ИНТОНАЦИЯ ВАЖНЕЕ СМЫСЛА

В России имя Харуки Мураками прогремело в самом конце девяностых – об «Охоте на овец» не слышал, пожалуй, только самый далёкий от книжного и литературного мира человек. С тех пор на русском языке было издано множество его книг, большинство из которых переведено с японского Дмитрием Ковалениным. Именно он открыл для себя творчество этого японского писателя, работая некоторое время в стране Восходящего солнца. Переведя книгу понравившегося автора на русский язык для литературного конкурса, он и не мог предположить, что отныне его имя будут неразрывно связывать с именем Мураками, что он лично познакомится с писателем и даже съездит с ним в путешествие на остров Сахалин…

Сегодня Харуки Мураками жив и здоров, находится в прекрасной физической форме и не устаёт радовать поклонников новыми книгами и продолжениями, казалось бы, уже законченных сюжетов. В сентябре на полках книжных магазинов появилась одна из самых ожидаемых читателями новинок «1Q84. Книга третья. Октябрь-декабрь». Появление этой книги стало сюрпризом как для читателей, так и для переводчика – казалось бы, первые две части являются целостным литературным произведением, но Мураками решил иначе. Об этом и многом другом нам рассказал переводчик, востоковед и писатель Дмитрий Коваленин.

– Что оз­на­ча­ет на­зва­ние кни­ги «1Q84»?

– Есть 1984 год, ко­то­рый Ору­элл опи­сал как «год Боль­шо­го бра­та», это тот, что на нас веч­но смо­т­рит. Из ко­то­ро­го ге­рои вдруг про­ва­ли­ва­ют­ся в не­кий 1Q84 год. «Q» по-япон­ски – это де­вят­ка, а так­же меж­ду­на­род­ный сим­вол во­про­са. По­это­му этот ми­с­ти­че­с­кий год с сим­во­лом Q мо­жет ока­зать­ся и на­шим 2012 го­дом, и лю­бым дру­гим.

– Из­на­чаль­но тре­тья кни­га не бы­ла за­пла­ни­ро­ва­на Му­ра­ка­ми, вер­но?

– Это боль­шая за­гад­ка и для ме­ня и, воз­мож­но, для са­мо­го ав­то­ра. До сих пор в Япо­нии не смол­ка­ют спо­ры, нуж­но ли бы­ло го­ро­дить этот тре­тий том. С од­ной сто­ро­ны, два то­ма, от­кры­тый фи­нал Му­ра­ка­ми, и на этом, в сти­ле Дэ­ви­да Лин­ча, как он лю­бит пи­сать, мож­но бы­ло всё за­кон­чить.

В двух пер­вых то­мах со­зда­ёт­ся не­кая ре­аль­ность, ко­то­рая уже от­ли­ча­ет­ся от су­ще­ст­ву­ю­щей. Ге­рои ока­зы­ва­ют­ся там, где жить не очень-то хо­чет­ся. Вста­ёт во­прос – как по­пасть ту­да, ку­да дей­ст­ви­тель­но хо­чет­ся. И ес­ли в двух пер­вых то­мах глав­ные ге­рои толь­ко за­да­ют­ся во­про­сом, осо­зна­ют, что их ре­аль­ность им не нра­вит­ся, то в тре­ть­ем то­ме да­ёт­ся от­вет, как на фи­зи­че­с­ком уров­не мож­но это ис­пра­вить. Как се­бя ре­ор­га­ни­зо­вать, что сде­лать со сво­ей го­ло­вой, со сво­им ок­ру­же­ни­ем, со сво­ей ре­аль­но­с­тью так, что­бы твоя ре­аль­ность те­бе нра­ви­лась. В тре­ть­ей кни­ге – не от­вет, но очень чёт­кий на­мёк на то, в ка­кую сто­ро­ну ид­ти и ку­да дви­гать­ся. Пер­вые кни­ги – это уже за­кон­чен­ная ис­то­рия. А тре­тья – со сво­им фи­на­лом. И не­да­ром имен­но здесь при­во­дит­ся ци­та­та из се­ми­том­ни­ка Мар­се­ля Пру­с­та – воз­мож­но, бу­дет и про­дол­же­ние. Я бук­валь­но вче­ра ку­пил этот тре­тий том, по­чи­тал, про­бе­жал гла­за­ми. И у ме­ня сло­жи­лось впе­чат­ле­ние, что он плот­нее и силь­нее, чем два пер­вых. Эта кни­га – экс­пе­ри­мент. Мы при­вык­ли, что фильм или кни­га на­чи­на­ет­ся и длит­ся ка­кое-то ко­ли­че­ст­во вре­ме­ни или стра­ниц. Име­ет на­ча­ло и име­ет ко­нец. Но в этих кни­гах глав­ное ин­то­на­ция, а не смысл, и глав­ное – про­цесс. Му­ра­ка­ми – сын и внук дзен-буд­дий­ских свя­щен­ни­ков. Его по­сто­ян­но ло­ма­ет, он по­сто­ян­но за­да­ёт­ся раз­лич­ны­ми во­про­са­ми. Он дол­го ра­бо­тал бар­ме­ном. А что та­кое бар­мен в му­зы­каль­ном ба­ре? К не­му при­хо­дит че­ло­век, для ко­то­ро­го уже весь свет не мил, и ты его дол­жен на­кор­мить, на­по­ить, по­ста­вить хо­ро­шую му­зы­ку, ещё и вы­слу­шать, что он рас­ска­жет о жиз­ни. И так – це­лых семь лет. Уже на­слу­шав­шись все­го это­го, за­гру­зив в се­бя жиз­ни лю­дей, он стал пи­са­те­лем, пе­ре­мик­ши­ро­вал всё так, что лю­дям это ста­ло нуж­но. За это его нель­зя не ува­жать.

