Ким Иванцов (1926-2016)



В феврале 1943 года в городе Ровеньки, в Гремучем лесу, гитлеровцы казнили молодогвардейцев Олега Кошевого, Любовь Шевцову, Дмитрия Огурцова, Виктора Субботина, Семена Остапенко. 20 марта 1943 года, семьдесят лет назад, молодогвардейцев вместе с другими жертвами оккупантов с воинскими почестями похоронили на площади в центре Ровеньков, возле Дворца культуры имени Горького…

Как-то на читательской конференции одна школьница спросила:

 -- В книгах, журнальных и газетных публикациях вы рассказываете о многих своих товарищах по школе, будущих молодогвардейцах, а вот о Любе Шевцовой написали всего несколько строк, хотя учились с ней в одном классе…

Да, Любовь Шевцова училась в той же школе (№ 4 имени Ворошилова), что и я. Сначала мы были в одном классе, затем в параллельных. К тому же Люба дружила с моей сестрой Ниной, жила рядом с нашим домом, частенько бывала у нас. Она была невысокая, говорливая, с каштановыми волосами. Во всем ее облике -- в располагающей улыбке, в голубых глазах было что-то такое, что притягивало к ней сверстников, заставляло искать ее расположения.

Наверное, в силу особенностей своего характера Люба предпочитала мальчишечьи компании и потому нередко участвовала в наших забавах и проделках.

Певунья и танцорка, сообразительная и острая на язык, отчаянная, Люба была своей в каждом мальчишеском коллективе. Словом, как удачно охарактеризовал ее Александр Фадеев: «Любка Шевцова -- это Сергей Тюленин в юбке».

Познакомились мы несколько необычно.

На перемене одна из подруг Шевцовой сказала:

-- Хорошо тебе, Люба, -- косы не носишь, мальчишкам не за что дергать. А нас, -- она потеребила мышиные хвостики, -- все время обижают. Только и знаем, что обороняемся.

Мы с Тюлениным как раз проходили мимо. Мой друг неожиданно замедлил шаг, весело бросил:

-- Можно и за короткие.

Как и я, Сергей не был знаком с Любой: был первый день занятий в школе-новостройке, где мы оказались в одном классе.

Шевцова отозвалась громко, с вызовом:

-- Только попробуй! - голубые глаза ее в одно мгновение приобрели зеленоватый оттенок.

-- Чего тут пробовать? -- Сергей дернул Любку за короткую прядку.

Недолго думая Шевцова ответила звонкой пощечиной.

-- Ты что!? – от неожиданности Тюленин опешил.

-- А ты? -- Люба сжалась в комочек, готовая к продолжению схватки.

Что касается задиристости, то в этом они не уступали друг другу. Сложность заключалась, однако, в другом. Мальчишка, получивший от девчонки пощечину, терял всякое уважение сверстников, с чем Тюленин, естественно, не мог смириться. В то же время по кодексу мальчишеской чести бить девчонку не полагалось.

Выхода из создавшегося положения я не видел. Но что-то надо было предпринимать. Поэтому для начала я накинулся с упреками на Любку, совершенно не зная, к чему это приведет.

-- Шуток не понимаешь? Он ведь не хотел тебя задеть?

-- А я хотела? -- Шевцова как ни в чем не бывало весело засмеялась, блеснув белыми ровными зубами. -- Само собой получилось, она бросила на Тюленина любопытно-примирительный взгляд.

-- Ладно уж, -- неохотно отозвался Сергей.

Запустив пальцы в жесткие волосы, Сергей уважительно проронил:

-- Ты, видать, своя в доску.

Совсем некстати собралась толпа школьников. Одни высказывали соояражения, другие посмеивались, третьи спешили встать на чью-то сторону.

-- С девчонкой не справился!

-- Да он слабак!

- Ты, рыжая, не очень…

Любка крепко сжала небольшие кулачки.

-- Кто назвал меня рыжей?

Ребята мгновенно притихли.

-- Ну, что же вы?

-- Я сказал, -- мальчишка, на целуй голову выше Шевцовой, с вызовом усмехнулся и шагнул вперед.

-- Во-первых, -- Любка загнула мизинец левой руки, -- волосы у меня не рыжые, а каштановые, соображать надо, - крутанула пальцем около виска. -- Во-вторых, -- она неожиданно схватила обидчика за шевелюру, наклонила его голову и немедля дала шлепка.

-- Ну и ну!

-- Откуда она, такая скаженая, свалилась?

