...оттого моя душа – 
территория печали. 
 
Валентин Нервин
 
Открываю книжку   Валентина Нервина «ИЗБРАННАЯ ЛИРИКА». В ней собраны лучшие стихи поэта. Стихи разные по форме — от классического катрена до тонического стиха. Но больше всего поэт тяготеет к короткому стиху в двенадцать или восемь строчек, спаянных так тесно, что ни убавить и ни прибавить ничего нельзя, да и не нужно. Темы представлены в сборнике разные — вечные. О себе и своем месте в поэзии. О любви к женщине и Родине. О Воронеже — этой своеобразной литературной Мекке, - который  вскормил своей красотой, историей и культурой не одно поколение писателей и поэтов. Давайте остановимся на главных, по моему мнению, понятиях, исследуемых автором своим особым поэтическим инструментом — словом.
 
Муза. Муза-любовница — это счастье  и большая удача для поэта. С нею он проводит самые сокровенно тайные ночи, наполненные сладостью точно найденного слова, пойманной за радужный хвост мысли или нестерпимой мукой ускользающего образа.
 
Как по молодости, помнится, 
подфартило дураку: 
стала Муза мне любовницей, 
прилетала по звонку. 
Выметала все дебелые 
пересуды за порог, 
а потом – от страсти белые – 
крылья били в потолок! 
Интересно получается: 
времени наперекор, 
штукатурка осыпается 
до сих пор. 
 
Но похоже, что   ветреный поэт ищет  Музу и в женщине-любовнице, и в  случайно увиденной весталке, морской подвыпившей   нимфе, и в актрисе, только изображающей любовь. И все же, все же... Женщина для поэта — это часть не только его плотской жизни, но и, как ни парадоксально, духовного напряженного бытия. 
 
Что приуныла, дурочка, 
невесело со мной? 
Я знаю, что невесело, 
но вопрошаю в лоб:
Ты думала, поэзия –
так значит, жизнь взахлеб?  - и поэтому легко отпускает несостоявшуюся Музу, наполненную романтическими заблуждениями или слишком назойливыми меркантильными требованиями.
 Образы поэта часто жесткие и предельно реалистичные, но...   посмотрите, в  двух последних строчках звучит такая грусть, такая высокая печаль, что читатель «прощает» автору сравнение любовных отношений со злым граненым стаканом, наполненным чистым спиртом:
 
За душой – не копеечный флирт, 
не пустая вода из-под крана, 
а живой, неразбавленный спирт 
из граненого злого стакана. 
Разлетаемся… Et cetera, 
по закону всемирной печали. 
Не о том ли сегодня с утра 
перелетные птицы кричали? 
 
Но ведь лирический герой  В. Нервина — это настоящий поэт, способный «подняться под небеса»  и в поэзии, и в любви, отогреть своей любовью замерзшую женщину, не требуя  взамен ничего:
 
Женщина, забытая зимой, 
ставшая чужой и нелюбимой, 
кажется потом себе самой 
вечной мерзлотой неистребимой. 
А всего и надо: приласкать, 
утереть нечаянные слезы 
и поочередно извлекать 
старые сердечные занозы. 
Отпускаю душу по волне 
женского оттаявшего взгляда, 
и за это – ради Бога! – мне 
даже благодарности не надо. 
 
Грусть философа-поэта часто звучит в строчках, вызывая пронзительное чувство со-переживания, со-понимания, и даже со-причастности. Ощущение зрелости и наступающей старости — времени потерь  друзей, расставаний навечно  с родными и любимыми — лейтмотив многих его стихов.
 
Давай попрощаемся у поворота,
ведущего по лабиринту зимы, 
как люди, стоящие вполоборота
на пересечении света и тьмы. 
 
Поэт осознает свою избранность — и это вполне обоснованно. Он верит в Бога, в Его великий замысел и промысел, поэтому и обладает  галактическим зрением, способностью  увидеть со стороны Землю-шар:
 
…И на кого же, спрашивается, пенять, 
если не все бессмертны, по крайней мере?
.. Я не могу постичь, но могу понять: 
каждому воздается по высшей вере. 
Где-нибудь за терриконами наших дней,
 за рубежом галактического кошмара 
вера неистребима, и перед ней 
время имеет форму Земного шара. 
 