Ког­да че­ло­век при­хо­дит в бар, ему не важ­но, где на­ча­ло, а где ко­нец. Он при­хо­дит за ат­мо­сфе­рой. Ин­то­на­ция важ­нее смыс­ла. По­смо­т­ри­те, сколь­ко во­круг книг. Всё уже дав­ным-дав­но ска­за­но и из­ве­ст­но, всё по­вто­ря­ет­ся. Се­го­дня кни­ги пи­шут­ся для ин­то­на­ции. Ли­те­ра­ту­ра сли­ва­ет­ся с му­зы­кой.

– Чем тре­тья кни­га отличается от пер­вой и вто­рой?

– Три то­ма – это три ра­за по 600 стра­ниц. Пер­вая и вто­рая кни­га – это два то­ма по 24 гла­вы, на­пи­сан­ные от ли­ца муж­чи­ны и жен­щи­ны по оче­ре­ди. Это ма­жор и ми­нор. Два ра­за по 24 – хо­ро­шо тем­пе­ри­ро­ван­ный кла­вир Ио­га­на Се­ба­с­ть­я­на Ба­ха. Все бе­лые и чёр­ные кла­ви­ши рас­пи­са­ны. Му­зы­каль­ный ряд кон­чил­ся. О чём го­во­рить даль­ше? Но в тре­ть­ем то­ме он по­ста­рал­ся со­здать мо­дель 3D, на­чал де­лать объ­ём­ную ли­те­ра­ту­ру.

– А что вы по­ни­ма­е­те под ин­то­на­ци­ей?

– В этой кни­ге есть сце­на, ког­да сын при­хо­дит к от­цу, ко­то­рый ле­жит в ко­ме. Но отец ни­как не мо­жет на при­езд сы­на от­ре­а­ги­ро­вать. И сын от не­че­го де­лать до­ста­ёт кни­гу, ко­то­рая у не­го бы­ла с со­бой, и на­чи­на­ет чи­тать вслух. Во­шед­шая мед­се­с­т­ра го­во­рит, что ни­кто из род­ст­вен­ни­ков па­ци­ен­тов так не де­ла­ет обыч­но, и это очень уди­ви­тель­но. На что сын го­во­рит, что да­же не уве­рен, слы­шит ли его отец. Мед­се­с­т­ра го­во­рит, что это и не важ­но. По­то­му что глав­ное – чи­тать с по­ло­жи­тель­ной ин­то­на­ци­ей. Их, япон­ских мед­се­с­тёр, да­же спе­ци­аль­но учат раз­го­ва­ри­вать с па­ци­ен­та­ми осо­бой ин­то­на­ци­ей, по­то­му что ин­то­на­ция важ­нее смыс­ла.

– С че­го на­ча­лось ва­ше зна­ком­ст­во с твор­че­ст­вом Ха­ру­ки Му­ра­ка­ми?

