В.Г. Перов. Христос в Гефсиманском саду

На протяжении десяти лет, с 1945 по 1955 год, Пастернак работал над романом «Доктор Живаго». Семнадцатая и заключительная часть его представляет собой сборник стихотворений, написанных главным героем. В поэтическом цикле будто заново повторяется история, рассказанная в романе. Конечно, Юрий Живаго не приравнивается к Христу. Тем не менее, судьба доктора — это драма христианской личности. Герой Пастернака — творец, художник, не имеющий возможности изменить ход истории. Ему остается только внести в безумный мир собственный идеал понимания жизни с точки зрения христианской морали.

Завершается цикл «Стихотворения Юрия Живаго» «Гефсиманским садом». Произведение отсылает читателей к Евангелиям. Согласно описанным там событиям, Иисус Христос в сопровождении учеников приходил молиться в Гефсиманский сад перед заключением. Там же его арестовали. В предыдущих стихотворениях цикла Пастернак, описывая ключевые моменты земной жизни Христа, ни на шаг не отступал от евангельской хронологии. В «Гефсиманском саде» она намеренно нарушена. Пророчество о Втором пришествии, появляющееся в последней строфе, имеет большее отношение к Откровению Иоанна Богослова, чем к трем соответствующим главам Евангелий от Марка, Матфея и Иоанна, на которые сюжетно и частично лексически ориентировано стихотворение Пастернака.

«Гефсиманский сад» тесно связан с рядом произведений из тетради Юрия Живаго, в первую очередь — с «Гамлетом», открывающим цикл. Важный образ, встречающийся в обоих стихотворениях, — образ чаши. В «Гамлете» он олицетворяет жизненный путь лирического героя, выступает в качестве символа рока. В «Гефсиманском саде» Пастернак становится ближе к евангельскому толкованию образа. Чаша соотносится с Голгофой, мученичеством, добровольным самопожертвованием ради искупления и бессмертия.

«Гефсиманский сад» считается ключом к пониманию романа Пастернака. Стихотворение это исполняет роль замыкающего сразу на трех уровнях: 1) евангельский микроцикл; 2) тетрадь Юрия Живаго; 3) произведение в целом. В нем Борис Леонидович раскрывает смысл каждой человеческой жизни и всей истории. Если упрощенно, то он заключается в победе над злом, преодолении смерти через воскресение. Здесь необходимо вспомнить заголовок одной из черновых редакций романа, представляющий собой цитату из Откровения Иоанна Богослова: «Смерти не будет».

Борис Пастернак

Гефсиманский сад

Мерцаньем звезд далеких безразлично

Был поворот дороги озарен.

Дорога шла вокруг горы Масличной,

Внизу под нею протекал Кедрон.

Лужайка обрывалась с половины.

За нею начинался Млечный путь.

Седые серебристые маслины

Пытались вдаль по воздуху шагнуть.

В конце был чей-то сад, надел земельный.

Учеников оставив за стеной,

Он им сказал: "Душа скорбит смертельно,

Побудьте здесь и бодрствуйте со мной".

Он отказался без противоборства,

Как от вещей, полученных взаймы,

От всемогущества и чудотворства,

И был теперь, как смертные, как мы.

Ночная даль теперь казалась краем

Уничтоженья и небытия.

Простор вселенной был необитаем,

И только сад был местом для житья.

И, глядя в эти черные провалы,

Пустые, без начала и конца,

Чтоб эта чаша смерти миновала,

В поту кровавом Он молил Отца.

Смягчив молитвой смертную истому,

Он вышел за ограду. На земле

Ученики, осиленные дремой,

Валялись в придорожном ковыле.

Он разбудил их: "Вас Господь сподобил

Жить в дни мои, вы ж разлеглись, как пласт.

Час Сына Человеческого пробил.

Он в руки грешников себя предаст".

И лишь сказал, неведомо откуда

Толпа рабов и скопище бродяг,

Огни, мечи и впереди - Иуда

С предательским лобзаньем на устах.

Петр дал мечом отпор головорезам

И ухо одному из них отсек.

Но слышит: "Спор нельзя решать железом,

Вложи свой меч на место, человек.

Неужто тьмы крылатых легионов

Отец не снарядил бы мне сюда?

И, волоска тогда на мне не тронув,

Враги рассеялись бы без следа.

Но книга жизни подошла к странице,

Которая дороже всех святынь.

Сейчас должно написанное сбыться,

Пускай же сбудется оно. Аминь.

Ты видишь, ход веков подобен притче

И может загореться на ходу.

Во имя страшного ее величья

Я в добровольных муках в гроб сойду.

Я в гроб сойду и в третий день восстану,

И, как сплавляют по реке плоты,

Ко мне на суд, как баржи каравана,

Столетья поплывут из темноты".