СЧАСТЛИВЫЙ БИЛЕТ

Болело все тело, голова буквально на части раскалывалась. Состояние было такое, как тогда, в восемьдесят третьем году, под Паншером. Их колонну накрыло минометным обстрелом. Контузило его в тот день сильно.
Терентий Михайлович открыл глаза, на краю кровати сидела Наташа.
– Ты откуда здесь? – прошептал он.
Наташа приложила палец к губам, давая понять, чтобы молчал.
– Наташенька, милая, ты пришла ко мне, а я, вот видишь, валяюсь здесь…
Он попытался встать, но острая боль ударила в сердце и отбросила назад. Снова очнулся, как ему показалось, от прохладного прикосновения ее ладони.
– Как ты там, солнышко мое, – он глубоко вздохнул, – без меня? – Слезы скупыми ручейками скатились по руслу морщин, оставив солоноватый, горький привкус на губах.
– Во дает мужик. Как в кино, – сказал кто-то из больных.
– Да бредит он, вторую ночь бредит, лучше сестру позови, пусть укол сделает, а то всю ночь спать не даст.

1.

Дочь появилась в больнице на третий день, сразу, как он пришел в сознание. Сидела, молчала, потом заплакала. Знал, хочет просить за зятя. Потому, не дожидаясь ее слов, сам сказал, что согласен отказаться от обвинения, и пусть несет бумаги, он подпишет. На следующий день дочка пришла с участковым, молоденьким лейтенантом. Путаясь в большом, не по размеру, белом халате, почему-то покраснев, тот официальным тоном задал вопрос:
– Согласны вы, гражданин Орлов, отказаться от своих обвинений в отношении гражданина Зарецкого, и…
Терентий Михайлович, не дослушав, перебил его:
– Согласен. Давайте, подпишу.
Даже не читая, быстро подписал бумагу, которую подала ему дочь. Потом отвернулся к стене. На вопрос дочери, что ему принести в следующий раз, ответил одним словом: «Уходи». Было обидно лежать здесь, на больничной койке, и знать, что ты больше никому не нужен.
Он поздно женился. Сначала был Афган, потом «ходил в моря». Как-то после удачного рейса, хорошо посидев с друзьями в ресторане, Терентий возвращался на квартиру, которую снимал в Балтийском районе. Такси поймать не удалось и пришлось сесть в дребезжащий, старенький трамвай, который, как будто специально, остановился перед ним. Настроение было прекрасным, душа пела. И, сам не понимая почему, он вдруг запел на весь трамвай. Время было позднее, но народ с пониманием отнесся к поющему моряку. Надо сказать, что голосом бог его не обидел, подтверждением чему были даже эти редкие аплодисменты пассажиров.
– Товарищ артист, вы билет будете брать? – раздался за спиной девичий голос.
Повернувшись, Терентий увидел кондуктора – молодую девушку с косичками, в синем форменном берете. Ее большие серые глаза, улыбаясь, смотрели на него. Вытащив из кармана сто рублей, он выдохнул: «На все».
Осторожно взяв ассигнацию, девушка отсчитала сдачу и подала билет. Терентий машинально посмотрел на номер и, глупо улыбнувшись, объявил на весь вагон:
– А у меня счастливый билет, товарищи.
Девушку-кондуктора звали Наташа. Терентий исправно ездил на трамвае в дни работы Наташи, каждый раз заранее узнавая ее новый маршрут. Когда у девушки был выходной, он кругами ходил возле ее дома. А, перезнакомившись почти со всеми соседями, забивал «козла» во дворе со стариками пенсионерами.
В конце концов, они объяснились. Свадьбу справили скромно: со стороны жениха – свидетель и двое друзей-моряков, со стороны невесты – родители, соседи и лучшая подруга. Было удивительно для многих, как эта хрупкая девушка могла приворожить такого медведя.
Многие стесняются своих чувств, считая, что лишний раз сказанное ласковое слово друг другу, улыбка, нежное прикосновение, да и просто взгляд, будут неправильно истолкованы окружающими. Тем самым они обкрадывают себя, так и не успев испытать великое чувство счастья от любви.