– В 90-е го­ды я ра­бо­тал по кон­трак­ту в япон­ском пор­ту Ни­ига­та, он как раз смо­т­рит на Вла­ди­во­с­ток. И в сво­бод­ное от ра­бо­ты вре­мя я хо­дил в книж­ные ма­га­зи­ны, что­бы при­вез­ти, ко­ли я уж по­пал в эту стра­ну, что-то ин­те­рес­ное. И я на­шёл его кни­ги на пол­ке в ма­га­зи­не. Мне по­со­ве­то­ва­ли об­ра­тить на не­го вни­ма­ние дру­зья. Я спро­сил, чем мож­но по­ко­рить чи­та­те­ля из Рос­сии. И один то­ва­рищ по­со­ве­то­вал кни­гу «Охо­та на овец» и ска­зал: «Это рок-н-ролл для всех». И я ушёл в эту кни­гу с го­ло­вой. И я ре­шил её пе­ре­ве­с­ти – не по за­ка­зу, без дед-лай­нов, для ду­ши. Тут как раз по­явил­ся Ин­тер­нет. И я на­тк­нул­ся на ли­те­ра­тур­ный кон­курс, ку­да я и ото­слал ру­ко­пись в но­ми­на­ции «Пе­ре­вод». Жю­ри, кста­ти, воз­глав­лял Бо­рис Стру­гац­кий. И ру­ко­пись вы­ст­ре­ли­ла. И вы­шла кни­га в из­да­тель­ст­ве «Аз­бу­ка», по­том её вы­ку­пи­ло из­да­тель­ст­во «Ам­фо­ра»…

– Как про­шла ва­ша пер­вая встре­ча с Ха­ру­ки Му­ра­ка­ми?

– Я очень вол­но­вал­ся, был тог­да очень мо­лод. Это был 2001 год. Мы уже тог­да вы­пу­с­ти­ли «Охо­ту на овец» и «Дэнс, дэнс, дэнс». И ес­ли в 1997–1998 го­дах кни­ги пло­хо шли, то по­том ин­те­рес к Му­ра­ка­ми рез­ко воз­рос, по­ш­ли хо­ро­шие про­да­жи. Мне по­зво­ни­ли из по­соль­ст­ва Япо­нии в Моск­ве и пред­ло­жи­ли оп­ла­тить не­дель­ную по­езд­ку в То­кио – взять ин­тер­вью у Ха­ру­ки Му­ра­ка­ми. Ин­тер­вью это, кста­ти, мож­но по­чи­тать в се­ти, я его на­звал «Не хо­чу ни­че­му при­над­ле­жать» – его фра­за. Он ока­зал­ся на удив­ле­ние че­ло­ве­ком роб­ким. Он прак­ти­че­с­ки не да­ёт ин­тер­вью у се­бя в Япо­нии.

– А лич­ное зна­ком­ст­во по­ме­ша­ло в даль­ней­шей ра­бо­те над пе­ре­во­да­ми его книг?

– Ско­рее по­мог­ло. Он очень вдум­чи­вый, его боль­ше ин­те­ре­су­ют мыс­ли лю­дей, чем ка­кое-то эф­фект­ное об­ще­ние на пуб­ли­ку. Ког­да я его звал в Рос­сию (а мы с ним съез­ди­ли на Са­ха­лин, от­ча­с­ти эта по­езд­ка на­шла ото­б­ра­же­ние в по­след­ней кни­ге). Он мне стал бо­лее по­ня­тен, мы на­шли об­щий язык.

– При­хо­дит­ся вам ино­гда до­бав­лять что-то от се­бя?

– Это очень тон­кий мо­мент. До­ко­ле это му­зы­ка, я её бу­ду иг­рать. Пред­ставь­те, что ка­кая-то му­зы­каль­ная ком­по­зи­ция на­пи­са­на для пи­а­ни­но, а её во­лею судь­бы нуж­но сы­г­рать на скрип­ке. Что-то по­плы­вёт, вер­но? Но ме­ло­дия всё рав­но со­хра­нит­ся. Как го­во­рит сам Му­ра­ка­ми, глав­ное, что­бы глаз бе­жал по строч­кам ров­но и не спо­ты­кал­ся. Ес­ли ра­ди это­го, то да, я мо­гу что-то не­мно­го из­ме­нить. Но это не долж­но ме­нять об­ще­го сти­ля про­из­ве­де­ния. Ведь да­же один и тот же анек­дот зву­чит на раз­ных язы­ках по-раз­но­му. Но ва­ша за­да­ча – что­бы все рас­сме­я­лись. Ес­ли у ме­ня воз­ни­ка­ют прин­ци­пи­аль­ные во­про­сы, я пи­шу в кон­то­ру Му­ра­ка­ми – на­пря­мую он ни с кем не об­ща­ет­ся – и уточ­няю. Но за всю ис­то­рию мо­ей ра­бо­ты над пе­ре­во­да­ми его книг я та­кой воз­мож­но­с­тью вос­поль­зо­вал­ся все­го три ра­за. В ос­таль­ном, как мне ка­жет­ся, я его чув­ст­вую, му­зы­ка иг­ра­ет.