Парнишка попытался было дать сдачи, но между ним и Шевцовой тотчас выросла стена из подружек Любы.

-- Не тронь ее!

-- Сам виноват!

За Любкой в школе закрепилось прозвище Каштанка. У нее были красивые каштановые волосы… В нем не было ничего обидного. Наоборот, его выговаривали доброжелательно, с улыбкой. Своим прозвищем наша подруга даже гордилась.

-- Кем ты станешь, когда вырастешь? -- спросил как-то Тюленин Любку.

Люба медлила с ответом.

-- Смеяться не будете? – спросила она, прищурив глаза.

- Чего ради?

-- Тогда скажу. Артисткой хочу стать. Как Любовь Орлова.

-- Ого! Сразу такой?

-- Не сразу, -- Люба опустила длинные ресницы, и в ту же минуту вновь оживилась. -- Представляешь, приходите вы в театр, и вдруг объявляют: «Выступает артистка Любовь Шевцова!»

-- Даешь!

-- А что?

-- В таком случае тренироваться надо, -- сказал Сергей.

-- Я и так частушки в клубе пою, в балетный кружок записалась, в школьном танцевальном участвую, в физкультурном.

Сергей на секунду задумался.

-- Артисткой, конечно, хорошо, только все слишком просто, тут смелостью даже не пахнет.

-- Ну уж! -- возразила Любка. -- Я ведь в киноактрисы пойду. А там, знаешь, как артисты прыгает с деревьев и поездов, тушат пожары, на лошадях скачут. А во время кораблекрушения? Думаешь, так просто сыграть тонущего человека?

-- Ну, если в киноактрисы… Только в балетном и танцевальном смелости не наберешься, -- стоял на своем Сергей.

-- Хочешь, я сейчас такое отколю, такое? -- невысокая, вся как на пружинах, Люба от волнения едва стояла на месте.

-- Какое? – спросили мы.

-- Необыкновенное!

-На коньке, -- Сергей показал на стык двускатной кровли школы, -- можешь «ласточку» сделать?

Выразительные глаза Любы блеснули азартом.

-- Смогу!

-- Тогда валяй! -- Тюленин показал пальцем на металлические пожарные лестницы, что с четыре сторон поднимались на всю высоту школы.

Не раздумывая, Любка решительно помчалась к зданию.

-- Ты что, одурел? -- набросился я на Сергея. -- А если свалится?

-- Но это же Любка, -- сказал Сергей.

-- Знаю. Но девчонка ведь…

-- В самом деле, -- встревожился Сергей, и закричал: -- Каштанка, вернись, пошутил я!

Она даже не оглянулась.

Подбежала к одной из лестниц. Не останавливаясь, с ходу легко подпрыгнула, ухватилась за перекладину, быстро подтянулась. Потом закинула ногу, зацепилась ею за лестницу и, перехвалив руками, подтянулась еще раз. Легко перебросив тело на внешнюю сторону лестницы, оправила платье. Упираясь спиной в стену, сноровисто полезла вверх. Достигнув крыши, стала на четвереньки. Смело и проворно, словно кошка, вскарабкалась по наклонным листам этернита к коньку.

Затаив дыхание мы с Сергеем, другими учениками школы следили за Любкой.

Тем временем Каштанка добралась до трубы, остановилась, наверное, перевела дыхание. И только теперь вглянула на нас, приветливо махнула рукой. Однако она не забыла, зачем поднялась на крышу двухэтажной школы. Вот отошла от трубы, развела руки в стороны, левую ногу отвела назад, одновременно наклонилась вперед с прогнутой спиной. Это была та самая гимнастическая фигура, которую физкультурники называю «ласточкой».

Со стороны Люба впрямь походила на птицу. Казалось, еще миг, и она взлетит над зданием.

Ребята неистовствовали:

-- Ну, и Каштанка!

-- Утерла таки нос Сереге!

Оповещенные кем-то, появились учителя, завуч, директор.

Директор Юрий Юрьевич отреагировал на выступление Любы спокойно:

-- Она сама спустится. А вот после… после непременно поговорим. И с ней -- отдельно. И в классах, чтобы все твердо усвоили: бессмысленные и опасные выкрутасы с настоящей смелостью ничего общего не имеют.

Пройдет не так уж много времени, и член штаба «Молодой гвардии» Любовь Шевцова будет участвовать в самых дерзких операциях подпольщиков. Она отличится бесстрашием, решительностью, находчивостью.