Терентий списался на берег и пошел работать в трамвайное депо, сначала слесарем, а потом, окончив курсы, вагоновожатым. Так они и колесили по Калининграду семейным экипажем.
Как все мужчины, Терентий мечтал о сыне, но родилась девочка. Больше детей у них не было, что-то врачи намудрили при родах, потому вся их ласка и любовь были отданы дочке – Танюшке.
Наташа была хорошей хозяйкой и матерью. Двухкомнатная квартира на одной из тихих улочек Калининграда, оставшаяся им после смерти Наташиных родителей, была настоящим домом, где царили любовь и доброта. За всю их совместную жизнь между ними не произошло ни одного скандала. Тихая и уступчивая с виду Наташа, зная веселый и непредсказуемый характер мужа, нашла то верное «соломоново» решение, которое позволяет мужчине чувствовать себя главой семьи и в то же время всегда соглашаться с женой.
Дочка росла певуньей, голос ей, наверное, перешел от отца. Так шутила по этому поводу мать. И когда дочь, окончив школу, объявила о своем решении поступать в театральное училище, родители не стали возражать.
Татьяна уехала в Москву. Как ни настаивала мать, чтобы с ней поехал отец, дочь категорически отказалась. Через месяц получили телеграмму с радостным известием о поступлении.
Письма из Москвы приходили редко. Чаще писали своей дочери родители, посылая посылки, переводы. И как гром средь ясного неба для них оказалось ее возвращение. Случилось это под Новый год. Вернулась она не одна, а с мужем. За столом их ждало еще одно известие: густо покраснев, Татьяна объявила, что беременна. Наталья только развела руками от удивления.
– Вы, что не рады? – со слезами в голосе сказала дочь и, вскочив из-за стола, убежала в свою комнату.
Следом за ней, укоризненно покачав головой и дожевывая на ходу, удалился зять. Высокий, худой, в очках с толстыми стеклами и рано наметившейся залысиной на затылке, был он на целых десять лет старше их дочери. Нет, не о таком муже для своей Танюши мечтал Терентий Михайлович.
– Видать, немало чужих подушек сменил, пока нашу певунью захомутал. Ишь, как затылок-то отполировал, – ревниво высказал он свое мнение.
– Себя вспомни, – встала на защиту зятя жена.
Так начался новый поворот в семье Орловых.
Молодые жили своей жизнью. Общего языка с зятем Терентий Михайлович так и не нашел. Попробовал с дочерью по душам поговорить, но та приняла все его расспросы «в штыки». Наташа, как курица-наседка, металась от мужа к молодым, поддерживая и без того хрупкий мир в доме. Как-то вечером, когда молодые пошли погулять перед сном, она рассказала мужу то немногое, что ей удалось узнать у дочери:
– Зять наш – бизнесмен, дочери дали академический отпуск по беременности…
– И все? – Он пытливо смотрел ей в глаза. – А где познакомились? Почему без свадьбы? Мы что, хуже других, что ли? – И, не сдержав накопившейся за эти дни обиды, стукнул кулаком по столу.
– Любит она его, Тереша, вот в чем фокус. А что нас не спросили, так теперь ничего уже не поделаешь. – И, ласково погладив его по щеке, добавила: – Сдерживай себя. У нас с тобой скоро внук будет. Вот что самое главное.
«Как же повезло мне в жизни с женой», – подумал Терентий Михайлович, и, нежно обняв супругу, зашептал ей на ухо:
– Все будет хорошо, солнышко мое... – И вздохнул: – Обещаю.

2.
Зятю Терентий Михайлович за глаза дал прозвище «Купи-продай». В их доме стали появляться незнакомые люди. Зять иногда пропадал на день, а то и на неделю, возвращался веселый, привозил всем подарки. Но Терентий Михайлович почему-то не доверял ему.
Рождение внука как будто сгладило напряженные отношения в семье, но ненадолго. Узнав, что молодые родители решили назвать внука Арнольдом, Терентий Михайлович не выдержал. Слово за слово, и у него произошел мужской разговор с зятем. Тот в долгу тоже не остался, и если бы не Наталья, то вся эта словесная перепалка могла закончиться рукоприкладством.
