Ким Иванцов (1926-2016)

Январь и февраль занимают особое, к сожалению, глубоко печальное место в истории нашей гордости и славы — подпольной комсомольской организации «Молодая гвардия». Шестьдесят девять лет тому назад в это время в Краснодоне и Ровеньках были зверски замучены немецко-фашистскими захватчиками 91 истинный патриот нашего Отечества — как бы оно теперь не называлось. В Докладной записке заместителя заведующего спецотделом ЦК ВЛКСМ, помощника начальника Центрального штаба партизанского движения по работе среди молодежи в тылу врага А.В.Торицына секретарям ЦК ВЛКСМ о возникновении и деятельности подпольной комсомольской организации «Молодая гвардия», датированной не позже июля 1945 года, читаем: «В первой половине августа 1942 года в городе возникает подпольная комсомольская организация «Молодая гвардия». Ее организаторами были Олег Кошевой, Ваня Земнухов и Сергей Тюленин». (РГАСПИ — Российский государственный архив социально-политической истории. Ф.М-I,оп.53.Д.326.Д.18 — 47).
Вышеназванный документ — один из немногих самых близких к краснодонским событиям 1942 — 1943 гг. Его автору никто из официальных лиц не навязывал своих мнений по тому или иному событию. А.В.Торицын опросил всех чудом уцелевших молодогвардейцев, их родственников, познакомился с первыми официальными документами о краснодонских подпольщиках и составил объективную истину обо всем, что происходило в оккупированном гитлеровцами Краснодоне.
Юные подпольщики избрали, как положено, секретаря — им стал Олег Кошевой (в тот год он окончил девятый класс СШ №1 имени М.Горького, ему шел семнадцатый год); поддержали предложение Сергея Тюленина наречь родившееся образование красивым и гордым именем «Молодая гвардия»; поздравили друг друга с таким знаменательным событием; высказали уверенность в правильности совершенного. О том, что «Молодой гвардии» нужен еще и комиссар, тогда никто даже не заикался, может быть, просто потому, что такой должности в комсомоле не было. Как показали последовавшие события, комиссар нашелся сам.
Характер моего доброго товарища, а точнее сказать, отменного знакомого, начитанного, собранного, впечатлительного, воспитанного Олега Кошевого отличался серьезностью и рассудительностью. Прежде чем принять какое-то решение, он непременно размышлял. Однако тугодумом не был. Любовь к книге вообще и увлечение стихотворчеством в частности сотворили его душу доброй, возвышенной, а натуру и внешность глубоко поэтическими. Все это плюс дружба с дядей-инженером способствовали рождению и развитию интеллигентности, культуры поведения, ровного отношения ко всем знакомым. Кошевой обладал крепкой памятью, был не по годам сообразительным. Поэтому не случайно 31 июля 1943 года секретарь ЦК ЛКСМУ В.Костенко в письме к первому секретарю ЦК Компартии Украины Н.С.Хрущеву подчеркивал: «К началу Отечественной войны Олег был уже вполне сложившийся политически, с твердыми убеждениями, с трезвыми взглядами на жизнь юношей. Товарищ Кошевой, не имея цельного представления о подполье, правильно разработал план и задачи «Молодой гвардии» в борьбе с оккупантами».
Олег горячо взялся за работу, а дел оказалось невпроворот. Он руководил (вернее, пытался руководить) всем и всеми. Однако вскоре понял (ребята тоже): одному человеку такая нагрузка не под силу. И тогда комсомольцы в помощь своему секретарю по предложению Сергея Тюленина и недавнего секретаря ученической комсомольской организации школы имени М.Горького Ивана Земнухова — избрали штаб организации. Этот руководящий орган родился из желания краснодонских мальчишек и девчонок походить на взрослых, прославленных партизан и подпольщиков. К тому же им, особенно Тюленину, это слово нравилось больше казенного «бюро». Штаб — более звучное, понятное, от него веяло не только романтикой, но и силой. Между секретарем комсомольской организации и штабом никогда не было недоразумений, размолвок, ошибок, распрей. Порой по тем или иным вопросам ребята высказывали различные мнения. И это было нормально. В конце концов принималось решение в интересах общего дела борьбы с оккупантами.