В борьбу с немецко-фашистскими захватчиками Люба Шевцова вступила в 1942 году, после окончания Ворошиловградской школы подготовки партизан и подпольщиков. До этого все ее старания попасть на фронт оканчивались неудачами. Причина была одна --несовершеннолетие.

Шевцова была прирожденной разведчицей. Благодаря своему артистическому характеру она легко и быстро заводила «дружбу» с немецкими офицерами. А те, желая понравиться симпатичной девушке, желания щегольнуть осведомленностью, нередко доверяли Любе ценные сведения.

Как-то в клубе офицер, осыпая Шевцову комплиментами, посетовал, что в городе мало девушек, которые понимали бы немцев так, как понимает их она.

-- Но ничего, -- заявил офицер. -- Великой Германии нужны рабочие руки. Скоро, совеем скоро, может, даже на днях, вот только биржа составит списки, мы вывезем их на работу в фатерланд.

Сославшись на недомогание, Шевцова распрощалась со своим поклонником. Побродив ради осторожности по улицам, она пошла к Кошевым -- в ту ночь там должно было состояться заседание штаба «Молодой гвардии».

Когда Люба вошла в квартиру, все уже собрались. Судя по разгоряченным лицам, ребята о чем-то спорили. Однако Люба не стала ни о чем расспрашивать, а прямо с порога начала свое:

-- Биржа труда заготовила списки на несколько сот, а может, и тысяч наших девушек и парней. И не только списки, но и «рабочие карточки». Их намереваются угнать в Нимеччину. Мы должны сорвать замысел фашистов. Наш комсомольский долг -- не дать угнать подруг, сестер, братьев на германскую каторгу.

-- Не горячись, -- Олег Кошевой шагнул навстречу Любе. -- Толком расскажи.

Молодогвардейцы засиделись у Кошевых допоздна: решив сжечь биржу труда, штаб тут же стал разрабатывать подробный план операции.

Ночь выдалась темной и холодной. Метель -- дело происходило в декабре сорок второго года – бушевала особенно свирепо, словно старалась скрыть от глаз полицейских затаившихся в примыкающих к зданию биржи кустах Любу Шевцову, Сергея Тюленина, Виктора Лукьянченко. Вот они выбрались из кустов, осторожно подкрались к зданию. Вынув заранее приготовленные тряпки, бесшумно выдавили оконные стекла.

Помня, что в одной из комнат, возможно, находится полицай, молодогвардейцы, да ходили по помещению на цыпочках. Облив бензином заваленные бумагами столы и обитые материей стены машинописного бюро, разбросали по диванам и стульям, положили под портьеры палочки артиллерийского пороха.

Чиркнув спичками и зажигалками, одновременно подожгли три комнаты и не мешкая стремительно выскочили на улицу.

…В неистово бушевавшем пламени сгорели в ту ночь списки почти на две тысячи краснодонцев. Составлять новые списки оккупантам и их прихвостням было уже некогда: Красная Армия наступала, краснодонцы все отчетливее слышали гул наших батарей.

Судьба Любы Шевцовой, как и большинства молодогвардейцев, сложилась трагически. Ее арестовали по дороге в Ворошиловград, куда она направлялась за рацией.

Любу пытали. Но она молчала.

31 января 1943 года под конвоем Люба Шевцова, Семен Остапенко, Дмитрий Огурцов, Виктор Субботин были доставлены в Ровеньки. Здесь, в застенках, гитлеровцы надеялись с помощью пыток сломить подпольщиков, вырвать нужные сведения. Подпольщики держались до конца.

Любовь Шевцова горячо верила в нашу победу. «…Я люблю жизнь, -- передала Люба на волю перед казнью. -- Впереди у советской молодежи еще не одна весна и не одна золотая осень. Будет еще чистое мирное, голубое небо и светлая лунная ночь, будет еще очень хорошо на нашей дорогой и близкой, всеми нами любимой Советской Родине».

Ее истязали долго и жестоко. Изувеченная, в зимний морозный день стояла Люба перед дулами фашистских автоматов и винтовок. Напрасно ждали палачи. Люба ничего не сказала им ни о «Молодой гвардии», ни о советских разведчиках.

В последние минуты жизни Люба нашла в себе силы остаться такой, какой была всегда -- гордой, смелой, озорной. Сняв с плеч пуховый платок и старенькое с искусственным воротником темно-синее пальтишко, презрительно бросила в лицо полицаю:

-- Возьми, Иван, на память…



Ким Иванцов,

ветеран Великой Отечественной войны, писатель.