Зоя Гурбанова 

Наступало очередное безрадостное утро. Такое же, как вчера, позавчера и несколько лет назад. Одинокая пожилая женщина уже давно разучилась радоваться. Не волновали её ни рассветы, ни закаты, да и сама жизнь, наполненная бестолковой суетой, была неинтересна.
Валентина Серая ежедневно жаловалась на своё жалкое существование. Что она стара и немощна, что не с кем общаться, что дом собственный, словно карцер ненавистный. Что общается только с телевизором, да отвратительным отражением, что кто-то пялится на неё из зеркал.
Иногда к одинокой женщине приходила в гости соседка, маленькая шустрая старушка, Настасья Павловна. Пили чай и говорили о жизни, которая уже подходила к своему логическому завершению. Только встречи эти были нечастыми и непродолжительными. У бабы Насти прыгало давление, и она предпочитала надолго из дому не отлучаться. Однажды не выдержала бесконечных нареканий на судьбу, и предложила вечно брюзжащей приятельнице взять постояльца. Живая душа в доме – это хорошо! К тому же существенная прибавка к мизерной пенсии. Баба Валя долго обдумывала странное, как ей казалось, предложение. Когда решилась, попросила помочь в поиске таковых. Две пенсионерки составили объявление и отправили его в местную газету.
Через пару дней Валентине Серой позвонили. Молодой мужской голос приятным тембром и бахвальскими манерами отрекомендовался: «Петр Васильевич! Прошу любить и жаловать». Затем, осчастливил женщину, сообщив, что имеет самые серьёзные намерения, относительно их общего проживания. Что комнату намерен снимать на неприлично длительный срок.
В условленное время у калитки небольшого пригородного дома, держа в руках три тюльпана и торт, стоял мужчина средних лет. Баба Валя с опаской впустила в свою обитель постороннего. Молодой человек вёл себя крайне вежливо, но в тоже время активно.
С порога предложил старой женщине: « А давайте-ка мы с Вами, драгоценная моя, Валентина Леонидовна, проведём сэ-анс совместного чаепития, чтобы в непринуждённой беседе устроить духовное соитие». На что старушка ответила: « Я те щас такое соитие устрою, шо ты, милок, до мамки не воротисся!» – и устрашающе помахала своей палицей перед лицом чужака. Мужчина часто-часто заморгал, а затем промямлил: «Предложил чаю с тортом попить, обсудить детали. А вы, женщина, как дикая кошка, на людей бросаетесь».
– Ты мил человек, изъясняйся по-людски. И не сори мне тут своими городскими извращениями. Я вашего брата насквозь вижу. А насчёт чаю, так мне не жалко, – и сделала попытку подняться со стула, но гость оказался расторопнее.
– Да, вы сидите, сидите, милейшая, не беспокойтесь. Я сейчас быстро сориентируюсь. Сам лично поставлю чайник и за вами поухаживаю. Эка премудрость – чай сварить. Это даже мужчины умеют. Другое дело – борщ. Здесь я пас. А суп могу. Так, что можете не сомневаться – не пропадём. Предлагаю дежурить на кухне по очереди. Как по мне, очень важно не только принимать заботу, но и самому оберегать родственную душу, заботиться, так сказать. Пральна я говорю? Пральна. Имею предчувствие, что мы с вами станем родственными душами. Что вы думаете по этому поводу?»
Что думала Валентина Серая? Да ровным счётом ничего. За добрых полтора десятка лет, с тех пор, как умер муж, она, находясь в своём карцере, разучилась общаться, разучилась думать, а тем более принимать заботу. Поэтому, одинокая женщина сидела, широко раскрыв глаза, кокетливо улыбалась и поедала взглядом торт.
Попив чаю, квартирант осмотрел свою комнату, прошёлся по всему дому, потрогал стены, постучал по столярке, поинтересовался отоплением, вышел во двор, проверил все постройки и довольный откланялся. Обещал через пару дней вселиться.
Довольная баба Валя взяла свою трость и поковыляла к соседке Насте рассказать новости.
– А цену за комнату, какую сказала? Хоть не продешевила? А то молодой да шустрый своими сладкими речами тебе и вовсе ум отшиб. На какую сумму пристали? – допытывалась приятельница.
– Так он того…и не шпрашивал,– виновато прошипела баба Валя.
– Штранно, – подражая подруге, произнесла баба Настя…
Ровно через два дня возле дома Валентины Серой остановился автомобиль. Из него вышли три мужчины и женщина. Они внимательно разглядывали местность, соседские постройки, осмотрелись во дворе и направились к дому. Увидев в окно незнакомцев, старушка испугалась.
– Валентина Леонидовна, откройте. Это я, ваш квартирант,– услышала знакомый голос.
– А это что за люди? – спросила недовольно.
– Это мои друзья. Почти семья. Я им дом покажу.
Бабка нехотя впустила непрошеных гостей и строго сказала: «Показывай свою комнату. А по моей территории шастать нечего».