В рядах молодогвардейцев сражалось немало моих друзей-товарищей, одноклассников и однокашников. В их числе Виктор Третьякевич. Мы учились в одной школе №4 имени К.Ворошилова. Больше того, вместе работали в учкоме (ученическом комитете): Виктор председательствовал, а я отвечал за военно-физкультурную работу. К тому же в одно время Виктор помогал мне в учебе. Обо всем этом я рассказал в целом ряде журнально-газетных публикаций и первой книге о молодогвардейцах «Про друзів-товарищів». Она вышла 39 лет тому назад в республиканском издательстве «Веселка», была хорошо встречена читателями и критикой. Доброе слово о ней сказал в докладе о детской литературе на шестом съезде писателей Украины секретарь правления СПУ, Герой Советского Союза Юрий Збанацкий.
Когда летом 1940 года я отдыхал в пионерском лагере хутора Большой Суходол, Виктор был вожатым нашего отряда. К тому времени он только-только окончил восьмой класс и еще не достиг шестнадцатилетнего возраста. Чтобы таким юнцом стать отрядным вожатым пионерского лагеря (а затем и старшим вожатым), надо обладать поистине незаурядными способностями. Природа наградила Третьякевича этими качествами.
На первом сборе меня избрали председателем совета отряда. О чем я сделал в своем дневнике подробную запись. (Дневник сохранился).
Однажды два передовых отряда, наш и еще один, выделили для подписания договора о социалистическом соревновании с пионерами лагеря хутора Поповка. В те годы вошло в привычку каждому отряду иметь свою песню. Ребята сочиняли их сами, нередко неудачно, а то и вовсе плохо. Но всегда делали это искренне, с душой. У нашего отряда песни еще не было.
Однако идти в поход, да еще в соседний лагерь, без собственной песни негоже. Пацаны знали, что я не только люблю поэзию, но даже сам занимаюсь стихосложением, вернее стихоплетством. Поэтому поручили именно мне написать слова отрядной песни. Причем немедленно. Все мои попытки отказаться ни к чему не привели. Отряд требовал. Я вынужден был подчиниться. И тут на мое счастье из леса донеслась хорошо знакомая, многими любимая песня «Дан приказ: ему на запад...» Я немного пошевелил мозгами и вскоре продекламировал отряду переделку:
«Дан приказ в Поповку топать:
Напрямик, через бугор,
Отправлялись два отряда
Заключать соцдоговор.
Комиссар наш Третьякевич
Рядом весело шaгaл.
Как и мы, он загорелый,
 Как и мы, он распевал...»
Первоначально первая строка второго куплета была несколько иной. Начиналась она словами. «Наш вожатый Третьякевич». Однако после непродолжительного раздумья я вспомнил, что лучших пионерских вожатых, а Виктор был именно таким, называют пионерскими комиссарами. И заменил «наш вожатый» на «комиссар наш». Ребята с такой подменой согласились. Они не хуже меня знали, что звание «пионерский комиссар» — высшая похвала вожатому, политическому руководителю в детской коммунистической организации. В мои школьные годы все это являлось азбучной истиной. По общему мнению, Виктор такой чин вполне заслужил. И, как вскоре оказалось, звонкое, о многом говорящее «наш комиссар» ему понравилось.
9 августа 1940 года я записал в дневнике, что Виктора Третьякевича назначили старшим пионерским вожатым лагеря. Кажется, я неплохо справлялся со своими обязанностями. Потому с подачи Виктора тоже пошел на повышение. Вот что говорят об этом страницы моего дневника: «15 августа. На утренней линейке я принял рапорты от председателей советов отрядов, потом сдал рапорт старшему вожатому Третьякевичу».
Вскоре начался новый учебный год. В кругу ребят-семиклассников я рассказал о пионерском лагере и нашем вожатом Третьякевиче. Не умолчал и об отрядной песне. В те дни Виктора избрали секретарем ученической комсомольской организации нашей школы. Узнав об этом, я разыскал его и проронил весело, громко: «Поздравляю, комиссар!» Лицо товарища просияло улыбкой. Его взволнованность напомнила мне, что своим прозвищем «комиссар» Третьякевич по-прежнему гордился. Находившиеся рядом с нами ребята слышали мое необычное обращение к Виктору. А потом и они стали адресоваться к Третьякевичу не иначе как «комиссар».