Листая  книжку «ИЗБРАННАЯ ЛИРИКА»  воронежского поэта Валентина Нервина,  сразу попадаешь в мир привычных образов пространства : Кожевенный кордон — роскошные леса с заповедной речкой Усманкой, левый и правый берег Воронежа, русский город с экзотическим названием Георгиу-Деж, кафе «Улыбка» - пристанище философствующих пьяниц, закоулки Брикманского сада, хранящие аромат первых поцелуев, склон к реке, вымощенный старинной брусчаткой, станция Отрожка...
Но самое главное, Воронеж для Валентина Нервина, как и для знаменитого воронежского поэта Анатолия Жигулина, - это и Родина и любовь.Воронеж с его корабельной историей и колоколами, с его Платоновым, Буниным и ссыльным Мандельштамом:
 
 Корабельный, колокольный, 
тайну времени храня, 
этот город своевольный
приворонежил меня. 
От платоновского слова 
отражаются в реке 
переулочки былого 
с будущим накоротке. 
И шагаю рядом с теми, 
для которых я живу, 
и воронежское время 
понимаю наяву (Воронежское время).
 
Со временем у поэта особые отношения. Он живет, растворяясь в нем и чувствуя его каждой жилкой своей плоти и каждым обертоном своей души. Он понимает его текучесть, непредсказуемость и непознаваемую глубину. Поэтому так увлекательно наблюдать, какие 
метаморфозы происходят с поэтическим временем Валентина Нервина:
 
Немного терпения, и на роду 
запишется дата, когда 
я брошу в текучее время звезду, 
чтоб снова вернуться сюда. 
 
Душа. Это исследование не сущего, а эфемерного — тонкого,  ускользающего, но здесь поэту в помощь Бог. Он открывает его поэтическое зрение, позволяя удивлять нас, сирых и обыкновенных людей, такими неожиданными образами, что порой охватывает священная жуть перед этим непостижимым: 
 
Вон рыбачок у причала шаманит, 
я подойду, за спиной постою; 
он обернется и запросто глянет 
с облака в самую душу мою. 
 
Душа поэта свободна и нам, читателям, дает это чувство полета в иные галактики или в миры сновидений:
Самой себе наперерез, 
по Млечному Пути, 
лети, душа, домой с небес, 
долой с небес лети. 
Как птица об одном крыле, 
как ангел с бодуна – 
душа, летящая к Земле, 
без оптики видна. 
Располагайся, а потом 
увидишь, каково 
пропащему вернуться в дом 
и не узнать его. 
 
Валентин Нервин — ироничный человек, и самоирония — частая гостья в его стихах. Наверное, поэтому в его строчках нет пафоса, а, напротив, высокое всегда уравновешивается низким — знакомыми словечками, грубоватым жаргоном, «смачными оборотами». Но это не игра. Это способ поэтического осмысления  мира и его выражения.  Судите сами: перед нами — яркая развернутая метафора «жизни-одноколейки». Сколько знакомых расхожих фраз, искаженных слов! А потом — поэтическая высота и философская глубина.
 
Эта жизнь – одноколейка: 
развернуться не дано. 
Ни повтора, ни ремейка 
на дурацкое кино.
 Правда, мы не в Голливуде, 
потому что не у дел, 
и кина тебе не будет, если кинщик заболел. 
значит, надо постараться, 
чтобы горе не беда, 
чтобы вовремя добраться 
к пункту Б из пункта А. 
И маячат как попало 
телеграфные столбы 
да загадочные шпалы 
по периметру судьбы. 
 
Завершить свой литературно-критический обзор я хочу стихотворением,  в котором, на мой взгляд, счастливо соединились отточенная форма восьмистишья и сконцентрированный смысл — ни одной лишней строки, ни одного лишнего слова. Все доведено до совершенства, где главное внимание — мысли поэта. А она такова: 
 
Живу, не прячась, а над Летой 
уже горит моя свеча. 
Когда уйду из жизни этой, 
не поминайте сгоряча. 
Не говорю, что понял много 
и с веком был накоротке, 
но я не меч в деснице Бога, 
а лишь свеча в его руке. 
 
Свое предназначение поэт видит в том, чтобы помогать людям освещать их жизненный путь, будучи свечой в руке Бога. Он не выпячивает свои достижения, но мы-то понимаем, что его поэтический талант имеет внушительные размеры, а глубину постижения мира, явленную в стихах, может оценить далеко не каждый читатель. И это только кажется, что мир Валентина Нервина нам знаком и привычен. 
 
Сандлер Людмила Леонидовна,
доцент кафедры электронных СМИ 
и речевой коммуникации
факультета журналистики 
Воронежского государственного университета