, Соня пешком отправилась в Синельниково.
Как видно, на свете бывают чудеса. И Соня сумела добраться до этого Синельниково и там, побывав почти во всех тифозных и холерных бараках, показывая чуть ли не каждому встречному фотографию мужа, таки нашла, что называется «на последнем издыхании» своего ненаглядного Элю. А любовь, как известно, делает чудеса. И местечковая необразованная Соня какими-то одной ей известными травами и молитвами спасла мужа. Спасла, хотя по приговору медиков его уже свезли в барак для безнадежных. И вот наголо побритого, худого - кожа да кости, но зато живого привезла его Соня домой.
Медленно выздоравливал Эля, но дома и стены помогают. И, когда вернувшись с базара, Соня застала своего Элю за швейной машиной, она поняла – все уже позади. А через несколько лет у них появилась третья дочь – Бэлла.
2007
УРОК МИЛОСЕРДИЯ

Едва ли не ежедневно средства массовой информации проводят пиар – кампании различных так называемых благотворительных фондов. А мною еще не забыты те времена, когда светлой памяти наши дедушки и бабушки без всякой рекламной шумихи на самом деле занимались благотворительностью, поскольку жизнь в соответствии с заповедями Торы была для них естественна, как дыхание.
Помню, после войны к нам каждый день приходила обедать какая-то старушка. Увлеченный своими мальчишескими делами, я не задумывался над тем, кто она в нашей семье.
- Приходит, ну, и приходит, - мелькало в моей детской голове, и я тут же торопился на улицу. Уж, не знаю почему, но однажды я все-таки спросил о ней у бабушки. И услышал следующую историю.
Жили тогда молодые супруги Соня и Эля Сумберги, будущие мои бабушка и дедушка, с тремя своими маленькими дочками Рахилей, Цилей и Беллой на улице Литейной в маленькой комнатушке многосемейной коммуналки. И мучиться им бы долго-долго, если бы решением местных властей их, как тогда говорили, «представителей трудового народа», не переселили в порядке «уплотнения» в просторную комнату двухэтажного домика на улице Харьковской, 17. Теперь этот домик за забором напротив торгового центра «Мост - Сити» доживает последние дни.
Хозяевами шестикомнатного домика на Харьковской, 17 были мужчина средних лет, целыми днями пропадавший по своим финансовым делам, и его не работающая жена, которая изнывала от избытка свободного времени. Своих новых соседей она люто ненавидела и при каждой встрече с ними непременно заявляла:
- Вот вернутся «наши», и я вас вышвырну на улицу.
А дети, как дети, часто болели, и в жизни семьи Сумбергов были очень тяжелые моменты. Но ни разу хозяйка дома даже не попыталась помочь, хотя посещала синагогу и не могла не знать о заповедях Торы.
Время шло, а так долго ожидавшиеся этой дамой «наши» не возвращались. Потом бабушка и дедушка с детьми перебрались на Харьковскую, 6 в квартиру, ставшую их постоянным домом. А затем пришла война.
После возвращения из эвакуации бабушка как-то увидела на улице несчастную нищенку, в которой узнала хозяйку с Харьковской, 17.
Естественно, бабушка привела ее к нам домой, покормила и дала одежду. А бывшая барыня рассказала, что муж ее умер в эвакуации, сама она делать ничего не умеет и вот теперь, одинокая, обречена на умирание. И, несмотря на тяжелые годы и хлебные карточки, когда у нас самих зачастую бывало голодно, бабушка предложила ей каждый день приходить к нам на обед.
Услышав эту историю, я, по-пионерски принципиальный, возмутился:
- И после всего, что ты, бабушка, мне рассказала, ты открываешь ей двери?
Бабушка молча посмотрела мне в глаза, а потом спросила:
- А, если она, одинокая и голодная, умрет, ты будешь счастлив?
И, видя мою растерянность, продолжила:
- Ладно, беги на улицу, но подумай над моими словами.
А через две недели отмечался Международный женский день. Когда все уселись за стол, я стал дарить картинки, нарисованные мною на листках из тетради в клеточку. Подарил вначале бабушке, потом маме, обеим тетушкам и моей маленькой сестренке. А последний листок со словами «Поздравляю с праздником 8 Марта!» подарил этой женщине. Лицо ее вспыхнуло от радости, она разрыдалась, и вместе со слезами из ее сердца уходили дни горя и одиночества.