Вскоре зимней одеждой Виктора стала кожаная куртка. Точно такая, какую носили комиссары Красной Армии в годы Гражданской войны.
В октябре 1941 года В.Третьякевич (в тот год он окончил 9-й класс) вместе с семьей переехал в Ворошиловград, где его старший брат Михаил работал секретарем городского комитета Компартии Украины, и продолжил доучиваться в 10-м классе Ворошиловградской СШ №7.
Восьмого июля 1942 года немцы начали наступление в Донбассе, явившееся полной неожиданностью для высшего командования Красной Армии, тем более для руководителей Сталинской и Ворошиловградской областей. В Ворошиловграде поспешно формируется партизанский отряд и подполье. М.И.Третьякевича назначают секретарем подпольного горкома партии. 13 июля, уступая настойчивым просьбам брата Виктора, Михаил Иосифович берет его своим связным и зачисляет в партизанский отряд рядовым бойцом. Только на четвертый день пребывания В.Третьякевича в отряде начальство наконец-то вспомнило, что он не принимал клятвы партизана, а это — грубейшее нарушение порядка зачисления в народные мстители. Виктор тут же подписал торжественное обещание. В тот день, 17 июля, фашисты без всякого боя вошли в Ворошиловград.
Областной партизанский отряд в составе пятидесяти бойцов был сформирован в невообразимой спешке за какую-то неделю. Его возглавил первый секретарь подпольного обкома КП(б)У М.Т.Паничкин. Отряд не имел заранее подготовленного места укрытия, баз вооружения и продовольствия. Из-за чего таскался по Ворошиловградщине, Сталинской и Ростовской областям в поисках пристанища. Результатом того мытарства стало разделение отряда на две неравные части. Одна, большая, во главе с М.Т.Паничкиным немедля отступила вместе с артиллерийским полком Красной Армии. К ней пристал сложивший с себя полномочия секретаря подпольного обкома комсомола А.П.Гайдученко. Вторая часть, избрав своим командиром территориального секретаря подпольного обкома партии И.М.Яковенко, вскоре расположилась в 15 километрах от областного центра, в населенных пунктах Паньковка и Христовое.
Замысел данного очерка не предусматривает рассказа о боевых делах ворошиловградских партизан — это тема для отдельного повествования. Оттого ограничусь всего лишь упоминанием о разгроме отряда фашистами. 15 сентября, выданный предателями, наспех зачисленными в партизаны, отряд И.М.Яковенко был накрыт плотным минометно-пулеметным огнем фашистов, затем атакован. В том коротком бою погибли многие народные мстители. Некоторым все же удалось скрыться. Вскоре они разошлись по домам. Виктора Третьякевича в том, последнем, бою никто не видел. Не было его ни среди погибших, ни в числе уцелевших.
В свое время я довольно часто встречался и беседовал с комиссаром отряда Михаилом Иосифовичем Третьякевичем. Однажды на мой совершенно ясный и понятный вопрос: «Где Виктор находился в ту роковую ночь, когда каратели напади на отряд?» — он на миг задумался. Только лишь на миг. Но для меня этого было вполне достаточно, чтобы понять причину его замешательства. Спустя мгновение он ответил: «Его в отряде не было. Накануне брат ушел в разведку». «И благодаря этому уцелел?» — напрямую спросил я. «Да»,— ответил мой собеседник.