Вечером он долго пытался уснуть, но обида на зятя и дочь не давали ему покоя. Вышел на балкон, покурить. Стояла душная летняя ночь. Вспомнив, что забыл папиросы на кухне, он уже повернулся уйти за ними, как услышал знакомый голос под балконом:
– Килограмм – это много, давай по частям, у меня сейчас нет столько бабок.
Второй говоривший картавил, и Терентий Михайлович не понял, что он ответил. Зять направился к подъезду. Терентий Михайлович закрыл балкон и быстро лег в постель. Он слышал, как, не раздеваясь, зять прошел на балкон, хлопнула крышка ящика с рыболовными снастями.
Проснувшись рано, Терентий Михайлович намерился посмотреть, что находится в ящике на балконе, но его планы расстроила дочь:
– Папа, ты не сходишь с нами в поликлинику – у нас сегодня прививки.
Отказать ей в этом он не мог, но успел шепнуть жене, выходя из квартиры:
– Посмотри, что там зять на балконе вчера спрятал...
В поликлинике они провели полдня, жара и очереди утомили их. Внук мирно посапывал у него на руках. Терентий Михайлович предложил:
– Посидим у Преголи, дочка, пусть внучок поспит, а мы поговорим с тобой. – И улыбнулся ей.
– Не начинай, папа, я сама себе жизнь сломала.
– То есть, как это – сломала? – взволнованно спросил он.
– А вот так…– И она показала ему изгиб правой руки, на которой он увидел черные точки.
– Как же так, доченька, милая, что же ты нам с матерью сразу не сказала?!
– Боялась.
– А он, этот твой, – слово «муж» он выговорить не мог, – знает?
– Мы с ним познакомились на дискотеке, он так красиво за мной ухаживал... – Ее глаза наполнились слезами. – А потом как-то в одной компании предложил попробовать…
– Так, значит... – Терентий Михайлович боялся в ЭТО поверить, – он тебя к этой гадости приучил? – И тут же понял, что именно прятал ночью зять на балконе. Господи, зачем сказал Наташе? Тупая боль сжала сердце.
– Папа, папа! – услышал он голос дочери. – Тебе плохо?
– Домой, скорее – домой... – Ему казалось, что он кричит, но это был шепот.
К дому они подъехали следом за «скорой помощью». Во дворе стояли соседи. Тихо причитали:
– Горе, какое горе, вешала белье и упала с балкона.
Терентий Михайлович увидел носилки, накрытые простыней. Наталья лежала с открытыми глазами, лицо было белым, как бумага. На простыне начали отчетливо проступать темные пятна крови.
Ему казалось, что «скорая» едет очень медленно. Руку Наташи он держал в своих ладонях и, не стесняясь врача и медсестры, плакал. Плакал навзрыд, понимая, что опоздал – первый раз в жизни он не успел защитить ее от беды.
– Она что-то говорит вам, мужчина, слышите?
Терентий Михайлович встал на колени и наклонился к жене:
– Тереша, ухожу я, сокол мой ясный, прости их, ради внука прошу, прости…
– Не уходи, Наташенька, не оставляй... – Но она уже не слышала его.
...Вернувшись из больницы, Терентий Михайлович никого не застал в квартире.
– Уехали они, сосед. Вот дочь просила письмо тебе передать, – сказала соседка и протянула ему конверт.
Дрожащими руками он вскрыл его. «Прости меня, папа, если можешь, прости…» Строчки поплыли перед его глазами.
На третий день, обеспокоенные тем, что из квартиры никто не выходит, соседи обратились в милицию. Дверь вскрыли. В квартире стояла гнетущая тишина. В кресле у окна неподвижно сидел совершенно седой человек. Если бы не открытые глаза, можно было подумать, что он задремал и сейчас встрепенется. В руках он держал фотографию, на которой счастливо улыбались молодые мужчина и женщина с девочкой на руках.
...Кто-то из соседей уже догадался вызвать «неотложку».