Но те, словно не слышали. Важно прохаживались по жилищу. Заглядывали в кладовку, интересовались, где находится погреб, стучали по батареям и говорили на каком-то странном языке, смысла которого старушка не понимала. Запомнила только несколько отдельных слов, которые тут же записала на обрывке газеты – «дизайн, ламинад, хвеншуй, пергола, сауна, домашний охвис».
– Валентина Леонидовна, мои друзья уезжают, а я остаюсь с вами на всю оставшуюся жизнь, – при этих словах квартирант положил правую ладонь на левую грудь и добавил, – отныне я весь ваш. И моё сердце тоже.
Валентина Серая насторожилась. За долгие годы одиночества привыкла никому не доверять и ни с кем не общаться, кроме соседки Насти. Да и в телевизионных новостях постоянно рассказывали о невероятных бесчеловечных инцидентах, что происходили с одинокими беззащитными стариками.
Квартирант проводил гостей. Занёс в свою комнату большую сумку с вещами и тут же вернулся с пакетом. Предложил хозяйке устроить корпоратив и принялся выкладывать на стол деликатесы, которые баба Валентина видела только по телевизору Что может позволить себе пенсионер на нищенскую пенсию – платежи да лекарства. Экономили обычно на питании. Женщина не могла позволить себе даже яиц, творога или молока.
От вида копченостей, колбас, сыров, заморских фруктов и коньяка у бабы Вали, как в сказке Крылова – в зобу дыханье спёрло. Ещё утром она дала себе слово: с квартирантом не иметь никаких панибратских отношений. Только деловые. Чтобы не приручать. Обещала себе держать оборону в виде каменной крепости. Он сам по себе. Она сама по себе. Так, на всякий случай, чтобы чего ни вышло. А то задобрит старушку лакомым куском, выдурит имущество, а её старую – на помойку. Нет, она не простушка. Не пристанет ни на какие уловки. Всё будет строго: заплатил – живи, нет – иди, откуда пришёл.
Но, беда в том, что не всегда наши мысли могут контролировать наши поступки. При виде обильной диковинной еды берлинская стена, что утром возводилась женщиной, рухнула. Баба Валя расцвела, словно майская роза и, показывая беззубый рот, принялась хозяйничать около стола.
Во время обеда женщина категорично напомнила об оплате. Квартирант вскочил из-за стола и, шлёпая себя ладошкой по лбу, вынул из заднего кармана брюк свёрнутые купюры. Женщина удивлённо спросила, рассматривая три иностранных банкноты достоинством
100 долларов: « За два месяца?»
– Почему же за два? За месяц. Сколько вы сказали – столько и плачу. Меня такая цена устраивает. Могу себе позволить. А вот это, – мужчина достал со второго кармана ещё одну, – это баб Валь на питание. Отныне ужинать будем вместе. Мы же почти семья. Я пральна говорю? Пральна.
Задумалась старушка. В свой первый визит квартирант её заговорил, а затем ушёл. Об оплате разговора не было. Но, такому разрешению вопроса была рада. Ему виднее, сколько там – в большом городе, жильё съёмное стоит. Не думала - не гадала, а так славно всё вышло.
На работу квартирант уходил рано, но приходил всегда к 20.00. По негласно установленным правилам, к этому времени хозяйка дома должна была приготовить еду.
За ужином Пётр Васильевич рассыпался перед нею комплиментами, рассказывал о себе и строил планы на жизнь. Повествовал о своём сиротском детстве, о жизни в интернате, о побоях и унижениях, об учёбе в институте и тяжёлом труде. Рассказывал о счастье, что встретил на своём жизненном пути её – такую же одинокую, но добрейшую женщину. Расспрашивал о жизни Валентины Леонидовны. Есть ли родственники – дети, внуки, племянники? Сокрушался, как тяжело и страшно жить, не имея родственной поддержки.
В течение двух месяцев, каждое утро баба Валя просыпалась с одним намерением – выстроить каменную крепость и не сдавать позиции. Всё ещё боялась какого-то подвоха. Но квартирант вёл себя прилично, если не считать странными его ежевечерние душевные заигрывания, от которых у одинокой женщины рушилась цитадель.
Как-то вечером Валентине Серой стало плохо. Подскочило давление, прихватило сердце. Хотела выпить таблетку, да полежать, как делала всегда, но квартирант не позволил. Проявил заботу и вызвал «Скорую помощь». Настоял на госпитализации, хотя дежурные доктора не видели в этом необходимости. Обвинил их в чёрствости, назвался внуком, по-хозяйски метался по дому, собирая бабку в больницу. Обещал оплатить и обследование и лечение. Суетился так, словно боялся потерять родного человека.
Приходил в больницу ежедневно. Плакал, целовал бабке руки, умолял выздоравливать и поскорее возвращаться. Старушка, никогда не знавшая в своей жизни подобной заботы – расчувствовалась.
После выписки подарил Серой мобильный телефон, чтобы знать, что у неё всё в порядке, пока он на работе. Звонил несколько раз в день. Окружённая заботой и вниманием Валентина Леонидовна помолодела, посвежела, расцвела.