В часы тревожных раздумий о судьбе отряда М.Третьякевич не раз и не два размышлял также об участи своего младшего брата. То, что он, старший, как и средний Владимир, воевал, было закономерно. Но Михаилу очень хотелось, чтобы младший брат уцелел... хотя бы один из трех. Нет, комиссар не помышлял отстранить его от борьбы с оккупантами. Просто намеревался несколько оградить от случайностей. Когда Михаил Иосифович до конца понял драматизм положения отряда (не сегодня-завтра немцы их обнаружат), он рассказал Виктору о сложившейся обстановке. И тут же назвал выход из того положения лично для него: «Сегодня ты уйдешь домой, в Ворошиловград.— Уловив попытку брата возразить, Михаил повысил голос и более повелительным тоном добавил:— Это приказ... Фашисты, уверен, знают обо мне и где сейчас живет наша семья. Они могут расстрелять вас всех. Спасение в Краснодоне. Именно туда надо уходить. И как можно скорее. В Краснодоне никаких действий не затевай. Затаись и жди. Когда понадобишься— к тебе придет наш связной… Если по каким-то причинам путь в Ворошиловград окажется невозможным— тогда попытайся связаться с ростовскими партизанами»,— Михаил назвал местность, где они могут располагаться, а также пароль и отзыв. С наступлением темноты В.Третьякевич перебросил через плечо тощую котомку, торопливо покинул расположение партизанского отряда и зашагал в сторону Ворошиловграда.
Так, выполняя приказ брата-комиссара, Виктор ушел из отряда до его разгрома оккупантами. Именно приказ! Именно ушел! Притом до разгрома! А не предал и бежал, как одно время утверждали некоторые граждане. И никакой вины его в том нет. Разговор Михаила Третьякевича с младшим братом, как и его приказ Виктору покинуть расположение партизанского отряда, это мой никакими документами и свидетельствами кого бы то ни было не подкрепленный вымысел. Однако такой вывод логически следует из довольно продолжительных и обстоятельных бесед с М.И.Третьякевичем, ознакомление с рядом архивных документов. Рассказов некоторых молодогвардейцев и партизан отряда Яковенко — Федора Максимовича Пронина и Ивана Денисовича Безуглова. К слову, последний в бою 15 сентября был ранен, ему чудом удалось уйти от фашистов.
Что касается Виктора Третьякевича, то о разгроме Ворошиловградского партизанского отряда он узнал из передач самого оперативного в то время «средства массовой информации» — «ОБС» (одна баба сказала).
По свидетельству матери Виктора Анны Иосифовны, ее младший сын пришел домой в первой половине сентября — число она запамятовала. Раздумывая над сложившейся обстановкой, Виктор решил не откладывать переезд в Краснодон, как того советовал Михаил. Родители были согласны. Карточка убытия Ворошиловградской городской полиции точно зарегистрировала тот день — 7 октября 1942 года. Зная любовь немцев к аккуратности, вернее, их природную пунктуальность во всем, даже в исполнении мелочных формальных требований (не зря ведь говорят: немец точен до педантизма), сомневаться в этой дате не приходится.
Я уделил столько внимания дате 7 октября потому, что все происходящее в жизни Виктора Третьякевича до этого числа с оккупированным Краснодоном, а точнее с «Молодой гвардией», не связано.
Сергей Тюленин жил рядом с Третьякевичем. Потому он первым пришел к соседу. Уверен, увидев Виктора, мой закадычный друг предусмотрительно посмотрел по сторонам и только тогда негромко, но уважительно, проговорил: «Привет, комиссар». Думаю, такое обращение Виктору пришлось по душе. Прощупав друг друга на первый взгляд ничего не значащими вопросами, они через несколько дней перешли к откровенной беседе о своем месте в этой далеко не простой обстановке. Но тут Третьякевич получил повестку об отправке в Германию. Семья заволновалась. В поисках выхода долго судили и рядили. Однако ничего дельного придумать не смогли. К счастью, заглянули старые знакомые Виктора: Олег Кошевой, Василий Левашов, Владимир Осьмухин. И, конечно же, Сергей Тюленин. Узнав о повестке биржи труда, один из гостей сказал: «Не вешай нос. Мы постараемся помочь тебе». И вскоре вручили В.Третьякевичу справку, подписанную главным врачом Краснодонской городской поликлиники, о его непригодности к физическому труду, ввиду того что он якобы страдает инфекционными и венерическими заболеваниями. Согласно тому документу, биржа труда не только исключила Третьякевича из списков отправляемых в Германию, но и вообще сняла его с учета.

Виктор Третьякевич, полностью доверившись друзьям, рассказал им о том, что был в Ворошиловградском партизанском отряде. И совсем недавно встречался с партизанами Ростовской области. Ребята в свою очередь намекнули о молодежном подполье Краснодона.