– В на­ча­ле 2000-х го­дов Му­ра­ка­ми был очень по­пу­ля­рен, и к не­му мно­гие от­но­си­лись как к «мод­но­му» пи­са­те­лю…

– Мне очень ча­с­то при­хо­ди­лось бо­роть­ся с этим штам­пом мод­но­с­ти. Ему са­мо­му глу­бо­ко по ба­ра­ба­ну – мод­ный он или нет. Он про­сто бе­жит свою дис­тан­цию, и бе­жит че­ст­но. А то, что его ста­ви­ли в од­ну ли­нию с Дон­цо­вой… я ста­рал­ся на это не от­вле­кать­ся. У Му­ра­ка­ми есть своя ис­то­рия и в Япо­нии, и в дру­гих стра­нах. Дон­цо­ву, в кон­це кон­цов, на 38 язы­ков не пе­ре­во­дят.

– А чем обус­лов­лен про­стой язык этих книг?

– Это прин­ци­пи­аль­ная по­зи­ция. Я ро­дил­ся на Са­ха­ли­не, где не бы­ло ни­ка­ко­го вос­хи­ще­ния Япо­ни­ей. Я жил на са­мом краю Юж­но-Са­ха­лин­ска – ле­сок, соп­ки, а ес­ли не­мно­го отъ­е­хать – оке­ан, ко­то­рый при­но­сит с при­ли­вом буи и бу­тыл­ки с ие­рог­ли­фа­ми. И ты пре­крас­но зна­ешь, что твой од­но­класс­ник-япо­нец – та­кой же, как и все ос­таль­ные, не­смо­т­ря на то, что у не­го до­ма при­ня­то есть па­лоч­ка­ми… В ос­таль­ной Рос­сии япон­цы вос­при­ни­ма­лись чуть ли не как мар­си­а­не. Нам же про­сто бы­ло вос­при­ни­мать их не­по­сред­ст­вен­но, как обыч­ных нор­маль­ных лю­дей. Ког­да с япон­ца­ми по­раз­гру­жа­ешь брёв­на в пор­ту, то уви­дишь, что они и ма­те­рят­ся так же, и сме­ют­ся так же, а ес­ли бе­да – то и пла­чут так же, то уже не по­лу­ча­ет­ся их ро­ман­ти­зи­ро­вать.

Мо­жет быть, я чуть-чуть пе­ре­ста­рал­ся, ес­ли вы спра­ши­ва­е­те. Но нуж­но знать осо­бен­но­с­ти япон­ско­го язы­ка, что­бы по­нять. На­при­мер, ме­ня спра­ши­ва­ют, по­че­му в тек­с­те так мно­го ти­ре. По­то­му что в япон­ском очень мно­го ин­то­на­ци­он­ных мо­мен­тов, как, на­при­мер, у Горь­ко­го: «Мо­ре – сме­я­лось». Этот ин­то­на­ци­он­ный про­вис, ко­неч­но, мож­но за­пол­нять лиш­ни­ми сло­ва­ми, но за­чем? Я хо­чу по­ка­зать, что кра­си­во – не обя­за­тель­но слож­но. Те же хок­ку, тан­ку – все­го три строч­ки, а по­яв­ля­ет­ся це­лая кар­тин­ка.

– Вы пла­ни­ру­е­те и даль­ше пе­ре­во­дить ро­ма­ны Му­ра­ка­ми?

– Ес­ли жизнь поз­во­лит, я хо­тел бы на­пи­сать свои ка­кие-то круп­ные ве­щи. По­ка у ме­ня по­лу­ча­лись толь­ко не­боль­шие по­ве­с­ти и рас­сказ о том, как я жил в Япо­нии, «Си­ла тру­па», он есть в се­ти и вы­хо­дил в «Экс­мо» в книж­ке «Ко­ро-ко­ро». Ко­неч­но, ес­ли он бу­дет пи­сать ещё, я бу­ду пе­ре­во­дить. Я се­бя срав­ни­ваю ско­рее с ис­пол­ни­те­лем. Мне уже 40 стук­ну­ло, и даль­ше по­бе­жа­ло. Мне не хо­чет­ся ни­че­го вы­ду­мы­вать. Взять бы что-ни­будь хо­ро­шее и пе­ре­ве­с­ти, что­бы мо­им дру­зь­ям, род­ным и близ­ким по­нра­ви­лось.

– Мо­жет, на­ста­ла по­ра съез­дить ещё раз в Япо­нию и в ме­ст­ном книж­ном най­ти ещё од­но­го яр­ко­го, ин­те­рес­но­го Рос­сии ав­то­ра?

– Та­кие ав­то­ры встре­ча­ют­ся раз в 20 лет. Я очень вни­ма­тель­но сле­жу. По­ка ни­че­го та­ко­го нет. Но я те­реб­лю зна­ко­мых ки­та­и­с­тов – на­де­юсь, они пред­ло­жат что-то ин­те­рес­ное.

Записала Любовь ГОРДЕЕВА
http://www.litrossia.ru/2012/37/07390.html