О книге Л.Млечина "Брежнев"

Александр Мелихов


 

10 ноября ушел из жизни Леонид Ильич Брежнев, чья эпоха стабильности была окрещена застоем в ту блаженную пору, когда мы верили, что движение - это непременно ко благу. И, на первый взгляд, странно, что солидный том Леонида Млечина «Брежнев» (М., 2008) вышел в серии «Жизнь замечательных людей» - для нас, с позволения выразиться, интеллигенции, в Брежневе не было ничего замечательного, он был воплощением ординарности, лучшим подтверждением нашей утешительной уверенности, что мы неизмеримо умнее тех, кто наверху. И его подробная биография как будто с самого начала подтверждает это. После краткого пребывания в гимназии в качестве приготовишки – учащийся трудовой школы, затем кочегар, слесарь, студент землеустроительно-мелиоративного техникума, инженер-теплосиловик, курсант танковой школы, - столько профессий освоить и ни на одной не задержаться, все тянуться к карьере «просто начальника»…Словом, типичный партработник, даже и своих кормильцев Маркса–Ленина не берущий в руки без крайней нужды. Мы же тогда не знали таких красивых слов, как профессиональный менеджер, профессиональный политик: где не сеют, не пашут и не пишут статей и книг, на наш тогдашний взгляд, ничего и не делают. К чему с младых ногтей и стремился Брежнев.
Конечно же, он тоже был молод, в кого-то влюблялся (в особу, подозрительную по поводу еще не набравшего силу пятого пункта), о чем-то мечтал, но – источники умалчивают о романтике: об этих серых людях как правило и вспоминают такие же серые чиновники, почти ничего, кроме казенных штампов, изобразить и разглядеть не умеющие. Лишь чудом сохранилось стихотворение юного Леонида, посвященное гибели Вацлава Воровского, -– подражание Северянину!