Во время новой встречи Кошевой спросил Третьякевича: «Что ты намерен делать?» После продолжительного раздумья Виктор ответил: «Хочу быть вместе с вами.— Помолчав, добавил:— Если примете». «Думаю, ребята охотно зачислят тебя в нашу организацию,— уверенно проговорил Олег. И тут же добавил:— Всем нам пригодится и твой опыт комсомольской работы, и твое партизанство».
Вскоре Третьякевич стал молодогвардейцем. Учитывая организаторские способности Виктора, его, немного погодя, избрали членом штаба. Называли Третьякевича по- всякому: кто руководителем, кто командиром. Когда Тюленин поздравлял Третьякевича со вступлением в подпольную комсомольскую организацию «Молодая гвардия», он по старой памяти вновь непроизвольно назвал его «комиссаром». Другие ребята, подражая Сергею, тоже стали величать Третьякевича давней школьной кличкой. И вот однажды кто-то проронил: «У нас, братва, тоже должен быть комиссар». Так в ребятах заговорило мальчишеское тяготение, мальчишеская любовь к громким звучным словам и должностям, желание походить на взрослых. О сути той должности, как и о ее необходимости, они не задумывались. Главное, все должно быть, как у взрослых, как в настоящих партизанских отрядах. Не мешкая подпольщики учреждают должность комиссара. Кандидат на то место, согласно образному выражению «Самозванцев нам не надо — комиссаром буду я»), нашелся сам.
Эти мои догадки — вполне закономерные рассуждения и логические выводы. Они подкрепляются высказываниями некоторых молодогвардейцев, заключениями Государственной комиссии, возглавляемой А.В.Торицыным.
Несмотря на разницу характеров, Третьякевич и Кошевой первое время трудились не покладая рук, к тому же в полном согласии. Ни один, ни другой ни в чем не старались поставить себя выше, значительнее. Подчас они спорили, каждый отстаивал свою точку зрения. Однако эти споры были в интересах дела, которому оба служили. Виктор и Олег участвовали также в практических делах молодогвардейцев. Первый, скажем, в создании подпольной типографии, печатании листовок, по совету Ивана Земнухова создал струнный кружок в клубе имени Горького. Этот шахтный клуб вскоре стал штаб-квартирой «Молодой гвардии». Он позволял юным подпольщикам открыто собираться для обсуждения своих дел: большинство кружковцев были членами «Молодой гвардии». Второй слушал сводки Совинформбюро по тайному радиоприемнику, записывал их и распространял по городу. Участвовал в операции по сбору оружия, поджогу скирд хлеба, предназначенного для вывоза в Германию, уничтожал немецкие автомашины, работал с молодогвардейцами, желавшими вступить в ряды ВЛКСМ, вручал временные комсомольские удостоверения вновь принятым в Союз молодежи. Авторитет комсомола был настолько велик, что даже в условиях оккупации, когда всего лишь за одно неповиновение требованиям «нового порядка» грозило единственно возможное наказание — смерть, молодежь Краснодона заявляла о своем желании стать членами ВЛКСМ. Об этом говорит такая реальность: Кошевой вручил в подполье 22 молодогвардейцам комсомольские удостоверения.
Василий Левашов, рассказывая о том, как Олег вручал ему временное комсомольское удостоверение, называет Кошевого комиссаром. Теперь, думаю, самое время рассказать, как он занял ту должность.
Виктор Третьякевич — натура сложная, кое в чем противоречивая. Оттого его поступки подчас были нелогичны, непоследовательны. Вот у Виктора закружилась голова, стало заявлять о себе желание занять в организации более видное положение, распоряжаться самолично, на свой страх и риск. Он пытается подмять под себя Кошевого, стать главным, а не равным секретарю комсомольской организации. Чему Олег, естественно, противился.