Каждый вечер квартирант повторял: «Мы должна заботиться друг о друге. Сострадать и доверять. Какое счастье, что встретились два одиночества. Пральна я говорю? Пральна».
Как-то вечером квартирант дома не объявился. Бабка долго крутила мобильный телефон, вспоминая, куда нужно нажимать, чтобы связаться с постояльцем. Боялась современной техники, но чувство долга, привитое посторонним человеком – обязывало. Расстроилась, когда узнала, что её почти внук – Петя в больнице и нуждается в срочной операции. Ещё больше расстроилась, когда тот сказал, что шансы на выздоровление мизерны. Спросила, чем она может помочь. В ответ услышала, что ему уже никто не поможет, хотя…
Его просьба выглядела просто, лаконично и закономерно. Оказалось, что все свои сбережения он потратил на спасение её жизни. А ему теперь и помочь некому, хотя…
Если она обратится к его знакомому нотариусу, то тот сможет оформить кредит на необходимую сумму, поручителем которого должна стать она – Серая Валентина Леонидовна. Всего лишь поручителем!
От этих слов женщине стало страшно. Никогда ещё она не попадала в такие ситуации. Ей не с кем было посоветоваться, поговорить, обсудить. Какое-то горькое предчувствие грызло изнутри. Но, привитое чужим человеком чувство взаимовыручки и доверия обязывало пойти на необдуманный шаг.
На следующий день, рано утром, громко затрещал мобильный. Звонил квартирант. Умирающим голосом спросил у бабки, намерена ли она спасать его жизнь, как он в своё время спасал её. Она колебалась. Не знала, что отвечать. А тот объяснил, что подпись её нужна только для того, чтобы подтвердить факт его проживания. У него- то прописки нет. А без прописки и кредит невозможен. Напомнил, что долг платежом красен. Затем начал крыть матом бюрократов, медицину, правительство…
Старая женщина, прижатая к стенке чувством долга ( морального и материального) взяла паспорт, трость и поплелась по указанному адресу. По пути давала себе установку – прежде, чем ставить подпись, внимательно читать документы.
Постучала в кабинет к нотариусу. Тот, узнав, по какому она делу, очень обрадовался, но в кабинет не пригласил. Приобнял за плечи и долго в приёмной проводил инструктаж:
« Пётр Васильевич, человек добрый, честный и почти святой. Звонил сегодня уже несколько раз. Беспокоился. Деньги нужны срочно. Если затянем с оплатой – исход летальный. Так, что времени у нас – секунды. Знаете, на таких людей, как Пётр Васильевич, молиться нужно, а мы его теряем. В своё время он мне жизнь спас, да и Вам, как я знаю, тоже. Теперь, мы перед ним в долгу. Пральна я говорю? Пральна…»
…и пригласил в кабинет.
Старая женщина испугалась за жизнь постояльца, поэтому, не читая, дрожащей рукой быстро ставила подписи. Нотариус торопливо подсовывал бумаги, пальцем указывал, где расписаться и заботливо спрашивал: « Вы уверены, что приняли правильное решение? Жалеть не будете? По доброй воле подписываете? Без принуждения? »
На что женщина отвечала: « Ну что вы. Какое принуждение. Долг платежом красен».
Потирая от удовольствия руки, нотариус сообщил, что едет в банк за деньгами, а затем в больницу. Повторял, словно мантру: « Главное, успеть. Главное, успеть. В моих руках чужая жизнь!». Вытолкал в спину клиентку из офиса, посоветовал ей идти в церковь и молиться за болящего раба Божия Петра, поставить за здравие свечку и заказать молебен за благополучный исход операции. Ведь человек-то хороший!
Женщина так и сделала.
Пополудни вернулась домой. Уставшая, но счастливая – доброе дело сделала!
Долго пыталась вставить ключ в замочную скважину. Тщётно. Решила, что замок испортился. Выхода не было - направилась за помощью к Насте. Сделала пару шагов к калитке, но услышав шум внутри дома, оглянулась. От окна отпрянул женский силуэт. Вернулась старушка к дому и принялась стучать в дверь, с требованием открыть, иначе вызовет полицию.
Полиция прибыла через несколько минут, хотя баба Валя никуда не звонила. В присутствии стражей порядка, незваные гости вели себя в её доме, словно хозяева - совали ей в лицо какие-то бумаги, обзывали старой маразматичкой. Кричали, что по судам затаскают. Обещали убраться после того, как подлая бабка вернёт им всю сумму, которую они уплатили при покупке дома, да ещё и моральную компенсацию оплатить должна. После недолгого разбирательства Серую Валентину Леонидовну, словно преступницу, полицейские вывели из собственного дома, собственного двора. Оставили стоять у ограды, и, угрожая дубинкой, посоветовали во двор не соваться.
Блюстители порядка выполнили свою миссию и отправились по делам, а баба Валя так и осталась стоять у калитки, крепко сжимая руками штакетины родной изгороди.

Как оказалось позже, почти внук Петенька родной брат ушлого нотариуса, отрицал своё причастие к незаконному присвоению чужой собственности. В настоящее время снимает комнату у одинокого старика, в другом районе города.