Это было в Лозане, где цветут гемотропы,
Где сказочно-дивные снятся где сны.
В центре культурно кичливой Европы
В центре красивой, как сказка страны.
(Правописание сохранено в почтительной неизменности.)
Баллада слишком длинна, чтобы ее привести целиком, но концовкой предлагаю насладиться:
А утром в оттеле под фирмой астрий
Посол наш, убит был, убийцы рукой
И в книге великой российской истории
Жертвой прибавилось больше одной!!!
Здесь и обериутам было бы чему поучиться!
К сожалению, подобные перлы огромная редкость в тщательно проработанной Л.Млечиным брежневиане, это мир постановлений, протоколов, служебных интриг, воспоминаний серьезных людей, мало чем интересующихся за пределами этого тусклого пятачка. Определявшего, однако, жизнь, без преувеличений, целого мира. Нет, для историка все это очень познавательно, но для тех, кто представляет политическую жизнь по романам Дюма, не слишком захватывающе. И единственное дарование, которое среди всей этой рутины обнаруживает товарищ Леонид Ильич Брежнев, - умение ладить с людьми, поддерживать равновесие в системе власти. Явно стремясь обходиться минимальной дозой жестокости. Представляя собою некий идеал конформиста во главе страны, считавшейся одним из главных мировых агрессоров.
Л.Млечин уделяет немалое внимание и личной жизни Брежнева, однако и там, даже в столь пикантной сфере, как отношения с женщинами, все выглядит до крайности приземленным – ни взлетов на балкон, ни падений с моста. Да и какие могут быть страсти, если немолодой генсек, судя по всему, предпочитал подручный материал женской обслуги, не смеющей противиться его ласкам, а может быть, о них даже и мечтающей.
Не любил, словом, человек создавать проблемы ни себе, ни другим. Как на личном, так и на государственном и даже международном уровне.
Иногда начинает даже казаться изощренной издевкой, что в государственном некрологе наш дорогой Леонид Ильич был назван великим революционером. Однако, страница за страницей читая Л.Млечина, понемногу с изумлением обнаруживаешь, что незабвенный «Леня» был носителем поистине революционной идеи перехода социализма из утопической в консьюмеристскую стадию. В которой государство, оставаясь главнейшим собственником, уже не претендует на мировое господство социалистической системы с целью установления всемирного братства, но всего лишь стремится к максимально спокойной и благоустроенной жизни.
Идея потребительского социализма и сегодня обладает серьезным политическим потенциалом - идея уничтожения экономической конкуренции не ради каких-то химер, но просто во имя спокойной жизни. Разумеется, ограничение личной инициативы требует какой-то идеологии, обосновывающей подавление экономической свободы, но совсем не обязательно ортодоксально марксистской – Брежнев, собственно, и нащупал центральные положения этой идеологии: благосостояние трудящихся и мир во всем мире. Знакомясь с многочисленными стенограммами, с удивлением убеждаешься, что для Брежнева эти лозунги вовсе не были чистой демагогией: среди наследников Ленина и Сталина он выглядит тем самым представителем социализма с человеческим лицом.
В узком кругу он поговаривал и о реформах (мы же фронтовики, неужели нам занимать мужества?), но чехословацкие шаги к реальному социализму с человеческим лицом его отрезвили раз и навсегда. Правда, покуда борьба между реформаторами и консерваторами в чехословацком руководстве шла на уровне идей, он считал это внутренней склокой, в которую нам лезть не с руки: пусть сами разбираются. Но когда возникла реальная опасность утратить санитарный кордон между Советским Союзом и Западной Европой, он понял, что на карте стоит – если и не безопасность страны, то его собственная карьера. «Если бы я потерял Чехословакию, мне бы пришлось уйти с поста генерального секретаря», - с полной откровенностью вспоминал он впоследствии.
Но и в те дни в откровенном разговоре с чехословацкими лидерами он приводит лишь военно-стратегические соображения: «Чехословакия находится в пределах тех территорий, которые в годы Второй мировой войны освободил советский солдат. Границы этих территорий – это наши границы. Мы имеем право направить в вашу страну войска, чтобы чувствовать себя в безопасности в наших общих границах». Как видите, о социалистических идеалах ни слова.
Он и вообще марксистскую схоластику в узком кругу по-свойски называл тряхомудией, гонку вооружений пытался притормаживать и даже евреев старался не раздражать без особой надобности. Однако, наталкиваясь на сопротивление догматиков и ястребов, чаще всего отступал: как всякий консьюмерист, Брежнев не желал ради каких бы то ни было общих идей рисковать личным благополучием. В этом и заключается слабость консьюмеризма – ему трудно соперничать с романтическими идеологиями, порождающими в своих носителях жертвенность и готовность к риску. Но если бы социализм дождался естественной убыли последних, уже смехотворных наследников романтического большевизма, кто знает, может быть, он и обрел бы сколько-то человеческое лицо: вместо ракетных шахт принялся строить дома, вместо танков автомобили, вместо кирзовых сапог ботинки…
Разумеется, неустранимые пороки социализма сохранились бы и тогда: ботинки, равно как и машины, были бы низкого качества, но зато стоили дешево и были всем доступны; за работу платили бы меньше, чем на Западе, зато много и не требовали; ведомства бы в еще большей степени диктовали обществу свою волю, но, по крайней мере, переводили его труд и природные ресурсы, не подвергая опасности мировой войны…
Я думаю, довольно многие и сегодня хотели бы видеть Россию именно такой - стабильной. Как ни странно, Брежнев, похоже, и впрямь опережал свое время и лучше нас понимал свою страну.
Есть у Млечина такой, почти трогательный эпизод. Брежнев спрашивает у более искушенного знатока международных отношений, почему американские президенты не строят свою избирательную кампанию на борьбе за мир – ему было трудно поверить, что за идеей разоружения американские массы вовсе не обязательно побегут, задрав штаны…
А если бы побежали, Брежнев наверняка охотно пошел бы им навстречу. Ибо в военном деле он любил только парады, ордена и мундиры, а страдания, смерть и всяческие треволнения ему были явно неприятны. Правда, не настолько чтобы сделаться пацифистом – он не любил крайностей ни в чем.
Он был готов на мягкую международную политику в той степени, в которой это не слишком раздражало ястребов: в серьезные конфликты с ними он никогда не вступал – консьюмеризм и сегодня остается медлительным беспозвоночным среди стремительных хищников.
В последние годы Брежнев, подсевший на наркотики, производил впечатление смертельно уставшего человека – не хотел ни напрягаться, ни отойти от власти. Впрочем, он хорошо знал, в какое ничтожество низвергается с советского Олимпа отработанный человеческий материал – контраст оказывался, пожалуй, даже более разительным, чем у простого советского пенсионера…
Но последняя приключившаяся с ним история, вызывает прямо-таки уважение: на Ташкентском авиационном заводе на генсека рухнули строительные леса, на которые набились любопытствующие рабочие. Чудом оставшись в живых, со сломанной ключицей Брежнев связывается с Андроповым и просит не рубить головы: я сам виноват. Наш дорогой Леонид Ильич и впрямь воплощал консьюмеризм с человеческим лицом!

 

Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.