Когда до молодогвардейцев дошел слух о том, что Виктор Третьякевич якобы дезертировал из Ворошиловградского партизанского отряда, его вывели из состава штаба. Во время беседы в ЦК ВЛКСМ 4 ноября 1943 года Иван Туркенич откровенно высказал следующее: «Я пришел в эту организацию в то время, когда она уже действовала. Меня сразу же приняли в штаб. Назначили меня командиром отряда. В основном много работали Олег Кошевой и Иван Земнухов. В отношении Олега Кошевого я скажу, что это инициативный парень. Через некоторое время он был у нас поставлен комиссаром отряда... Третьякевич был у нас одно время комиссаром. На эту должность претендовали и Третьякевич, и Олег Кошевой. Я, конечно, был за то, чтобы комиссаром был Олег Кошевой. Вообще Третьякевич представлял из себя серьезного, толкового товарища. Работал он неплохо, но были у него личные счеты с Олегом из-за должности. Но это, конечно, пустяки...»
Эти «пустяки», прояви Кошевой и тот же Туркенич слабоволие, подчас могли привести к непредсказуемым последствиям. Вот лишь один тому пример.
Под новый 1943 год, в связи с наступлением Красной Армии на краснодонском направлении, чтобы помочь наступающим, Виктор Третьякевич (уже давно не комиссар) настаивал на немедленном вооруженном выступлении против фашистов. Кошевой и Туркенич советовали не торопиться, немного подождать, когда наши войска подойдут поближе к городу и тогда всем подняться с оружием в руках на борьбу с оккупантами. Не дай Бог, если б тогда возобладало предложение Третьякевича! Это привело бы к страшным, к тому же неоправданным жертвам не только среди молодогвардейцев, но и среди населения Краснодона.
«На одном из заседаний,— сказал во время рассматриваемой беседы в ЦК комсомола Туркенич,— на котором был я, Олег, Оля и Нина Иванцовы и Земнухов, Оля от имени Данилы (один из ростовских партизан) передала, что якобы Третьякевич был в Ворошиловградской группе, и якобы из-за него эта группа «провалилась...»
А вот что говорила и писала о Викторе Третьякевиче моя сестра Нина Иванцова в беседе с членами комиссии Института марксизма-ленинизма (июль-август 1956 года): «До нас дошли слухи, что Виктор, бросив все, бежал из партизанского отряда. Мы Виктора оттирали сознательно. Виктору штаб не доверял никаких заданий. О предательстве Виктора были только слухи… Я не верила в предательство Третьякевича».
Интересны и заслуживают внимания воспоминания сводной сестры Сергея Тюленина — Надежды Алексеевны, высказанные ею 5 июля 1943 года, когда страшные месяцы оккупации не были затуманены последующими событиями. К тому же это свидетельство обретает особую значимость еще и потому, что семьи Кошевых и Тюлениных всегда испытывали глубокую неприязнь друг к другу: «...Люба Шевцова приехала из Ворошиловграда и сказала, что Третьякевич ушел из партизанского отряда. В тот же день Сергей сказал мне, что у них будет заседание штаба, и на заседании решат, кто будет комиссаром. В этот вечер Сергей пришел поздно, я спросила, кто комиссар, он ответил: «Олег Кошевой».
Председатель Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР В.Семичастный в докладной записке отделу пропаганды и агитации ЦК КПСС констатировал: «…комиссаром «Молодой гвардии» является Олег Кошевой, а не Виктор Третьякевич» (РГАНИ — Российский государственный архив новейшей истории — Ф.4.0 п.20.Д.959.Л25).
…Виктора Третьякевича фашисты арестовали 1 января 1943 года. В свое время я присутствовал на судебном процессе по делу краснодонского полицая Ивана Мельникова. Многие свидетели, в том числе осужденные ранее полицейские, рассказывали, каким истязаниям подвергался Виктор.
Вот показания свидетеля, бывшего бургомистра Краснодона П.А Черникова, арестованного немцами за «недостаточно активную работу». Я записал их, как и весь судебный процесс, тогда же: «Рядом с моей камерой в краснодонской полиции находилась камера Виктора Третьякевича. Кто-то до нас сделал в дощатой перегородке отверстие. И я два дня видел Виктора, разговаривал с ним. На Третьякевича страшно было смотреть: его превратили в живое мясо, спина представляла сплошную рану...»
Член штаба «Молодой гвардии» В.И.Левашов в своих воспоминаниях засвидетельствовал: «Мой отец, которого трижды арестовывали, доискиваясь, где я скрываюсь, в один из арестов находился в той же камере, что и Виктор. Он видел, как истерзанного моего друга за ногу притаскивали с допросов. Видел, как никто не подходил к нему, шушукались по углам, думая, что он предает. Зачем его били, если он предал? Никто не смог ответить на этот вопрос моего отца».
Я был в добрейших отношениях с Василием, иногда вместе с ним выступал на встречах с молодежью. И на вышеназванный вопрос ответил так: «Били, чтобы узнать, где скрывается его брат Михаил, секретарь Ворошиловградского подпольного горкома партии, комиссар Ворошиловград-ского партизанского отряда».
За принадлежность к «Молодой гвардии» фашисты арестовали более 60 человек, проживающих как в самом Краснодоне, так и в других поселениях района. Почти всех без следствия и суда в январе лишили жизни у шахты №5. Потерявших силы во время истязаний на допросах волокли к стволу все той же горной выработки, расстреливали и швыряли на ее дно — оно на глубине 53 метров. Молодогвардейцы вели себя мужественно. Виктор Третьякевич не просил о пощаде, не раскаивался в содеянном, не стал перед фашистами на колени, не хныкал. Больше того, собрав последние силы, он умер геройски… Впрочем, вот что показал на допросе 10 июня 1965 года бывший следователь Краснодонской полиции Черенков. «После бегства из Краснодона Захаров (полицейский. — К.И.) рассказал мне, что когда около шурфа шахты №5 вывели для расстрела Третьякевича, то он схватил за одежду его, Захарова, и Соликовского. Хотел вместе с ними броситься в шурф. Но Соликовский успел ударить его по голове пистолетом. Третьякевич потерял сознание и так 15 января 1943 года был брошен в шурф…»
Когда 1 января 1943 года в Краснодоне начались аресты, Олег Кошевой вместе с моими сестрами Ниной и Ольгой, Сергеем Тюлениным, а такжe Валерией Борц предпринял попытку перейти линию фронта. К сожалению, им это не удалось. Олег, Нина и Ольга 11 января возвратились в Краснодон. Кошевой тут же, без проволочек, 12 января, направился в Боково-Антрацит, надеясь укрыться у родственников. Однако у станции Картушино, вблизи г.Ровеньки, его остановил патруль — немецкий жандарм и железнодорожный полицай. При обыске у Олега нашли пистолет, который стал причиной задержания. После тумаков, Кошевого доставили в ровеньковскую полицию. Здесь последовали новые побои и скрупулезный обыск. Вскоре держиморды нашли у Олега печать «Молодой гвардии», несколько незаполненных временных комсомольских удостоверений.
Так судьба повернулась спиной к комиссару «Молодой гвардии». Больше того, оказалось, что начальник ровеньковской полиции Орлов еще в довоенное время был знаком с Олегом, как с племянником одного своего сослуживца. Потому у Кошевого не было смысла скрывать свое имя. Рассмотрев прямые улики, Орлов тут же доложил начальнику жандармского взвода Веннеру, что его полицейские задержали комиссара «Молодой гвардии», за которым они давно охотились. Веннер приказал немедля продолжить допрос Кошевого и добиться нужных жандармерии показаний. Та затея оказалась не из легких. Олег держался стойко, перенес все издевательства. Тогда допрос Кошевому учинили сам Веннер и его заместитель Фромме. Жандармские выспрашивания больше походили на кулачную расправу, точнее — инквизицию. Олег, теряя сознание, стерпел и это. О делах «Молодой гвардии» не проронил ни слова. Также не назвал ни одной фамилии своих товарищей по борьбе с оккупантами. 9 февраля 1943 года жандармы расстреляли комиссара «Молодой гвардии» в Гремучем лecy, вблизи г. Ровеньки.
14 февраля 1943 года Красная Армия освободила Краснодон от немецко-фашистских захватчиков. Через три дня около шахты №5 (в ее ствол гитлеровцы сбросили 71 горожанина Краснодона, в том числе 60 молодогвардейцев) собрались толпы народа. Из шурфа на протяжении целых десяти дней бадьей (широким низким деревянным ведром) поднимали изуродованные тела краснодонцев, в том числе и молодогвардейцев. Среди них обнаружили и бренные останки Третьякевича. 1 марта героев с воинскими почестями похоронили в городском парке культуры и отдыха имени Комсомола.
В Ровеньки Красная Армия вошла 17 февраля. Поскольку бои шли вблизи города, а лес, в котором были расстреляны наши соотечественники, заминирован фашистами, подойти к могилам было невозможно. Только 18 марта разрыли могилы, несмотря на то, что фашисты обстреливали город из орудий, а над головами сотен людей ревели немецкие самолеты, поливая лес пулеметным огнем.
«С болью и страхом,— вспоминала Елена Николаевна Кошевая, — ходила я между раскрытыми могилами, искала свое родное дитя. Вместе с Ниной и Олей Иванцовыми узнали страшно изуродованную Любу Шевцову... Олега мы не нашли. 19 марта снова пошли в лес. Только откопали первый труп, я узнала Олега. Узнали его Нина и Оля.
Мой сын, которому не было еще и семнадцати лет, лежал передо мной седой. Волосы на висках были белые-белые, как будто посыпаны мелом. Немцы выкололи Олегу левый глаз, пулей разбили затылок...
Мы похоронили Олега 20 марта 1943 года в Ровеньках, на центральной площади. Рядом с Олегом поставили гроб Любы Шевцовой.
Вот к могиле подошла Нина Иванцова.
— Дорогой мой Олег!— начала говорить она…— я выполню твое завещание. Завтра я ухожу добровольцем в Красную Армию. Буду, как ты учил нас, с оружием в руках добивать фашистов, мстить за «Молодую гвардию». До победы не сложу оружия!
Вместе с Ниной ушли в армию Жора Арутюнянц, Толя Лопухов, Радик Юркин».
13 сентября 1943 года Указом Президиума Верховного Совета СССР, согласованным с «вождем всех времен и народов И.В.Сталиным», пяти молодогвардейцам присвоено звание Героя Советского Союза, трое награждены орденом Красного Знамени, 35 — орденом Отечественной войны 1-й степени, 6 — орденом Красной Звезды.
В числе награжденных Виктора Третьякевича не было, хотя А.В.Торицын в упоминавшейся докладной записке предлагал наградить его орденом Отечественной войны 1-й степени. И только через 17 лет В.Третьякевича удостоили ордена Отечественной войны 1-й степени.
14 декабря 1960 года «Правда» опубликовала соответствующий Указ и редакционную заметку «Отважный сын Краснодона», в которой писала: «На первом заседании штаба «Молодой гвардии» Третьякевич был назначен комиссаром организации».
Меня это крепко озадачило, ибо не соответствовало истине.
В тот день я оказался в Москве, естественно, заглянул к правдистам — среди них было несколько знакомых (время от времени я печатался в главной газете страны). Один из них однажды рассказал мне занимательный случай. Как-то, сообщая о рекорде Андрея Стаханова, главная газета страны назвала его Алексеем. Стаханов при случае рассказал об этом Сталину. На что повелитель советского государства ответил: «Правда» никогда не ошибается. К тому же «Алексей» тоже хорошее имя.
Выслушав меня, один из журналистов заметил: «И на старуху бывает проруха». Я тут же замял начатый мною разговор.
Память о юных подпольщиках Краснодона дорога нам по-особому: они ведь были обыкновенными (и необыкновенными) мальчишками и девчонками, а как понимали долг, как любили Родину! К тому же сражались с немецко-фашистскими захватчиками и их пособниками-националистами в самый тяжелый период Великой Отечественной войны, когда Красная Армия вынуждена была отступать. И погибли в той неравной борьбе, достойно встретив смерть.

Будем же постоянно помнить об этом. Ибо беспамятство, бездуховность привели нас к нищенскому существованию. Чтобы вырваться из трясины, решать экономические, политические и другие проблемы, надо вспомнить нашу историю, воскресить былую гордость и нравственность. Путь к возрождению лежит не только через разрушенную экономику, но и через нашу память о прошлом. Не сделаем этого — так и будем прозябать в нищете.

Ким Иванцов.